Читать интересную книгу Мы, боги - Бернар Вербер

Я закрываю глаза. Слушаю свое сердце, делающее…

15. ПОСЕТИТЕЛЬ

…Тук, тук.

Я подскакиваю. Опять сморкмуха? Поскольку стук повторяется, я встаю, чтобы прогнать ее. Одной рукой оборачиваю бедра полотенцем, другой хватаю щетку-чесалку для спины и, вооруженный таким образом, открываю дверь.

Но за дверью я обнаруживаю не химеру. Передо мной, улыбаясь, стоит Эдмонд Уэллс, мой наставник по ангелизму.

– Ты сказал «до свидания».

Я бормочу:

– Вы ведь ответили «прощай».

– Именно так. Адье, значит «у богов». Сдается мне, вот мы и у них.

Мы сжимаем друг друга в объятиях.

Я отодвигаюсь, чтобы впустить его внутрь. В гостиной Эдмонд Уэллс усаживается на красный диван и, как обычно без предисловий, спешит сообщить:

– Этот курс необычно большой. В прошлом «им» не хватало учеников, так что на этот раз «они» получат достаточно. Мне «они» тоже разрешили участвовать.

Загадочное выражение, заостренные уши и треугольный овал лица: Уэллс совершенно не изменился. Он по-прежнему производит на меня неизгладимое впечатление. В последней человеческой оболочке он был энтомологом, изучавшим муравьев. Но его любимым занятием было собирать знания и создавать мосты между существами, априори неспособными общаться друг с другом. Муравьи и люди, ангелы и смертные.

– Моя вилла недалеко от твоей, улица Олив, номер 142 851, – говорит он, как будто мы соседи на курорте, пока я натягиваю тунику, тогу и надеваю сандалии.

Он обращается ко мне на «ты», а я, неспособный на фамильярность по отношению к учителю, на «вы». Я шепчу:

– Здесь происходят странные вещи. На пляже, сразу по прибытии, я встретил Жюля Верна. Он умер практически у меня на руках. На боку был дымящийся ожог. Убийство. А Дионис мне сказал, что у него были проблемы, поскольку он слишком рано приехал и оказался слишком… любопытным.

– Жюль Верн всегда был первым, – соглашается Эдмонд Уэллс, не удивленный этим загадочным преступлением, так же как Дионис.

– Он лишь успел посоветовать мне ни в коем случае не ходить на Олимп. Как будто увидел там что-то ужасное.

Лицо Эдмонда Уэллса принимает сомневающееся выражение, в то время как наши взгляды устремляются к окну, через которое видна гора, по-прежнему окутанная облаками. Я настаиваю:

– Все здесь очень странно.

– Скажи лучше «удивительно».

– А эти книги? Все страницы пустые.

Наставник улыбается:

– Значит, их предстоит заполнить нам. Я смогу продолжить свое творение – «Энциклопедию относительного и абсолютного знания». И там уже будет информация не о людях или животных, и даже не об ангелах, а о богах.

Из сумки, которую он носит на ремне через плечо, Уэллс достает книгу, похожую на те, что стоят у меня на полках, только она уже несколько потрепана.

Он ласково гладит корешок.

– Теперь все, что мы переживем, не будет потеряно. По памяти я записал фрагменты текстов, которые считал наиболее важными, и дополню их всем тем, что мы здесь обнаружим.

– Но почему вы…

– Ты можешь обращаться ко мне на ты. Теперь я больше не твой учитель. Я такой же бог-ученик, как и ты. Равный тебе.

– Но почему ты… Нет, извиняюсь, я предпочитаю обращаться на «вы»… Почему вы продолжаете этот поиск знаний?

Он удивлен, что мне не удается изменить наши отношения, однако не настаивает.

– Возможно потому, что в детстве меня преследовала навязчивая мысль, будто я ничего не знаю. Настоящий психоз. Однажды преподаватель сказал мне, когда я не смог выучить стихотворение наизусть: «Ты пустой». С тех пор я хочу наполнить себя. Не стихами, а информацией. В 13 лет я начал составлять толстые тетради, заполненные изображениями, научной информацией и собственными размышлениями. (При этом упоминании он улыбается.) Я вырезал из газет фотографии обнаженных актрис и приклеивал их вперемежку с математическими формулами. Чтобы придать себе желания вновь открыть тетрадь. Я никогда не переставал заполнять ее. Как ты знаешь, даже когда я был в Империи ангелов, я хотел продолжать этот проект энциклопедии, воодушевив одного смертного. Это чуть было не привело меня к катастрофе. Здесь я смогу продолжить свои поиски относительного и абсолютного знания.

– Пятый том энциклопедии?

– Пятый официальный том, но я написал еще несколько «полуофициальных», которые спрятаны в различных местах.

– Энциклопедии относительного и абсолютного знания спрятаны на Земле?

– Конечно. Мои маленькие сокровища, которые предстоит найти позднее тем, у кого хватит терпения их искать. Но пока что я начал этот том.

Я смотрю на книгу. На обложке Эдмонд Уэллс вывел красивым каллиграфическим почерком: ЭНЦИКЛОПЕДИЯ ОТНОСИТЕЛЬНОГО И АБСОЛЮТНОГО ЗНАНИЯ, ТОМ V.

Он протягивает мне свое произведение.

– …Я написал его потому, что благодаря различным случайным встречам получил от многих людей массу знаний. Но когда я хотел вновь передать их людям, чтобы знания продолжали жить, я обнаружил, что мало кого интересует такой подарок. Дарить можно только тем, кто готов принять. Тогда я решил дать его всем в виде рукописи, как будто бросил бутылку с посланием в море. Пусть его получат те, кто способны оценить, даже если я их никогда не встречу.

Я открываю книгу. Она начинается с главы, озаглавленной «В начале». Потом идет «Неизвестность», «А если бы мы были одни во Вселенной», «Небесный Иерусалим»… Последняя называется «Символика цифр».

– Опять? Вы ведь уже писали про это в четырех предыдущих томах.

Энциклопедиста это не смущает.

– Это ключ ко всему. Символика цифр. Я должен повторять и дополнять ее, поскольку она является самым простым путем к пониманию смысла эволюции Вселенной. Вспомни, Мишель…

16. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: СИМВОЛИКА ЦИФР

Сознание развивается в соответствии с символикой цифр, которые были изобретены три тысячи лет назад индийцами.

Изогнутая линия означает любовь.

Крест означает испытание.

Горизонтальная линия указывает на привязанность.

Рассмотрим изображения цифр.

«1». Минерал. Простая вертикальная черта. Ни привязанности, ни любви, ни испытания. У минерала нет сознания. Он просто здесь, первая стадия материи.

«2». Растение. Над горизонтальной линией находится кривая. Растение привязано к земле горизонтальной чертой, символизирующей корни, которые не дают ему двигаться. Оно любит небо и выставляет в него листья и цветы, чтобы получить свет.

«3». Животное. Две изогнутых линии. Животное любит землю и любит небо, но не привязано ни к тому, ни к другому. У него есть лишь эмоции. Страх, желание… Две кривых – это два рта. Тот, который кусает, и тот, который хватает.

«4». Человек. Крест. Он на перепутье между «3» и «5». «4» – это момент испытания. Либо он будет развиваться и станет мудрецом, «5», либо вернется на свой животный уровень «3».

«5». Человек сознательный. Это перевернутое «2». Он привязан к небу горизонтальной линией сверху и любит землю нижней кривой линией. Это мудрец. Он превзошел свою животную природу. Он отстранился от событий, и его реакции больше не инстинктивны или эмоциональны. Он победил свой страх и свои желания. Он любит свою планету и своих соплеменников, продолжая наблюдать за ними с расстояния.

«6» Ангел. Просветленная душа освобождена от необходимости возрождаться во плоти. Она вышла из цикла реинкарнаций и стала чистым духом, который больше не чувствует боли и лишен материальных потребностей. Ангел – это кривая любви, чистая спираль, исходящая из сердца, спускающаяся к земле, чтобы помочь людям, и завершающаяся наверху, чтобы достичь еще высшего уровня.

«7». Бог. Или, по крайней мере, «бог-ученик». Ангел по мере своего развития достигает более высокого уровня. Как и «5», он имеет прямую линию, притягивающую его наверх. Но вместо кривой линии любви к земле, у него прямая линия. Он воздействует на нижний мир. «7» – это еще и крест, как перевернутое «4». Таким образом, это испытание, это перекресток. Он должен преуспеть в чем-то, чтобы продолжать развиваться.

Эдмонд Уэллс,

«Энциклопедия относительного

и абсолютного знания», том 5

17. ПЕРВЫЙ ПРАЗДНИК В АМФИТЕАТРЕ

А что же находится выше, «8»?

Бьют часы. Три длинных удара. Мы спешим на центральную плошадь с древней яблоней. Перед нами идут другие боги-ученики в таких же белых тогах. Здесь есть люди самых разных возрастов, появившиеся в том обличье, какое они имели во время последнего пребывания на Земле. Мы разглядываем друг друга, удивленные, что нас так много, стараемся угадать, что в нас может быть такого выдающегося, что мы удостоились чести оказаться здесь.

Жестами молодая девушка в шафранно-желтой тоге приглашает нас занять место в очереди.

– Это ора[5], – шепчет Эдмонд Уэллс.