Читать интересную книгу За что боролись… - Марина Серова

— Какой еще пидор?

— Смирнитский, конечно. Ты что, Бессонова, с дуба рухнула, что ли? Але, гараж!

— Кто следующий идет? — спросила Бессонова, равнодушно проигнорировав довольно нахальную фразу.

— Не знаю… Щас Мишка, потом Петров, потом я. А вообще он всех сейчас запустит, наверное.

— Шпоры есть? — пробурчал Кузнецов, приваливаясь к подоконнику и вытаскивая из рукава бутылку «Балтики» номер 9. — А то я ни хрена не рулю, че там…

Лена вырвала у него бутылку и, не обращая внимания на протестующее недовольное мычание, положила в свою сумку.

— Сдашь, тогда выпьешь.

— Ты глянь, — вдруг оживился безнадежно поникший и потерявший было весь смысл жизни Кузнецов, — Светлов идет!

Светлов был мрачен. Прямые светлые волосы растрепались, лицо казалось темным, больным и усталым.

— Я думал, опоздаю, — наконец сказал он, кивнув всем присутствующим.

— Ты что так поздно?

— Готовился.

— Ты? — хмыкнул Кузнецов. — Да ладно, Лех, хорош мозги канифолить!

— Знаешь что-нибудь? — спросила Лена.

— Да так… в легкую…

Дверь аудитории отворилась, и показалась бритая ухмыляющаяся физиономия. Вслед за лысой башкой показался и сам ее обладатель, по всей видимости, максимально удовлетворенный жизнью.

— Сдал, е-ка-лэ-мэ-нэ! — выдохнул он. — В цвет прокатило! Ништяк. Я же говорил тебе, что все будет нормально, — обернулся он к одному из еще не сдавших. — А ведь вчера ничего не знал!

Тусклые глаза Светлова при последних словах вспыхнули, и он, хотя и не принимал участия в разговоре, подошел ближе.

— Не хило! — продолжал разглагольствовать тот. — Я же говорил, «лекарство» покатит! А, Светлов! Че, опять ничего не знаешь, как всегда?

— Да так…

— «Да так, да так», — передразнил бритый, — а я вот вчера заплатил стольник, а сегодня все зацепил.

— Перцептин, что ли, купил? — бесцветным голосом произнес Светлов, и его слова прозвучали странно — то ли как вопрос, то ли как утверждение.

Бритый посмотрел на него с некоторым удивлением и даже с долей уважения.

— А ты откуда о нем знаешь?

— Ну-у-у, — пробормотал под нос Светлов, — знаю вот…

Бритый сплюнул и вразвалочку пошел по коридору.

— Ну так купи его, — внезапно громко сказал он через плечо. — Я вот весь курс за два часа выучил.

— Как придешь домой, посмотри в зеркало, умник, — холодно сказал Светлов, тупо пиная о стену сигаретную пачку.

Но бритый уже ушел.

Дверь аудитории распахнулась, и в проеме возникла тщедушная фигура Якова Абрамовича Смирнитского.

— Сколько осталось? Пятеро? Шестеро? А-а-а, Светлов? Какими судьбами, молодой человек? Но все-таки это превосходно — вы удостоили нас своим появлением, искренне вам благодарен. Ну-с, проходите… Превосходно, право, превосходно.

— Леш, тебе дать шпоры? — вполголоса спросила Бессонова.

— Лучше Косте дай, у него ж наверняка нет, — в тон ей ответил Светлов.

— А как же ты?

— У меня есть кое-что, отчего он мне сразу поставит зачет.

— Справка, завизированная министром образования? — иронически спросила Лена, входя в аудиторию.

— Да нет… Доказательство теоремы Ферма.

— Шутник, — фыркнула она, садясь за парту и волоча за собой отчаянно испускающего шлейф перегара Костю Кузнецова.

— Я думаю, вы отдаете себе отчет в том, Светлов, что мало смыслите в моем курсе, в частности, и в высшей математике в целом. Не скрою, такого тотального недопонимания, таких пробелов в изучении курса, слагающих, в сущности, совершенное игнорирование смысла тех скромных по современным меркам крупиц знания, что вы обязаны усвоить из моего предмета, я еще не видал.

Яков Абрамович внушительно поднял палец и посмотрел на скорчившегося перед ним Светлова с видом искреннего соболезнования и укоризны.

— Да-с, — дополнил он свою весьма содержательную речь. Из тона его определенно явствовало, что только катастрофический идиот может еще питать надежды на получение зачета. — Я думаю, нам имеет смысл увидеться на пересдаче.

— А я так не думаю.

— Что? — Пенсне оскорбленно подпрыгнуло на длинном носу Якова Абрамовича. — Вы что-то сказали, Светлов?

— Я думаю, мы не увидимся на пересдаче, Яков Абрамович. Я больше не буду учиться в университете.

