жизнь. А в нашем печальном заведении телодвижения очень ограничены. Никаких тебе спортзалов, даже отжиматься от пола нельзя. Многие, впрочем, накаченные уколами неспособны и на это.
Шорк! Шорк! Метёлка такая олдскульная, не китайские пластиковые прутья, а настоящая вязанка мёртвых тонких веток. Уцелевшая труха прошлогодней листвы обречена, согнана в кучки, чтобы потом быть преданной огню. Пожелтевшие «мумии» ушедшего лета совсем не нужны новой весне. Старичью тут не место.
Каждый наверняка знает один простой фокус: если пристально смотреть человеку в спину, он почти гарантированно обернётся. Почему так происходит, остаётся загадкой, это что-то на другом уровне, чем реакция органов чувств. Ведь взгляд беззвучен!
Сначала я не мог понять. Пыльное окно первого этажа. Решётка. Смутный светлый силуэт за ней. Метла выпала из рук. Сознание лишь регистрировало мои действия взглядом стороннего наблюдателя. Шаги сквозь облезлые кусты.
Это ты! Ты! Ты!
Ноздри жадно втягивали воздух. Но толстое пыльное окно не пропускало ни единого запаха наружу.
Ты! Ты!
Она наклонила голову, уперевшись лбом во внутреннюю решётку. Зрачки на миг вертикально сузились, потом стали снова обычными, нормальными, человеческими.
Я ошарашенно смотрел. Откуда она здесь? Как тут оказалась? Она пришла за мной и её схватили? И что…
– Эй, слышь, – голос санитара не внушал ничего хорошего. Антон, гнида, его смена оказывается сегодня.
– Ты чё метлу бросил, псих? Не хочешь мести, так тут желающих полно! Давай живо за работу, иначе без обеда останешься, пока недоделаешь.
– Извините, Антон. Я сейчас всё сделаю.
Взгляд невольно возвращался к окну первого этажа.
– Антон Сергеевич, дебил! Не можешь все запомнить? Хочешь, память тебе полечу? У меня методы самые эффективные.
Сука. Нужно быть послушным. Это самое правильное в общении с ним.
– Антон Сергеевич, простите. Там женщина, на первом этаже… Она давно у нас? Кто она?
Санитар достал сигарету из пачки, прикурил. Пренебрежительно выпустил струю прямо в меня. Его физиономия была всё испещрена мелкими точками, впадинами, кратерами, как будто его лицо пытались взять штурмом, подвергая яростному обстрелу.
– Да, симпатичная девка. И дикая совсем. Даже не говорит. Ни документов при ней, ничего. Прямо голой в лесу её менты нашли. Они там шарились, схрон искали наркошный для вещдока. Хотел ей немного сиськи помять, так эта тварь меня искусала. Ничего, сейчас посидит с кляпом суток двое. Давай, в общем, Арсеньев, пошевеливайся, пока я добрый.
Санитар было развернулся уходить, но я его остановил. Инстинкт самосохранения внутри кричал: «Пусть идёт! Ты чего нарываешься?»
– Антон Сергеевич… Можно мне на неё посмотреть поближе. Пожалуйста…
Мерзкое лицо снова приблизилось почти вплотную.
– А зачем тебе? Она же животное безмозглое. Рубашку с неё никто не снимет пока, а кляп и подавно. Если есть деньги, к Афродите визит – запросто. Чем тебе она не нравится? Девка – огонь!
Афродита была уникальным и безнадёжным пациентом. Куда там Ларсу фон Триеру с его «Нимфоманкой»! Я даже не знал, как девушку зовут на самом деле, а Афродитой она была прозвана за необузданную страсть к сексу. Говорили вроде, что в четырнадцать ее изнасиловал одноклассник и после этого девушка потеряла интерес к плотским утехам лет на десять. Но вот потом… Сайты знакомств, дискотеки. Она не могла насытиться, поэтому в психушку пришла по собственной воле, после того, как по ее словам, в ней за один день побывало около тридцати человек. Да вот только надежды горе-нимфоманки на современное лечение не оправдались. Сильные уколы назначать было опасно, по причине превращения здоровой молодой женщины в овощ, а таблетки не оказывали никакого эффекта. От слова совсем. Постепенно Афродиту стали использовать санитары в качестве дополнительного заработка. Примерно через три недели пребывания в нашем малоприятном доме тебе предлагали за пятьсот рублей отвести к ней на полчаса.
Я тоже ходил один раз, сознаюсь. И удовольствия не получил никакого. Одно дело – девушка любящая секс, другое – больная им. Этакая живая секс-кукла с настройками, выкрученными на максимум. Безумие в глазах отражало безумие в теле. Б-р-р-р-р.
Я старался придать своему лицу максимально просительное, заискивающее выражение.
– Я… Я только посижу, посмотрю на нее и все.
Антон противно заржал. Господи, ну и мерзкий смех у него!
– А-ха-ха. Решил руку подкачать? Девка красивая, можно пофантазировать. Это дорогое удовольствие. Боюсь, денег не хватит у тебя.
– А сколько нужно?
Антон бросил бычок на землю, выразительно посмотрев на меня. Хорошо, хорошо. Я подниму сам. Спрятал окурок в карман.
– Две тысячи. Найдёшь, так подходи на пост после обеда.
Две тысячи! Вот тварь! Это же вся моя заначка, спрятанная в подошве левого тапка. Я ещё раз посмотрел на смутный силуэт в зарешеченном окне. Я приду к тебе! Сегодня. Жди!
Тени в пижамах стали подтягиваться к входу, складывая метёлки и грабли возле двери кладовки. Скоро обед, надо успеть домести свой участок.
* * *
– У тебя времени полчаса. Мне тут торчать недосуг долго, дел полно. Дверь плотно закрывать не буду. Кляп и рубашку не трогать! Ты ведь никогда ещё в надзорной комнате не был? Не хочешь? Вот-вот. Руки не забывай менять. Ха-ха-ха!
Опять этот мерзкий смех. Слава Богу, не злой, а довольный, ведь вся моя заначка уже в кармане белого халата. Давай же быстрее!
Дверь открылась. Лязг ключей – и решётка скользнула в сторону.
– Кричи, если что…
Солнце уже уходило на другую сторону здания, последний луч, словно застывший маяк, высвечивал ближний угол комнаты. Мельчайшие пылинки на миг оживали, попадая в него, чтобы затем бесследно исчезнуть в окружающем сумраке.
– Как ты здесь очутилась? Ты пришла за мной?
Ноздри втягивают воздух. Шумно выдыхают его уже тёплым, полным твоего запаха.
Зрачки стягивают на себя полную желтоватой зелени радужную оболочку глаз, как холодной зимней ночью ладони неосознанно во сне тянут край одеяла, пытаясь согреть тело. И вот уже не чёрный круг, а узкая едва пульсирующая щель, манит, заставляет прижаться. Вдыхать едва уловимый за пахнущей больницей одеждой запах свободы. Запах можжевельника и пряного папоротника, покрытого мельчайшими каплями утренней росы. Особенный запах лесной тишины, наполненной звуками птиц, шорохом мелких зверьков где-то в кустах, дыханием спящей где-то наверху, в дупле совы.
Я обнимаю, вдыхаю твой воздух. Он такой тёплый, полный любви и тоски. Вдох-выдох-вдох. Всё чаще, всё быстрее. И вот уже в тихий свист, стон, жалобный скулёж. Я никогда не слышал твоих слов, и только сейчас понимаю, что они совсем не нужны. Человеку нужно умереть, чтобы перестать думать, страдать. Он не может наслаждать своим существованием без разума, как вся остальная природа. Разве что в момент пикового наслаждения, что называют оргазмом, на несколько секунд, человек по-настоящему погружается в это природное безумство. Так может, безумие и есть счастье? Та нирвана, уйти в которую желает каждый из нас?
Её тело вздрогнуло, напряглось. Следом и я почувствовал что-то чужое, тёмное.