в художественном колледже в районе станции Футако-Тамагава, где преподавал ее отец. Канна попросила его подойти в женский туалет и там нанесла удар в грудь ножом, купленным незадолго до убийства в торговом центре Токио Хэндз в районе Сибуя.
Затем девушка выбросила испачканные кровью пиджак с рубашкой и, оставшись в белой футболке и темно-синей юбке, скрылась с места преступления. Она вернулась домой, но там поругалась с матерью, после чего выбежала на улицу. Соседка видела, как Канна куда-то идет вдоль реки Тама.
Лицо и руки девушки были перепачканы в крови. Соседка подумала, что с Канной что-то случилось, и бросилась на помощь, но та убежала. Женщина сообщила о произошедшем в полицию.
Чтение материалов дела меня утомило. Я оторвала взгляд от бумаг и увидела отражение своего лица в темном окне поезда. Почесав затылок, я задумалась.
В этом деле все было ясно, кроме одного: что заставило дочь решиться на убийство собственного отца? Откуда взялась в совершенно обычной студентке, пытающейся устроиться на работу, такая жестокость? Может, было что-то, что подтолкнуло ее к преступлению на подсознательном уровне?
Приехав в следственный изолятор, я заполнила все необходимые документы для получения разрешения на свидание с заключенной и стала ждать. Наконец в переговорную зашла хрупкая девушка невысокого роста: это и была Канна. Она поздоровалась со мной через стеклянную перегородку кивком головы, а затем села на стул. Ее тонкие плечи выглядели очень изящно.
Я сразу обратила внимание, что Канна кажется гораздо моложе своих лет. Ей было двадцать два, но выглядела она лет на шестнадцать. Я же ожидала увидеть перед собой молодую женщину, а не студентку университета с аккуратным детским личиком. При этом в ней ощущалась какая-то зажатость, возможно, потому что девушка сутулилась. Я поприветствовала ее как можно более доброжелательно:
– Здравствуйте, Канна. Меня зовут Юки Макабэ, я клинический психолог, работаю по этой специальности уже девятый год, – представилась я.
– Здравствуйте, – ответила Канна шепотом.
– Как вы себя чувствуете? – спросила я, но она только настороженно промолчала. Тогда я продолжила: – Вы наверняка слышали от господина Цудзи из издательства Симбунка про планы издать книгу о вас. Но мы ничего не станем делать против вашего согласия. Как вы знаете, близится суд. И если у вас есть пожелания по поводу содержания книги, я сделаю все возможное, чтобы они были учтены. Однако я не хочу принуждать вас ни к каким откровениям. Пока что просто имейте это в виду.
Канна потупилась:
– Если… – начала она еле слышно, – если так будет лучше, то я не против, чтобы про меня написали книгу. Но…
– Но что?
– Но я не думаю, что мои чувства и мысли настолько важны, – с беспокойством призналась она.
– Не думаете, что они важны?
Канна уверенно кивнула.
– Канна, ответьте, пожалуйста, на один мой вопрос. Вы помните, как после ареста сказали полиции: «Думайте сами, какой у меня был мотив»?
Канна с недоумением покачала головой:
– Я бы не стала так дерзко разговаривать с полицией.
– Увидев вас сегодня, я тоже подумала, что на вас это не похоже, но решила уточнить на всякий случай.
– Я сказала… не совсем так, – продолжила Канна, как будто с трудом подбирая слова.
Я ободряюще кивнула.
– А как?
– Когда меня спросили про мотив, я ответила, что сама не знаю, зачем это сделала, но надеюсь, что полиция сможет разобраться.
Я повторила вслед за Канной: «Не знаю».
– Честно говоря, я постоянно лгу. Когда меня ругают, я сразу теряюсь: ноги подкашиваются, мысли путаются. Я и сама не замечаю, как начинаю врать. И когда меня поймали, я тоже сначала пыталась притвориться, что никого не убивала.
Любопытно, что Канна употребила в одном предложении слова «честно» и «лгу».
– Получается, вы хорошо помните, что делали в день убийства? Расскажите столько, сколько посчитаете нужным.
Пока мы говорили, Канна грызла ноготь на большом пальце. У нее были такие тонкие руки… Не верилось, что в них Канна могла сжимать нож, которым убила собственного отца.
– В тот день проходило собеседование. Я очень переживала. Накануне родители потребовали, чтобы я отказалась от идеи стать телеведущей…
Канна потупилась. Кажется, она не хотела вспоминать события того дня.
– Понятно.
Я кивнула и уже собиралась задать следующий вопрос, но Канна меня опередила. Как будто что-то вспомнив, она спросила:
– Кстати, а вы знакомы с моим адвокатом, господином Анно? Он очень удивился, когда я сказала ему, что вы собираетесь написать про меня книгу.
– Вы имеете в виду Касё Анно? – уточнила я.
– Точно, Касё. Я еще подумала, какое у господина Анно необычное имя.
– Вроде так звали одного из учеников Будды… Махакашьяпа по-другому. Да, мы с Касё, можно сказать, родственники. Но не кровные.
Канна удивленно подняла на меня глаза, и я заметила, как в ее взгляде промелькнуло что-то игривое. Давно она научилась так смотреть?
– Так вот почему у вас разные фамилии.
На самом деле фамилия Касё была «Анно», а не «Макабэ» по другой причине, но я не стала вдаваться в подробности. Голос Канны неожиданно потеплел:
– Господин Анно, похоже, знает путь к женскому сердцу. Иногда мне кажется, ни одна женщина не способна перед ним устоять.
Я неопределенно кивнула и ответила:
– Касё и правда может произвести такое впечатление. Канна, послушайте, я бы хотела поговорить с вами о наших дальнейших планах… – Я уже готова была перейти к главному, ради чего пришла, когда Канна вдруг опустила взгляд.
– Госпожа Макабэ, а вы замужем?
Я немного растерялась, но утвердительно кивнула и показала ей левую руку: на безымянном пальце блестело обручальное кольцо.
– Ого, а дети?
– Есть сын, он сейчас учится в начальной школе.
Кажется, Канну расстроил мой ответ. Она протянула:
– Вы очень счастливая, госпожа Макабэ… – и добавила: – Давайте на этом на сегодня закончим. Я сообщу господину Цудзи о своем решении по поводу книги, – с этими словами девушка покинула переговорную комнату.
Я встала, закинув на плечо свою сумку-шопер. Возможно, мне все-таки не удалось завоевать ее доверие.
На следующей неделе на адрес клиники пришло письмо от издательства Симбунка с сообщением о том, что, к сожалению, проект по написанию книги был приостановлен по просьбе Канны.
«Что ж, ничего не поделать», – подумала я, бросая конверт в мусорную корзину.
Мы сняли номер с личной ванной[10]. Балкон освещали традиционные фонари андон. Стояла полная тишина, которую нарушал только плеск воды. Вдыхая аромат кипариса, я опустилась в горячую, наполненную до краев ванну – в такой забываются любые тревоги. По поверхности воды пробежала рябь и растаяла в сгущающейся тьме. Ночной ветерок принес с собой прохладу и успокоил мои раскрасневшиеся щеки.
– Мне говорили, что здесь красивое звездное небо, жаль, что сегодня все заволокли тучи.
Я услышала позади себя голос Гамона и обернулась. Как только его крупное тело погрузилось в ванну, наружу сразу выплеснулась вода. На лице Гамона, едва различимом в клубах пара, виднелась небрежная щетина.