Глава 5.
Я должен научиться кататься на коньках, как Мира. Чтобы, если надо, толкнуть этого самого Митю и не видеть превосходства в его глазах.
— Пойдем, — тяну Фогеля, когда наши забивают гол, и многотысячная трибуна громко ликует. Тот даже вопросов не задает. Ему всегда любопытно, каким интересным делом мы займемся сегодня. Чему научимся. Что увидим. И впервые за долгое время это обучение плохому. Но ради благой цели.
Мы подождали, пока все покинут раздевалку. Хотели прошмыгнуть внутрь, но нас придержал один из запасных игроков с номером семьдесят пять. Тоже не видел его на поле.
— Мальцы, вы откуда?
— Мы, мы, — заблеял Фогель, а я решил, что быстрее будет этого хоккеиста вырубить, чем объяснять что-то… Судя по форме лица он тонкокостный, именно поэтому в запасе.
Я быстро посмотрел вокруг и обошел парня сзади и поднял руку целясь в затылок, в нужное место, пока Фогель все еще что-то мямлил.
Удар пришелся на затылок. Четкий. Сильный. Парня срубило мгновенно. Фогель замер, выпучив глаза.
— Че стоишь? Бери за ноги, — говорю ему, и он беспрекословно подчиняется.
— Где ты так научился? То есть, как это вообще… — пыхтел он.
— Помолчи, — закрыл дверь раздевалки и начал смотреть на обилие коньков. Сразу понятно, что у команды всегда две пары. При такой скорости катания должна быть смена.
Я оборачиваюсь на подбитого игрока и смотрю его номер, нахожу с таким же сумку и забираю коньки.
— А если он скажет? — доносится голос Фогеля, стоящего на стреме. — Скажет, что нас видел. У нас форма. Нас вычислить несложно.
— Шутишь? — беру сумку для сменной обуви и кое-как пихаю туда коньки. О том, что я делаю, и совести, которая, возможно, будет меня покусывать, я подумаю позже. — И что он скажет? Что двое подростков вырубили его и обворовали? Его тогда обсмеют и никогда на лед не пустят.
— Все равно. Опасно это все.
— Не ссы. Пойдем, — чуть отталкиваю его и прохожу первым. Тут же тяну трясущегося Фогеля за собой.
Мы возвращаемся на места как раз, когда наши забивают очередной гол, и я тут же вместе со всеми начинаю ликовать, делая вид, что был здесь все время. Фогель бледный как полотно, но все равно поддерживает меня. Смешной.
Как толпой нападать, так он всесильный, а как на настоящее дело выйти, так кишка тонка.
— Суши трусы, — подталкиваю его плечом. — Весело же было.
— Да уж. С тобой не соскучишься. И что ты собираешься с ними делать?
— Хоккеистом хочу стать, — вру сразу и в лоб. Мне бы хоть научиться стоять на этих штуках. Не то, что на скорости кататься. Главное, чтобы Мире было со мной нескучно.
Наши одерживают сокрушительную победу, и все опьяненные адреналином плетутся по своим машинам. Мы же в автобус. На входе нас обычно проверяют, не приносим ли мы ничего в школу запрещенного, но в этот раз даже Келлер расслабленный. Так что мы просто загружаемся и едем в замок.
Сумка со мной.
В своей комнате я убираю коньки под кровать и ложусь, чтобы помечтать о том, как удивится Мира, узнав, что я тоже кое-что умею. Представил холенное лицо ее партнера. А каким еще может быть лицо у фигуриста? Нет, серьезно, чем думают родители, отдавая мальчиков в балет или фигурное катание? Все эти вида спорта девчачьи, как по мне.
Вот, то ли дело хоккей.
* * *
С утра, когда еще все спали, я достал несколько пар теплых носков и выбрался из комнаты затемно. Прошел по карнизу и спустился по выступам на углу стены. Смешно вспомнить, как боялся здесь лазать Фогель. Но мое уважение стало его навязчивой идеей, и он чаще всего подавлял свой страх.
Пройдя до ворот, я нашел туннель, который сделал еще по осени, и вылез за каменный забор. Пробежавшись до озера, я надел носки, натянул великоватые коньки и попытался встать. Тут же свалился, больно ударившись копчиком.
Встать с первого раза мне не удалось, и я почти врезался мордой. В итоге только к рассвету я более-менее научился стоять на коньках, а потом снял их, нашел приличный тайник под камнем и ушел на утреннее построение.
Фогель — пес заметил мое отсутствие, но вопросов не задавал.
Теперь каждое утро я на озере.
На протяжении следующих двух недель пытаюсь учиться кататься. Чувствую, что с каждым разом все лучше и лучше. Даже жаль, что озеро скоро растает. Судя по сократившемуся количеству рыбаков, очень скоро.
Сегодня я наконец понял, как разгоняться. Поэтому ношусь по озеру как угорелый.
Последние несколько тренировок меня не отпускает чувство, что за мной наблюдают. Но тут рыбаки только и подумать больше не на кого. Хотя я часто посматриваю в сторону холма, на котором стоят большие дома богачей. Оттуда должен открываться прекрасный вид.
У отца дом раза в три больше. Огромная такая махина. Под стать металлургическому комбинату, которым он управляет. Но даже после того, как тесты подтвердили родство, а я получил фамилию Распутин, я не могу считать себя богачом.
Пока что я придаток, который неизвестно зачем существует в этой семье.
Сегодня солнце палит уже с самого утра, хотя до построения еще сорок минут. Я качусь в центре озера по кругу, так же плавно, как по собственным мыслям, невольно замечая, что рыбаки ушли с озера.
И тут крик, разорвавший тишину весеннего утра:
— Парень! Уходи! Лед ломается!
Я торможу, чувствую на лице ледяные брызги и оборачиваюсь на голос. И вижу, что ко мне змеей подползает трещина. Дьявол!
Я тут же набираю скорость. Еду в сторону берега, но я как назло в самом центре.
Лечу из последних сил, стараясь успеть, но в самый последний момент задеваю носком лед. Падаю лицом вниз.
Только мои руки пытаются смягчить падение, как лед подо мной расходится, и я теряю ориентиры, соприкоснувшись с ледяной пучиной.
Глава 6.
Мирослава
— Малышка, ты собралась?
— Да, мама. Почти оделась, — только главу дочитаю «Грозового перевала».
— Мира. Ты лежишь в одних колготках. Нам выезжать через десять минут.
— Через десять и буду готова.
— Мира, — мама все-таки злится и забирает книжку. — Я попросила тебя одеться!
Я сглатываю и снова чувствую себя виноватой.