Браво! — Клен дважды хлопнул в ладоши. — И имей в виду — никакого правильного понимания не существует, стихи только «чисто для себя» и можно понять. Просто у некоторых чувство собственной важности зашкаливает, вот они и объявляют свое понимание единственно возможным. Им волю дай — они любое стихотворение расчленят и препарируют, даже то, которое представляет собой просто настроение, пойманное в сеть слов. Вроде этого:
Отблески на воде. Плющ, кипарис и мирт.
Ночь за твоим плечом мятна и бледнолика.
Что нам еще любить, если не этот мир?
Если его любить — то не избегнуть лиха.
Горький прозрачный дым. Рваный гитарный ритм.
Если не ждать Суда — можно бы жить иначе…
Не оглянись назад: если заговорим,
Ночь за твоим плечом истину глубже спрячет.
Стены пустых домов. Варварство пентаграмм.
Стоя меж двух зеркал, видишь одно и то же.
Если простят долги — что остается нам?
Ночь за твоим плечом пляшет и корчит рожи.
Четвертый допил кружку и понял, что в голове у него изрядно шумит. Пиво у долгих оказалось гораздо крепче, чем казалось. И вдруг он, неожиданно сам для себя, пожаловался вслух.
— Все это, конечно, хорошо, это реально душу разбирает — все эти ночи за плечом и не смотри назад. Что вы думаете — я дурак и ничего не понял? Я все понял. Это правильно, конечно — сады там сажать и все такое. Но это все — если ты стоишь, и все это мимо тебя несется. Если ты зритель, даже если участник — все равно зритель, по большому счету, понимаете? А вот если попал так, как я? Когда все на тебе завязано? Когда ты накосячишь, просто нечаянно ступишь — и все! Все, понимаете? Тысячи людей! И все.
Его собеседники, которые в начале монолога улыбались, вдруг стали серьезными.
— А это только тебе, — твердо, даже жестко, сказала Береза. — Это твоя ноша, тебе ее нести, мы тут тебе не помощники. Мы наблюдатели — и не более.
— Мы — нет, — кивнул Клен. — А вот стихи — да. Стихи могут помочь. Ответа они тебе не дадут, но совет ты получить можешь.
— Давайте так, — вдруг сказал Дуб. — Нашему гостю уже пора, иначе проблемы будут. Тем более — все, что хотели, мы уже получили. Поэтому сейчас каждый из нас в качестве подарка прочтет парню по стихотворению, которое, на ваш взгляд, ему на пользу будет. А потом я его на место отнесу. Я тогда и начну, пожалуй.
И он начал читать — тихо, вполголоса, что вроде как не вязалось с его громогласной натурой, но было удивительно уместно:
В никуда улетают минуты
С каждым годом скорей и скорей.
Время скачет на помощь кому-то
Сквозь тенета ночных фонарей.
Ты родился не зря, как и каждый.
Но, прозревший от чьей-то слезы,
В разговоре с друзьями однажды
Перешел на забытый язык.
И стремительней стала походка,
И весомей — раздумья и речь,
Стал суровей изгиб подбородка,
Пальцы сжали невидимый меч.
И зажглось над судьбой, как эпиграф:
'Обещаниям счастья не верь.
Позабудь беззаботные игры,
Ты за все отвечаешь теперь.
Потому что несутся минуты
С каждым годом скорей и скорей'.
Время скачет на помощь кому-то
Сквозь тенета ночных фонарей.
Ну успел затихнуть голос Дуба, как без паузы вступила Береза:
К гриму грязь не прилипает,
Птиц не метят на лету…
Только сердце привыкает
Обрываться в пустоту.
Но пока оно на месте
И пока глядят глаза —
Сколько раз добавишь лести,
Чтобы истину сказать?
Сколько раз ты встанешь между
Равнодушных жерновов,
Защищая без надежды
Наше право на любовь?
Сколько золота сменяешь
На замызганную медь,
Сколько раз еще сыграешь
Невеселую комедь?
Сколько раз ты расплатился
За огрызки на столе?
Сколько раз ты воплотился
На истерзанной земле?
Кто узнает, кто оценит?
Нечем грим стереть с лица.
Нам играть на каждой сцене
Светлый замысел Творца.
И тут же — Клен, звучно и чеканя каждое слово.
Молчи. Не верь, не бойся, не проси.
Оставь неразрешенными коаны.
Не постигай по капельке росы
Бездонность мирового океана.
Зачем тебе изнанка мастерства?
Орел — цыпленок, какова же решка⁈
А мы — сгнием, как палая листва,
Мечтая стать хотя бы сыроежкой.
Собой удобрим чей-то райский сад,
Платя за правду жидким красным налом.
Зачем тебе дорога бодхисатв⁈
У наших сказок — грустные финалы.
Но где дублеры, чтобы заменять
Героев ненаписанных преданий?
Не верь себе. Не бойся за меня.
И не проси у неба оправданий.
Окрестности села Мальцево
Тугулымский сектор,
Свердловская локация
57°06′ с. ш. 64°95′ в. д.
До стоянки паломников Четвертый с Дубом добрались все так же быстро — не прошло и пяти минут, как ожившее дерево снял монаха с плеча.
— Твои там, — указал он действительно узловатым, как дубовая ветка, пальцем. — Вон за теми кустами. Я к ним уже не пойду, извини. Доберешься же сам?
— Да, конечно, — улыбнулся Четвертый. В его голове все еще звучали эти странные не то предсказания, не то заклинания, написанные за столетия до его рождения. — Конечно доберусь. Спасибо вам.
— Погоди, — остановил его Дуб. — Ладно уж, нарушу еще раз принцип вечности, прочту еще одно сиюминутное стихотворение. Только это уже не тебе.
— А кому? — не понял монах. — Им?
И он кивнул в сторону лагеря паломников.
— Нет, не им, — покачал головой долгий и непонятно пояснил. — Тем, кто оттуда за тобой следят.
— Откуда? — не понял юноша.
— Снаружи! — раздраженно отрезал Дуб и, не дожидаясь новых вопросов, начал читать.
Зал ожидания смерти с доставкой на дом.
Ядовитые новости из каждого утюга.
Грош цена достижениям и наградам,
Если попкорн закончился или болит нога.
На чемоданах спят — будто с супругой босса.
Дети читают вслух: «веа-риз-май-ган?».
Спины, по новой моде, сгибаются в знак вопроса.
Крайне досадно платить по чужим долгам.
Объявляют посадки, не уточнив детали —
Правильный цвет штанов, паспорта и плаща.
Ждать. Заполнять дневник. Помнить, что мы — летали.
Путь самурая счастья не обещал [1].
* * *
Когда Четвертый подошел к костру, который успели развести демоны, уставившийся в огонь Псих спросил, не повернув головы:
— Что хотели?
— Да я так и не понял, — признался юноша, присаживаясь. — Стихи читали.
— Слушали