Читать интересную книгу Добро пожаловать или Посторонним вход воспрещен! - Илья Нусинов

После двух или трех неудачных попыток войти в крапиву Шарафутдинов, обмотав трусами руку, сорвал пучок крапивы, подошел к стоящему в стороне Стасику и сказал:

— Знаешь, у меня что-то героизма не хватает. Вали, похлестай меня. Только чтоб не бить. Чтоб стрекать. А сам-то ты чего не лезешь?

— Давай, давай! Не разговаривай! — строго сказал Стасик и принялся хлестать Шарафутдинова.

— Проступает? — спросил Шарафутдинов, безуспешно пытаясь увидать свою спину. Слезы текли из его глаз, но он крепился.

— Дело мастера боится! — радостно ответил Стасик.

— Погоди, — взмолился Шарафутдинов. — Я сейчас в зеркало взгляну. — И бросился к осинке.

Ни зеркала, ни обложки «Советского экрана» на траве не было.

— Братва, — хриплым голосом сказал Шарафутдинов. — Нам конец! Митрофанушка-то возвращалась. Значит, она все видела.

Все испуганно взглянули на него, подошли к осинке и принялись ногами разгребать траву. Зеркала не было.

…А за кустиками мелькнули знакомые тоненькие ножки в сандаликах.

* * *

На линейке Дынин размечал места участников завтрашнего карнавала. Гусь ходил за ним с ведерком краски и кистью.

— Здесь будут родители и гости, — указал Дынин, и Гусь отчертил на земле линию.

— А пусть они на земле сидят, — предложила Валя. — Там тень и удобнее.

— Подумаем, — сказал Дынин. — Здесь зона аттракционов, — продолжал он.

— Бег в мешках? — спросила длинноногая вожатая.

— Мхм, — подтвердил Дынин. — От той плевательницы до фонаря. Ответственная — ты.

— Давайте лучше эстафету, — сказала Валя. — Комбинированную. Первый этап на ходулях, потом с прыгалками, потом… по-лягушачьи скакать… Да мало ли!

— Комбинированную? — переспросил Дынин и похлопал себя по затылку. — Подумаем. Значит, так: здесь мячи кидаем, здесь кольца кидаем, здесь петлей на удочке кегли ловим…

* * *

Одновременно в пяти местах раздвинулись кустики, и на песок аллеи выползла четверка остреканных и Стасик. Выползли и раскинулись на земле в картинно-печальных позах: Марат — ничком, Димка — навзничь, Венька — обхватив голову руками, а Шарафутдинов сел на песочек, прислонившись к столбу с репродуктором, и бессильно уронил подбородок на грудь. Что до Стасика Никитина, то он удобно улегся на зеленый бордюр дорожки, предусмотрительно уткнув голову в кучу состриженной с клумб травы.

— Стаська, зараза, — шипел Венька, поглядывая на Стасика через длинные ресницы. — Вставай! Ты же нестреканный.

— Ничего, — ответил Стасик. — И так сойдет. За одного нестреканного двух стреканных дают.

Маленькие девочки, которые шли поливать клумбы, остановились возле поверженных и, расплескивая воду из леечек, помчались со всех ног к изолятору.

Миг — и с крыльца сбежала докторша. Высоко поднимая толстые колени, она поскакала к распростертым на земле мальчикам, подняла майку у одного, всплеснула руками, кинулась к другому — подняла майку, всплеснула… к третьему, потом к четвертому. Стасик майку задирать не дал: он не любил щекотки.

И вот из изолятора выскочили две санитарки с носилками. Как ветер, промчались они по аллейке, подхватили Шарафутдинова, кинулись обратно и снова бегут с пустыми носилками поднимать Димку, а затем Марата и Веньку.

Но когда санитарки нагнулись, чтобы забрать Веньку, Стасик встал, качающейся походкой подошел к носилкам и ничком рухнул на них. Санитарки, подтащившие Веньку к носилкам, к своему немалому удивлению обнаружили, что носилки уже заняты. Они бережно опустили мальчика на землю и, подняв носилки со Стасиком, поволокли его в изолятор. Венька поплелся следом.

* * *

На линейке шла репетиция парада-карнавала. Дынин стоял на трибуне. Валя стояла рядом, держа в руках пачку соединенных скрепкой листков папиросной бумаги, и читала вслух:

— «Методразработка костюмированного парада…»

— К делу, к делу, — нетерпеливо сказал Дынин.

Валя перевернула страницу.

— «Руководитель… — прочла она и бросила иронически ангельский взгляд на Дынина, — …объявляет…».

— Что объявляет?

— Тут стерлось, — сказала Валя.

— Давай сюда, — протянул руку Дынин.

— Инструкция старая, — сказала Валя, подавая Дынину листки.

— Старая, — согласился Дынин. — Но никем не отмененная, между прочим. «Руководитель объявляет, — прочел он: — «Внимание! Начинаем парад карнавал». — И, подняв голову, уже другим тоном торжественно произнес: — Внимание! Начинаем парад-карнавал!

