***Вещевой рынок Дубровка-действующей рынок в Москве.
6
— Куда собрался? — доносится из прихожей голос мамы.
— Я же говорил, что иду на игру с пацанами, — слышу возню брата и звук застегивающейся молнии.
— Ром, ну возьми Веруню с собой, будь братом, — умоляющим голосом шепчет брату мама, наверняка уверенная в том, что я не слышу их из комнаты с открытой дверью через два метра от них и в наушниках, — что-то она загрустила совсем.
Это действительно так.
После того, как я забрала свои вещи из гардеробной, на читательский брифинг я не пошла. Вряд ли кому-то из ребят понравится лицезреть мой распухший нос и красные глаза, да и у меня настроение было не тем, чтобы обсуждать предстоящий марафон «Ночь в библиотеке».
Я бежала домой уже не с такой фанатичной аккуратностью, и один раз мне даже захотелось специально наступить в грязную лужу и намеренно испачкать опротивевшие замшевые сапоги. Но благодарная умница-дочь во мне не позволила совершить столь неблагоразумный поступок обиженной девочки, напомнив, какого труда стоит моим родителям одевать нас с братом.
Злясь на себя, мне хотелось утроить протестующий бойкот и наказать себя отказом от обеда.
Но мамины котлеты призывно смотрели на меня из глубокой жаровни, а воздушное картофельное пюре так и манило проверить, настолько ли оно такое нежное, как кажется.
И я проверила.
Отказаться пришлось от чая с конфетами, но это я сумею пережить.
Наспех сделав домашнюю работу, я даже не стала садиться за проект Бубновского, а решила пострадать, завалившись в кровать и обняв любимую желтую подушку в виде улыбающегося в очках смайла, которую мне подарил брат на восемнадцатилетние. Включила плейлист из папки «поплакать» и воткнула наушники, сделав музыку ненавязчивым фоном.
— Издеваешься, мам? — громко шепчет Рома, — ты видела ее лицо? Она мне всю репутацию испортит, — вот же засранец.
С другой стороны, он прав. Сейчас я похожа на печальную какашку и вряд ли смогла бы составить брату компанию.
— Какую репутацию? Лентяя и оболтуса? — обожаю мамулечку.
— Ну маам, — канючит мой говнистый братец, — ребята в компании даже не знают, что у меня есть сестра.
— Вот и узнают. Иди, пригласи Верунчика с собой, пусть девчонка проветрится от своих учебников, — не сдается мамуля.
— Там компания совсем не для Веры, мам, — торгуется Ромыч, а я вынимаю наушники и приподнимаю голову, чтобы лучше расслышать.
— Это какая там компания? Ну-ка признавайся, паршивец, — слышу хлесткий удар и хихикаю, потому что представляю, как мама шмякнула кухонным полотенцем по заднему месту моего немаленького братца, — с кем связался?
Ромыч часто выхватывает от родителей.
Особенно за оценки.
Потому что гены в нашем с ним случае распределись неравномерно.
Весь ум достался мне, а Роману — приторная для парня привлекательность.
Мой брательник — тот еще ловелас-красавчик. Армия из его поклонниц исписала все стены и лифт в нашем подъезде. Практически каждые выходные папа гоняет Романа с тряпкой, чтобы тот оттирал «Рома, я люблю тебя» или «Рома из 11 В + Вика из 9 А=ЛЮБОВЬ», где надпись «Вика из 9 А» каждый раз меняется на новое имя и класс.
Когда я училась в одиннадцатом классе, а брат в девятом, уже тогда женские туалетные кабинки были исчерканы признаниями в любви моему брату.
Ромке не нужно стараться произвести впечатление, потому что его яркая, симпатичная внешность уже сама по себе обращает внимание противоположного пола. И даже вещи, на которые из семейного бюджета выделяется аналогичная мне сумма, на Ромке смотрятся стильнее и моднее.
— Эй, за что? — вопит Ромыч. — Да нормальные там ребята все. Просто не такие заучки, как наша Вера.
Ну понятно. И брат туда же.
Сегодня день моего полного разоблачения.
Стремная босячка-заучка в очках и дешевых сапогах с базара…
А мне даже не обидно. Потому что так и есть.
— Ну-ка, рот закрой, — шикает на него мама. — Живо вернулся и взял с собой сестру. Иначе и ты никуда не пойдешь. А, кстати, ты сделал алгебру?- понижает голос мама.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Понял. Я за Верой.
— То-то же, — удовлетворенно хмыкает мама.
Чтобы попасть в нашу с братом комнату, ему нужно сделать всего пару каких-то гигантских шагов.
Я успеваю прикрыть глаза и притвориться спящей.
— Ты не спишь, — чувствую, как брат на меня смотрит.
— Я всё слышала. И я никуда не пойду, — накрываю голову подушкой, давая понять, что разговор окончен.
— Слава Богу, — выдыхает братец.
Вот же мелкий говнюк!
Хотя эта тушка ростом с жирафа и весом бегемота, явно не вяжется с «мелким».
Бросаю в брата подушку и тот ловко ее ловит, причем таким выверенным движением, что становится гордо за брата от того, что он хотя бы что-то умеет.
— Маам, я ее уговаривал, она не хочет, — кричит Ромыч и подбрасывает подушку в руках.
Не могу я злиться на этого балбеса и расплываюсь в улыбке!
Ромка тоже!
А потом его лицо становится серьезным, и я мимолетно улавливаю в нем уже совсем не пацанячую игривость, а мужские черты.
Подходит и усаживается рядом, отчего моя полуторка-кровать прогибается под весом этого громилы.
Кивком головы указывает мне подвинуться и закидывает свои тяжеленные ноги-дубины на персиковое пушистое покрывало.
— Ну что случилось, систер? — мы поворачиваемся к друг другу лицом, подпирая щеки руками. -Кто посмел обидеть моего очкарика? — Ромка правой рукой из большого и указательного пальцев делает полусердце — старый, но не забытый дорогой жест.
При всех наших взаимных колкостях и подначиваний, мы остаёмся семьей.
До четырнадцатилетия брата мы были не разлей вода. Я делала за брата домашку, а он защищал меня от обидчиков. Первые крутые наушники были подарены им на деньги, которые он скопил от бабушкиных «на внучок, на мороженое», первая драка Романа была из-за меня, потому что мальчик из соседнего дома назвал меня «очкастой жабой» и после этого разбил мне очки, первый мой кулинарный шедевр был опробован братом, после чего я выхаживала его от пищевого отравления, завязывать шнурки научила брата я, а плевать из камыша на дальность — заслуга Романа.
После четырнадцатилетия, Ромка вдруг заметил, что он — парень и на него заглядываются девчонки. Новая компания, первая бритва и бальзам для бритья, ночные переписки с подружками, боксеры вместо хлопковых трусов с динозаврами — как-то быстро мой брат вырос.
Но я знаю, я точно знаю, что случись у кого-то из нас беда или неприятность, мы как раньше в детстве соединим две половинки сердечка, напоминая, что мы есть друг у друга…
Левой рукой сооружаю корявое полусердце и пристраиваю к красивым ровным пальцам брата.
Долго разглядываем одно большое родное сердце…Как в детстве…
— Кому мне надрать задницу? — улыбается брат.
Хохочу!
Если бы было так просто…
— Наверное, мне, — пожимаю плечами.
Ведь никто не виноват, что твоя сестра- объект насмешек.
— Я серьезно, Вер, — хмурит брови Ромка и внимательно вглядывается в лицо. — Только скажи.
— Обязательно скажу, Ром, — улыбаюсь и убираю со лба брата упавшую темно-русую прядь, такого же оттенка, как у меня.
— Пойдешь со мной? — смотрит на время в телефоне.
Задумываюсь.
А почему бы и нет?
Я давно, кроме как библиотеки и питомника, нигде не была, а пострадать я успею завтра на парах, глядя на потрясающее лицо Артема Чернышова, такого красивого и такого для меня неприступного.
— Если только, чтобы побесить тебя! — вскакиваю с кровати и выдвигаю все по очереди ящики комода с вещами. — Во что мне одеться?
Рыскаю глазами по полкам и выуживаю грязно-оранжевый свитер крупной вязки, которому года четыре, потому что со старшей школы в комплекции я не изменилась:
— Этот пойдет? — показываю Ромке.
Мой брат удрученно вздыхает, накрывает лицо ладонью и громко орет: