Вопрос был неожиданным, во всяком случае, турецкие полицейские об этом не спрашивали, и в глазах у этого международного гэбэшника вдруг появилось что-то такое совсем не пижонское, хотя закурил он тонкую пижонскую светло-коричневую сигарилью.
Кузниц встал с кровати и, запахивая полы рубашки («Как старая дева, захваченная врасплох неглиже», – усмехнулся он про себя), достал из куртки сигареты, опять уселся на кровать, закурил и только после этого ответил:
– Я видел их группу в гостинице вчера и сегодня утром за завтраком, а потом говорил с этой девушкой, уже после стрельбы. Вся их группа из Бер-Шевы.
– Вы говорите на иврите? – этот вопрос был тоже, мягко говоря, странным.
«Он, похоже, мной интересуется больше, чем террористами», – Кузниц начинал злиться.
– Они все по-английски говорят, – ответил он, стараясь сдерживаться, – а иврита я не знаю.
– А по-арабски вы говорите?
«Это уже ни в какие ворота не лезет! – возмутился Кузниц (естественно, про себя). – Скоро начнет спрашивать, где похоронен мой дедушка».
– Скажите, – спросил он, стараясь, чтобы в голосе как можно сильнее чувствовался сарказм, – вы тут террористический акт расследуете или вас моя скромная персона интересует? Вы что, думаете, я этот расстрел организовал или связан как-то с террористами? – Несмотря на все старания, в вопросе прозвучали чуть ли не истерические нотки, а не мужественный сарказм, как замышлялось.
– Не обижайтесь, сэр, – международный гэбэшник улыбнулся – улыбка у него была неожиданно хорошая и совсем не наглая. – Никто так не думает. Просто, в отличие от турецкой полиции, мы специалисты по расследованию террористических актов («Кто же это «мы»? – подумал Кузниц. – Пора бы и уточнить»). Поэтому смотрим, так сказать, глубже и считаем, что целью террористов были израильтяне.
Специалист по антитеррору сделал паузу и обвел глазами комнату – видимо, искал, куда стряхнуть пепел. Кузниц подал ему пепельницу, которую поставил для себя на кровать, и он стряхнул пепел и продолжил:
– Они не зря выбрали эту гостиницу – известно, что здесь останавливаются израильские туристы. И кто-то должен был сообщить террористам, в какое время израильская группа будет ждать автобус. Мы уже допросили служащих туристической фирмы – они говорят, что поездка в Долман Бахче[4] планировалась на вторую половину дня сегодня и планы изменились неожиданно за завтраком – израильтяне попросили свободное время после обеда, чтобы купить сувениры, потому что завтра рано утром они улетают домой. Это значит, что террористам об этом изменении кто-то сообщил и, скорее всего, кто-то из гостиницы. Поэтому мы опрашиваем всех постояльцев, особенно европейцев и американцев, – может быть, кто-нибудь что-нибудь слышал или видел. Тут ведь сейчас, кроме израильтян, живут арабы из Саудовской Аравии. А европейцев и американцев немного – вы с вашими товарищами и еще две супружеские пары. Вот вы, например, ничего не слышали? Вы ведь говорите по-арабски?
– Швей-швей,[5] – ответил Кузниц, – и вроде бы не слышал и не видел ничего такого, что могло быть связано с этим. Правда, специально я об этом не думал. Еще в себя не пришел после всего, если честно, у меня вон джинсы все в крови – в ванной отмачиваю и трусы вот тоже.
– Ну, если вспомните что-нибудь… – борец с международным терроризмом встал и протянул визитную карточку. Он собирался сказать еще что-то, но не успел – дверь распахнулась и в номер ворвались Ариель и Хосе.
Хосе был бледен и тяжело дышал, а Ариель остановился на пороге, уронил на пол пакет, в котором звякнуло стекло– определенно очередной «кючук»[6] ракии для поднятия духа, – и заорал, заполнив комнату алкогольными парами:
– Ты ранен, баба?![7]
– Да нет, что ты, – Кузниц встал с кровати и опять запахнул полы рубашки. – Не волнуйся, баба. Это я кровью испачкался. У тебя штаны спортивные можно взять напрокат, пока мои джинсы высохнут?
– Пошли, возьмешь, – сказал Ариель и тут же спросил: – А что вообще тут произошло? Внизу никто ничего не говорит. Террористы, террористы. Бегают, как укушенные, стеклом весь пол засыпан. Полиция. Что случилось-то?
Хосе дернул Ариеля за рукав и показал глазами на незнакомца. Эджби встал и вежливо улыбнулся, а Кузниц сказал Ариелю:
– Куда ж я пойду в трусах. Ты мне принеси штаны, – посмотрел на визитку, которую, оказывается, до сих пор держал в руке, и, перейдя на английский, представил Эджби:
– Это г-н Эджби из Отдела по борьбе с терроризмом.
Хосе хмыкнул и ничего не сказал, а Ариель витиевато представился, демонстрируя свой рыкающий американский акцент а ля Виллис Кановер.
Эджби опять помахал удостоверением, сказал, что он из Отдела по борьбе с терроризмом (опять не уточнив, какого), и предложил перейти в номер г-на Мартинеса или г-на Заре-пански (имелся в виду Заремба-Панских) not to disturb Mr. Kuznitz any longer[8] и поговорить.
– Пошли ко мне, – сказал Ариель по-английски и добавил по-русски, – штаны тебе, Генрих, я сейчас заброшу и выпьем с тобой, стрессы снимем. – Он уже поднял с пола брошенный пакет с бутылкой, заглянул в него, убедился в сохранности содержимого и с тех пор бережно прижимал пакет к груди.
Когда они ушли в номер Ариеля, сопровождаемые турецким полицейским с автоматом, Кузниц, как мог, постирал свои джинсы, вывесил сушиться на балконе, с удовольствием вымылся, долго стоя под душем, надел чистые трусы и шорты. Он вспомнил, что, оказывается, взял шорты в рассуждении ходить в них в бассейн при гостинице и как-то о них забыл.
В чистой футболке и шортах он уселся на балконе в белое пляжное кресло и стал потихоньку прихлебывать взятую из мини-бара кока-колу, курить и смотреть на улицу. После душа он уже почти успокоился и подумал, что надо пойти позвонить Инге, пока про теракт не сообщили в новостях, но идти звонить было еще рано – Инга будет дома только вечером.
Балкон выходил на перекресток перед гостиницей, и там все уже было, как обычно в выходной день. Было уже три часа пополудни, и об утреннем теракте ничто не напоминало, кроме двух полицейских, оставленных у входа: увезли раненых и убитых (полицейские сказали, что убили троих израильтян и мальчишку-посыльного, который как раз выходил из гостиницы), ушли следователи, очевидно, так ничего и не разузнав, разошлись даже стервятники-журналисты, слетевшиеся на кровь в огромном количестве, убрали разбитое стекло. Прохожие, правда, поглядывали на гостиницу и переговаривались, показывая на дверь с выбитыми стеклами, а так об утреннем ужасе уже не напоминало ничего. Бойко шла торговля жареными каштанами на углу, мальчишка на велосипеде привез газеты, и швейцар вышел из отеля и взял у него пачку.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});