Читать интересную книгу Бледно-серая шкура виновного - Джон Макдональд

В этот час в обширном голубом стеклянном зале, вознесенном высоко в воздух, коктейльный бизнес шел еще ни шатко ни валко, за тихой элегантной стойкой бара маячила знакомая физиономия бармена, который помнил мой любимый напиток и весьма этим гордился, так что мы уселись, заказали по стаканчику, с уважительным молчаливым вниманием следя за искусной работой. Два вместительных старомодных стакана поставлены бок о бок, на две трети заполнены мелким льдом. В каждый налита щедрая порция сухого шерри. Сперва на один, а потом на другой стакан лег фильтр, через который мастер изящным движением кисти выплеснул шерри, после чего залил лед доверху джином «Плимут», протер ободки стаканов лимонной коркой, капнул на коктейль сверху несколько плавучих бусинок цитрусового масла, выбросил корку, с легким поклоном подал нам напитки и, сияя улыбкой, объявил:

— Два «Макги».

— Спасибо, Гарольд, — поблагодарил я. Возникли два новых клиента, бармен отошел; Пусс подняла свой стакан, чокнулась со мной.

— Мгновенный напиток, — изрекла она. — Мгновенная глупость, мгновенное принуждение, мгновенное согласие. Что касается меня, я просто на мгновение онемела от предвкушения удовольствия. Ну, за летающих перепелочек!

— За кого?

— За стюардесс! Что-то ты туго сегодня соображаешь, любовь моя. То и дело не врубаешься.

— Исключительно потому, что смотрю на тебя. При этом я плохо слышу.

И тут, случайно взглянув мимо нее, я увидел за столиком на двоих у стены Таша Бэннона. Сгорбив могучие плечи, он наклонялся к девушке с застывшим лицом, сидевшей напротив. У нее были длинные прямые каштановые волосы, надутые губки, бесстрастное личико. Казалось, она задумчиво и внимательно его слушает, прикусив очень пухлую нижнюю губу, прикрывая глаза и медленно покачивая головой, как бы твердя бесконечное «нет».

Совсем не тот случай, чтобы легким шагом приблизиться к старому другу, хлопнуть его по плечу и осведомиться, как поживает Джанин. Они вели личную беседу, до такой степени личную и напряженную, что их словно бы окружал почти очевидный колпак из тончайшего стекла.

— Знаешь их? — спросила Пусс.

— Только его.

— Я бы сказала, что он собирается бастовать. Теряет выдержку. Торговать нынче трудно, и девочки нервничают.

— Привет! — сказала Барни Бейкер, поставила саквояж на пол и взобралась на высокий стул справа от меня.

— На ней была бледно-зеленая блузочка без рукавов с высоким воротом, короткая юбка, тоже зеленая, но потемнее, в проколотых ушах болтались маленькие золотые колечки. Она пожелала выпить бурбон. Пусс подалась вперед и проговорила через меня:

— Господи, что на свете может быть прекраснее, восхитительней и романтичнее перелетов из одного восхитительного и романтичного места в другое! Клянусь, вот это настоящая жизнь. Потрясающие пилоты, загадочные путешественники, разъезжающие по всему миру, и все такое. Наверно, вы понимаете, Барни, до чего мы, земные женщины, вам завидуем.

Барни всего на миг едва заметно прищурилась. Наклонившись, она, слегка задыхаясь, прощебетала:

— О да! Сбылись мои мечты, мисс Киллиан, — летать в прелестнейшие места на земле. — Она вздохнула, качнув хорошенькой головкой. — Только, по-моему, так… неестественно пользоваться самолетом, правда? Просто на моей метелочке не удается подняться выше верхушек деревьев. Вам везет больше?

— Думаю, вся разница в том, таскать с собой распроклятого кота или нет, — невозмутимо ответила Пусс. — А еще — надевать ли дурацкую шляпу и длинные юбки.

— Нелегко любоваться лунным светом, когда все время приходится бормотать жуткую ерунду, как по-вашему? — продолжала Барни.

Позади меня возник Таш:

— Трев, можно с тобой минутку поговорить? Он повернулся и отошел, прежде чем я успел его представить. Девочки не обратили на это внимания. Я извинился и пошел за Ташем. Барни Бейкер пересела на мой стул. Когда я выходил в коридор, а стеклянная дверь еще не закрылась, до меня долетел контральтовый, отрывистый и самый искренний смех Пусс, на фоне которого контрапунктом звучал серебристый, но все же земной смешок Барни. Поножовщина между женщинами может испортить веселье, поэтому было приятно удостовериться, что эта пара отлично поладит.

Я проследовал за Ташем мимо лифтов в пустой мужской туалет.

— Я подошел бы поздороваться, но ты был с подружкой.