Гусь, подражая духовому оркестру, запел марш.

— «Дети в карнавальных костюмах организованно выходят на площадку», — прочел Дынин и скомандовал: — Шагом марш!

Длинноногая вожатая чарльстонным шагом пошла мимо трибуны.

— А по-серьезному нельзя? — строго одернул ее Дынин.

Длинноногая обиделась и пошла по-серьезному.

Нога Дынина отбивала такт. Доски трибуны поскрипывали, на Костю, прильнувшего к щели и наблюдавшего за репетицией, сыпался песок.

* * *

Все пять кроватей изолятора заняты. Все пять больных бредят. Растерянная медсестра мечется от одной кровати к другой, подтыкает поминутно сползающие одеяла, подправляет поминутно соскальзывающие на подушки пузыри со льдом.

— Мама… Бабушка… Дедушка… — шепчет Шарафутдинов.

— Я — Восток-7, я — Восток-7, сообщаю всем, сообщаю всем… — бредит Венька под рифму.

— Я — Космос. Я — Космос, — вторит ему Димка и вдруг лает: — Гав!.. Гав!.. Гав!..

— Дедушка… Прадедушка… Прабабушка… — зовет Шарафутдинов.

— Скажи-ка, няня, — еле слышно сказал Марат, и санитарка поспешно склонилась над ним, — ведь недаром Москва, спаленная пожаром…

— Бедненькие, как мучаются, — вздохнула санитарка.

* * *

— Здесь зрители аплодируют, — говорит на трибуне Дынин. — Аплодируют, аплодируют… Кончили аплодировать. Прочертите линию, через которую нельзя заходить, — распорядился он.

Гусь прочертил на земле линию.

— А может, они по одному будут появляться, — предложила Валя. — И каждый что-нибудь такое сделает…

— Они сделают, — возразила длинноногая. — На всю жизнь закаешься.

— Давайте без отсебятины, — строго сказал Дынин. — Дальше. (Читает.) «Парад, стой», — командует руководитель, и все останавливаются». — И, скомандовав сам: — Парад, стой! — с силой топнул ногой.

Песок посыпался так, что Косте пришлось прикрыть голову газетой.

— Отменить родительский день!.. — услышал он крик докторши и прильнул к щели.

— Пять обмороков! — кричала докторша, выбегая на площадку. — Четыре с сыпью!.. Третий отряд!.. Инфекция!.. Интоксикация!.. Карантин!.. — выкрикивала она, как заклинание.

— А Митрофанова? — спросил Дынин.

— Пока здорова. Все пять случаев — мальчики.

Ноги Дынина загрохотали по ступенькам трибуны.

* * *

— Я — метеор, я — болид, у меня живот болит, — продолжал свой астральный бред Венька.

— Костя Иночкин, ты здесь? — на одной ноте произносил Стасик. — Здесь!.. А где ты?..

— Гав! Гав! — раздался предостерегающий лай Димки.

— Неподалеку!.. — продолжал Стасик. — В темноте.

— Сижу за решеткой в темнице сырой… — заглушая его, стал декламировать Марат. — В темнице!.. В темнице!.. В темнице!..

— Гав! Гав! Гав!..

Но Стасик не унимался:

— Над трибуной — флаг, под трибуной…

— Гав! Гав! Гав!..

— В темнице! В темнице! В темнице!..

— Нянечка, — растерянно сказала сестра. — Может, им что-нибудь вспрыснуть?

Ребята замолкли, со страхом ожидая ответа.

— Без укола не останутся, — обнадежила санитарка. — Доктор придут, вспрыснут.

— Гав! Гав!..

— Дедушка! Прадедушка! Праматушка! Прабабушка! Пра-пра-пра-пра!..

Дверь раскрылась, и в палату в накинутом на плечи белом халате вошел Дынин. За ним — докторша, Валя и все вожатые.

— А-а, — сказал Дынин. — Никитин, Шарафутдинов, Стабовой и вся компания.

— Разлитая сыпь с серозным наполнением, — пояснила докторша. — Очень странной конфигурации.

— Заболели, значит? — сказал Дынин. — Заболели?..

— Над трибуной… над…

— Праматушка! Прабабушка! Пра-пра-пра…

— Артисты! — восхищенно сказал Дынин. — Художественный театр! А говорили, талантов нету… — Он подошел к Шарафутдинову и решительно сдернул с него одеяло. — Лжецы! — с ласковой укоризной сказал он. — Симулянты! Самострелы!..

Бред как рукой сняло.

— А ну, марш отсюда!

* * *

Завхоз, плюясь и чертыхаясь, косил крапиву в овраге.

А на краю оврага молча стояли участники крапивной эпопеи и Валя.

— Ну, может, вы мне наконец объясните, — сказала Валя, — что это за дурацкие шутки с крапивой?

Ребята молчали.