— Да что вы такое говорите, молодой человек? — возмутился профессор, ожесточенно жестикулируя сухими морщинистыми ручками перед носом у студента. — Стыдно-с! Даже слушать не стану. Вы проучились почти четыре года непонятно как, но доучились до восьмого семестра, а теперь встаете в позу и говорите: не буду учиться. Это не по-мужски, Светлов.

Яков Абрамович доверительно наклонился к уху Алексея и сказал негромко:

— Вы знаете, Светлов… я сам, безусловно, в современной конъюнктуре… в этой… Одним словом, мой племянник говорил, что в нашем городе синтезирован препарат, колоссально расширяющий возможности мозга. Все это сделано на деньги мафии, и теперь налаживается сеть сбыта продукции.

— Почему все об этом знают, кроме милиции? — пробормотал Светлов.

— Вы наивный человек, Алексей. Этим делом занимаются очень серьезные люди. Если все это, разумеется, не вымысел. Ну так вот… к чему я это сказал? Это может вызвать революцию в науке. И образовательной системе…

— Да и так уже все, кто способен платить, сессию сдают на перцептине! — резко проговорил Светлов. Лицо его, и без того смертельно бледное, стало мучнисто-серым. — Вы к этому вели, профессор?

Губы его конвульсивно дернулись, на висках набрякли сизые жилки, а лоб покрылся крупными каплями пота.

— Вы все мне смертельно надоели, — громким голосом совершенно без интонации выговорил он, — тупые ублюдки, неспособные остаться людьми без проклятой наркоты! Ка-аззлы!

Смирнитский оцепенел, его черненькие глазки превратились в оловянные плошки, он буквально впился взглядом в перекошенное лицо Светлова.

— Они меня ждут там, у порога корпуса. Черный крестик прицела перечеркнет мою шею, и все начнется сначала. Но только без меня.

— Вы больны, Светлов?!

Голос Смирнитского разнесся на всю аудиторию, и даже мирно дремавший в углу Кузнецов пошевелился и оторвал тяжелую голову от парты, а в дверь заглянула уже сдавшая зачет Лена Бессонова, дожидавшаяся Костю.

— Вы положительно больны, — уже спокойнее повторил Яков Абрамович, — успокойтесь, не распускайте себя.

Светлов чудовищным усилием улыбнулся.

— Вы думаете, что человек, придумавший… этот препарат, гений?

— Без сомнения. Ради бога, Светлов, прекратите истерику.

— Поставьте мне зачет, профессор, — неожиданно спокойно выговорил тот, — посмотрите сюда и поставьте зачет.

Профессор глянул в протянутый ему лист бумаги и начал читать. Недоверчивое удивление, плавно перетекшее в искренний интерес. Изумление, переходящее в неподдельный, всесокрушающий шок и потрясение.

— Светлов, голубчик, откуда это у вас?

— Это теорема Ферма, Яков Абрамыч. Я доказал ее… час назад.

Смирнитский не верил своим глазам. Самая знаменитая, самая недоказуемая теорема математической науки, над которой бились лучшие умы трех последних столетий… И вдруг — какой-то мальчишка, студент-недоучка!

— Я поставлю зачет… — пробормотал он.

— Вот и чудно, — Светлов поднялся во весь рост и, не глядя на Якова Абрамовича, подошел к окну: — Нет, это не я, Яков Абрамыч. Это перцептин. О котором вы так интересно рассказывали. А вы видели Сергеева сегодня? Он, вероятно, блестяще сдал зачет. Так вот… у него на голове седые волосы.

Под страшным ударом хрустнула рама, и посыпались стекла, раня голые до локтя руки Светлова… Одним ловким движением он вскочил на подоконник и помахал окровавленной рукой враз проснувшемуся Кузнецову, изумленному Смирнитскому, вбежавшей в аудиторию Бессоновой…

— Всю жизнь я делал только неверные шаги. Я переступил через себя, я оказался за чертой. Правда, я похож на героя Шекспира? А вот сейчас я сделаю первый — по-настоящему правильный шаг…

Подоконник легко вывернулся у него из-под ног, судорожно раскрылось небо, веером распустилась земля — когда он сделал шаг с четвертого этажа и, перевернувшись в воздухе, упал на мокрый от недавнего дождя асфальт.

* * *

Через четверть часа высокий плотный мужчина в черном полупальто сел в темно-серый «БМВ» и набрал номер сотовика.

— Все в порядке, — сказал он, — нам даже не пришлось вмешиваться.

— То есть? — прозвучал в трубке резкий неприятный голос.

— Он сам…

— Превосходно, — отчеканила трубка. — Тогда уезжайте.

* * *

— Превосходно, — повторил Лейсман кому-то по телефону и, рассоединившись, положил трубку на стол. Неприятно ухмыльнувшись, он посмотрел на меня.

— Шампанского?