— С подружкой! Кому нужны такие подружки! Она улетела. Слушай, у меня мало времени. Я оставил Джан одну с ребятишками на три дня и хочу вернуться. Год назад она объявила, что все складывается в ясную картину, и мы должны убраться, а я не поверил. Ладно. Теперь верю. Там заключаются деловые сделки. Земельные сделки. А мы торчим на дороге.

Он был таким же большим, но лицо как-то странно усохло. Крупные руки дрожали. Взгляд растерянный, как у очкариков, снявших очки.

Таш с усилием рассмеялся:

— Я думал, кому-то понадобилась моя пристань. Поэтому потратил деньги, которые не мог тратить, и нанял местного адвоката, посмотреть, чего он раскопает. Молодой парень. Стив Бессекер. По-моему, единственный адвокат в Саннидейле, который не испугался. Рассказал ему обо всем, что на меня навалилось, он согласился, что это не совпадение, и начал разнюхивать. Никому не нужна моя пристань, Трев. Им нужен единый кусок в четыреста восемьдесят акров. А мои десять акров прямо в центре всего этого необходимого им прибрежного участка.

— Кому «им»?

— С момента появления «Тек-Текса» на той стороне реки весь этот участок объявлен промышленной зоной. Кругом натыканы крупные объявления, абсолютно официальные и законные. Они собираются углубить реку и канал, чтобы по фарватеру могли проходить баржи. Сюда явно хочет пробраться какая-то крупная корпорация и выкладывает за землю круглые суммы.

— Кто скупает участки?

— Пятьдесят акров прямо позади меня принадлежат местному агенту по недвижимости Простону Ла Франсу. Бессекер выяснил, что Ла Франс заключил опцион[9] на двести акров к востоку от меня по двести долларов за акр. Их владелец — старик Ди Джей Карби, старожил. С другой стороны от меня, на западе, двести двадцать акров находятся в собственности некой «Саутвей лэндс инкорпорейтед». Бессекер выяснил, что это одно из предприятий Гэри Санто. Знаешь его?

— Слышал. Как любой другой в Южной Флориде.

Несколько лет назад Санто был эффектным юным сообразительным ловкачом с налетом позолоты. Теперь он был не столь юным сообразительным ловкачом, который загадочным образом маячил за кулисами многих событий под прикрытием тайны и денег. В Майами это имя имело привкус пентхаусов, нефтепроводов, южноамериканских партнеров по играм, слияний и поглощений компаний, личных самолетов, широко рекламируемых пожертвований в пользу местных инициатив в области искусства и культуры.

— Не знаю, что именно связывает Санто с Престоном Ла Франсом, Трев. Может, Ла Франс просто действует как агент Санто. Может, это совместное предприятие. До Бессекера дошел слух, что полтора года назад по участку рыскали эксперты, выбиравшие для завода место, и рекомендовали хотевшей заполучить его крупной компании дойти аж до восьмисот тысяч! По тыще семьсот долларов за акр. Примерно в то время, когда я про это узнал, возник один старый приятель и объявил, что ему очень не хочется, но ничего не поделаешь, придется забрать у меня плавучие дома. Я еще оставался за них должен. По его словам, один из администраторов округа Шавана, мистер П. К. Хаззард по прозвищу Монах Хаззард, намекнул, что, забрав у меня суда, мой приятель получит предпочтение при установлении зонального тарифа. А когда я рассказал об этом Бессекеру, тот заметил, что Монах Хаззард — шурин Престона Ла Франса, а доказать ничего невозможно. Бессекер вел себя странно. Сказал, что наваливается куча дел, и он больше не обещает уделять мне время. По-моему, они его тоже достали. Ему ведь тут жить.

— Все мы люди, — изрек я.

Он уставился на рулон бумажных полотенец, встряхнул головой:

— Ты же знаешь мою манеру, Трев. Не люблю ходить вокруг да около. Лучше прямо вступить в схватку. Я пару раз видел Хаззарда на тех открытых слушаниях, где они поднесли мне пилюлю, например насчет сноса моста, но не разговаривал с ним. Ну, попробовал договориться о встрече, а он начал тянуть резину, и в конце концов я прихватил с собой Джан, мы уселись у его офиса, пока он нас, наконец, не заметил. Такой маленький, шея длинная, голова круглая, с большими выпученными глазами за толстыми стеклами очков. Морда как у обезьяны, голос скрипучий. Я сказал, что мы граждане, налогоплательщики, землевладельцы, он — официальное должностное лицо, нравственный и моральный долг обязывает его не позволять использовать государственную машину для того, чтобы я обанкротился, а его шурин заработал несколько баксов. Знаешь, что такое унижение, Трев?

— То и дело испытываю понемножку.