Читать интересную книгу Маркиза де Ганж - Александр Дюма

Наконец все отправились в путь; дорога до Ганжа прошла без приключений. Прибыв в замок, маркиза застала там свою свекровь: это была женщина в высшей степени порядочная и благочестивая, и, хотя она собиралась уже уезжать, ее недолгое присутствие несколько подбодрило напуганную женщину. Необходимые распоряжения были сделаны загодя, и маркизе отвели самую уютную и красивую комнату, которая располагалась на втором этаже и окнами выходила на двор, обнесенный со всех сторон конюшнями.

В первый же вечер, перед тем как лечь спать, маркиза внимательно осмотрела спальню. Она открыла все шкафы, простучала стены, ощупала обивку, но не нашла ничего, что подтвердило бы ее все усиливающиеся опасения. Через несколько дней мать маркиза покинула Ганж и уехала в Монпелье. Через день маркиз заявил, что неотложные дела требуют его присутствия в Авиньоне, и тоже отправился в путь. Маркиза осталась в обществе аббата, шевалье и священника по имени Перрет, который уже четверть века находился на службе в семействе маркиза. Кроме них, в замке было только несколько слуг.

Прибыв в замок, маркиза озаботилась прежде всего тем, чтобы составить в городке вокруг себя небольшое общество. Это оказалось делом нетрудным: кроме положения маркизы, благодаря которому люди считали за честь войти в ее круг, сама прелесть женщины и ее участливость с первого взгляда порождали в людях желание войти в число ее друзей. Поэтому маркиза скучала даже меньше, чем предполагала.

Такая предусмотрительность оказалась не напрасной: маркиз написал ей несколько писем, в которых велел провести в Ганже не только осень, но и зиму тоже. В течение всего этого времени аббат и шевалье, казалось, совершенно позабыли о своих намерениях относительно маркизы и снова стали почтительными и внимательными братьями. Но при всем том г-н де Ганж отсутствовал, и маркиза, которая все еще его любила, начала избавляться от опасений, но не от тоски.

Однажды аббат вошел к ней в комнату столь неожиданно, что она не успела утереть слезы, и после этого ему не составило труда заставить ее сознаться в причине грусти. Маркиза сказала, что она очень несчастлива, так как муж относится к ней с неприязнью и живет отдельно. Аббат стал ее утешать, но не преминул заметить, что ее печаль имеет причину: муж оскорблен ее недоверием к нему, доказательством которому является завещание — тем более унизительное, что его содержание было оглашено публично. Пока оно существует, ей нечего рассчитывать на возвращение мужа. На этом разговор и закончился.

Несколько дней спустя аббат вошел к маркизе с письмом, только что полученным от брата. В этом, якобы конфиденциальном, послании содержалось множество трогательных жалоб на поведение жены, каждая его фраза дышала любовью, но вместе с тем было сказано, что жестокая обида, нанесенная маркизу, заставляет его сдерживать в себе это чувство.

Поначалу письмо глубоко тронуло маркизу, но, поразмыслив, она пришла к выводу, что между его получением и разговором с аббатом прошло как раз столько времени, сколько было нужно, чтобы тот успел сообщить маркизу об их беседе, и решила дождаться новых, более веских доказательств истинности чувств мужа.

Между тем аббат день за днем, под предлогом сближения мужа и жены, настойчиво напоминал о завещании, и маркиза, которой подобное упорство показалось подозрительным, снова начала испытывать прежние страхи. В результате аббат довел ее до того, что она решила: после мер предосторожности, принятых ею в Авиньоне, отмена завещания не будет иметь никакого значения, и ей лучше сделать вид, что она уступила, вместо того, чтобы постоянными отказами раздражать столь страшного для нее человека. И вот, когда в очередной раз зашел разговор о завещании, маркиза заявила аббату, что готова предоставить мужу это новое доказательство ее любви, которое, быть может, поможет их сближению, и, пригласив нотариуса, составила в присутствии аббата и шевалье новое завещание, согласно коему все наследство переходило к мужу. Это второе завещание было датировано 5 мая 1667 года. Аббат и шевалье выразили маркизе искреннюю радость по поводу того, что причина разногласия супругов устранена, и поручились за своего брата: теперь он сделает все от него зависящее для семейного счастья. Несколько дней прошло в ожидании, и наконец от маркиза пришло письмо, в котором он выражал удовлетворение поворотом событий и обещал вскоре вернуться в замок Ганж.

16 мая маркиза, которая последнее время испытывала легкое недомогание, решила принять лекарство и попросила аптекаря составить его по своему усмотрению, а на следующий день прислать в замок. Наутро, в условленный час маркизе принесли снадобье, но оно показалось ей слишком уж густым и черным, и, опасаясь, что аптекарь недостаточно сведущ в своем деле, она спрятала лекарство в шкаф и приняла несколько пилюль — они были не слишком действенны, но их маркиза по крайней мере не опасалась.

Едва минуло время, когда маркиза должна была принять снадобье, как аббат и шевалье послали к ней спросить, как она себя чувствует. Она велела передать, что неплохо, и пригласила их на небольшой ужин, который давала в четыре часа пополудни дамам из местного общества.

Через час аббат и шевалье вновь послали справиться о ее самочувствии; маркиза, не придав значения такой чрезмерной учтивости — позже она о ней еще вспомнит, — ответила, как и в первый раз, что чувствует себя превосходно.

Гостей маркиза принимала в постели, но давно не была в таком хорошем настроении; в назначенный час собрались приглашенные, за ними вошли аббат с шевалье, после чего стали подавать на стол. И тот, и другой от ужина отказались; аббат, правда, присел за стол, а шевалье остался стоять, опершись о спинку кровати. Аббат был чем-то озабочен и лишь иногда, вздрагивая, выходил из задумчивости; казалось, он отгоняет от себя какую-то навязчивую мысль, но вскоре она против воли овладела им целиком, чему окружающие немало подивились, поскольку такое было вовсе не в его характере. Что же до шевалье, то он не сводил взгляда с невестки, но это как раз никого не удивляло, поскольку маркиза никогда еще не была так хороша.

После ужина приглашенные откланялись; аббат отправился проводить дам, а шевалье остался с маркизой. Но едва за аббатом закрылась дверь, как шевалье побледнел, ноги у него подкосились, и он тяжело опустился на кровать. Маркиза с беспокойством осведомилась, что с ним, но прежде чем тот успел ответить, ее внимание отвлекла скрипнувшая дверь.

Аббат, такой же бледный и изменившийся в лице, как шевалье, вошел в комнату с бокалом и пистолетом в руках и запер за собой дверь на два поворота ключа. Онемев от ужаса и не сводя глаз с аббата, маркиза приподнялась на постели. Аббат, волосы у которого были всклокочены, глаза горели, подошел к ней, немного помедлил и, протянув бокал и пистолет, трясущимися губами проговорил:

— Выбирайте, сударыня: яд, пуля или… сталь, — кивнув в сторону шевалье, который выхватил шпагу, добавил он.

На секунду перед маркизой блеснул луч надежды: движение шевалье она объяснила желанием прийти к ней на помощь, но тут же поняла, что ошиблась: оказавшись перед двумя угрожавшими ей мужчинами, она сползла с постели на пол и бросилась на колени.

— Боже, что я такого сделала, — воскликнула маркиза, — за что вы приговорили меня к смерти и, сыграв роль судей, теперь хотите стать палачами? Я ничем перед вами не провинилась, кроме того, что была слишком верна своему мужу и вашему брату. — Затем, увидев, что умолять аббата напрасно, так как в его взглядах и жестах сквозила непреодолимая решимость, она повернулась к шевалье: — И вы тоже, брат мой! Боже, да сжальтесь же надо мной, во имя неба!

Но тот лишь топнул ногой и, приставив ей к груди шпагу, проговорил:

— Довольно, сударыня, выбирайте скорее, иначе мы сделаем это за вас.

Маркиза снова повернулась к аббату, задев лбом за ствол пистолета. Поняв, что смерти ей не избежать, она выбрала наименее на свой взгляд мучительную.

— Тогда давайте яд, — вскричала она, — и да простит вам Господь мою гибель!

С этими словами она взяла бокал, но наполнявшая его черная, густая жидкость внушала ей такое отвращение, что она попыталась было опять обратиться к убийцам, однако страшное проклятие аббата и угрожающий жест шевалье лишили маркизу последней надежды. Поднеся бокал к губам, она в последний раз прошептала: «Господи Боже, смилуйся надо мной!» — и выпила его содержимое. Несколько капель жидкости упали ей на грудь и обожгли кожу, словно раскаленные уголья: адское зелье состояло из мышьяка и сулемы, растворенных в азотной кислоте. Затем, полагая, что большего от нее не требуется, маркиза выпустила бокал из рук.

Но она ошиблась: аббат поднял бокал и, увидев, что на дне остался осадок, собрал серебряным шильцем все, что осело на стенках, и смешал с осадком на дне. Затем, подцепив кончиком шильца получившийся шарик величиною с лесной орех, он протянул его маркизе и ухмыльнулся: