Читать интересную книгу Год дракона - Лариса Захарова

Гриша хмыкнул. Это все так. Верка ни одной тренировки не пропускает, занимается с редким для нее рвением. Только не женское это дело — каратэ. Поэтому Гриша был против. Зачем каратэ Вере? Откуда такое поветрие? Но пока он не был ее мужем, ничего запретить не мог.

Когда выехали на Садовое кольцо, Вера спросила:

— Если папа позвонит или появится, ему сказать?

Гриша ответил не сразу:

— Пожалуй… И добавь, что кое-какие соображения у меня уже есть.

5

Гриша просидел с теткой за полночь, вытянул из нее всю необходимую информацию. Короче, история была банальна и грустна: любовная лодка разбилась о быт. С другой стороны — ущемленное мужское самолюбие, как это так, бабенка экономически лидирует, материально под себя мужика подминает. Ну, и, разумеется, современная бабья логика — на кой ляд содержать трутня. Поглядели бы нынешние бабоньки на пчел: насекомые, а знают, зачем трутень, холят его, лелеют. В результате в семье полная гармония. Гриша понял, что Ким Малышев — типичный истерик, беден, как только может быть беден рядовой советский инженер в КБ легкой промышленности. И то, и другое Гриша счел крайне ценным для формирования мнения в милицейских кругах. Даже такая деталь, что Малышев живет вдвоем с матерью-инвалидом, прикованной к креслу-каталке, может реально сработать на благо «Эллады».

Схема должна быть такой: этому самому Малышеву надо засунуть более-менее приличную сумму. После чего на одной из встреч с милицией объявляется будто невзначай, что последние дни Малышев буквально преследовал бывшую жену с неизвестной свидетелям целью. Потом Тонька как старая подруга не то должна проговориться, не то вспомнить, как в день убийства, то есть 8 мая, Малышев несколько раз звонил бывшей жене, просил о встрече, и та, разумеется, отказывалась, вызывая его неправедный гнев. Также кто-то, уже не Тоня, а например, Олег Александрович, знакомый, естественно, по клубу кооператоров со своими коллегами, показывает, что Малышев собирался вступать в кооператив и искал деньги в долг, чтобы внести первый пай. Не с пенсии же престарелой матери ему набрать эту сумму. Детали еще есть возможность додумать, а кончать дело нужно инсценировкой самоубийства, как раз накануне задержания и разоблачения. Истерик испугался ответственности, полез в петлю или в Яузу. А пока операция с Малышевым прорабатывается, нельзя упустить и вариант, который дарит жизнь. Надо помочь милиции найти свидетеля по заявлению Городницкой. Без свидетелей эта дамочка в лужу сядет, это ясно. А «Эллада» останется без навара.

Утром Гриша отвез тетку в «Афродиту» — Арбузов распорядился, несмотря на траур, не прекращать работу: весна, от заказчиц отбоя нет. Отвез, и в «Элладу» не поехал, а устроился во дворе «Афродиты» под кустом сирени с книжкой. Глянуть на Гришу — ну, прямо-таки образцово-показательный студент, усердно готовящийся к сессии.

Гриша вдруг вспомнил себя — счастливого первокурсника, без блатов и взяток поступившего в вуз, про который всю жизнь мечтал.

Вспомнил, каким он был на третьем курсе — роскошный парень, любимец однокашников и деканата, мастер спорта по самбо. Вспомнил и тот новогодний бал в областном педе, ту минуту, когда он познакомился с Верой, а потом с ее отцом. «Что вы собой представляете, молодой человек? Вы не располагаете даже совминимумом», — полупрезрительно, полунасмешливо, полусочувственно сказал тогда Макс. А когда Макс понял, что у Гриши с Верой не пустая интрижка, вызвался помочь… Ну что ж, если «совминимум» — это квартира, машина и дача, то Гриша уже начал над минимумом приподниматься.

Предаваясь приятным воспоминаниям, Гриша, однако, зорко следил за жизнью двора. От дома, где проживала Городницкая, то и дело откатывали черные персоналки и разноцветные личные «Жигули». Из двух старых домов унылого селикатного кирпича выходили такие же унылые люди и брели куда-то, озабоченно глядя перед собой. На солнышко вышло несколько молодых мам с колясочками, появилась детвора. Но это совсем не тот контингент, на который рассчитывал Горохов. И только около одиннадцати часов Гриша увидел искомое. К соседней лавочке шаркающей походкой подходил старик с авоськой, в которой позвякивали пустые бутылки. На старике надет выношенный китайский макинтош образца 54-го года, кепка-аэродром образца конца шестидесятых. Покажи мне, как ты одеваешься, я скажу, кто ты. Старик сел напротив Гриши и застыл. Все ясно: абориген двора, ждет сотоварищей, чтобы сдать постпраздничную посуду, купить бутылку «красняка» и, «оклемавшись», забить козла.

— Сегодня день прямо летний, — безадресно и беззаботно проговорил Гриша.

— Ничего, — буркнул в ответ старик.

Немного помолчали, и Гриша снова сказал:

— Дворик какой зеленый!

— Ничего, — опять отозвался дед, и тут Гриша заметил его цепкий взгляд.

— А правда, — Гриша решил больше не тянуть, — что у вас тут женщину убили?

Старик нахмурился:

— Правда. Прям перед Победой. Такой праздник спортили! Милиции набежало… Вон на том углу она лежала, как мелом зарисовали, так и осталось… Говорят, допризывники…

«Быстро Городницкая обработала общественное мнение», — порадовался Гриша.

— И никто не заступился? — осуждающе спросил.

— Нынче никто не вмешивается. И милиция-то не вмешивается. А чего? Им стрелять нельзя. Дубинка… Подумаешь, дубинка, — старик махнул рукой. — Кончился порядок на Москве. Всю зиму даже не чистили. Я два раза падал, коленка и сейчас ноет. А дочь чуть сосулькой не прибило, это по весне уже, значит. При «отце родном», бывало, не то что сосулька, капель с крыши не упадет… Во, порядок блюл! А допризывников этих уж давно бы взяли. А я их утром видел… Идут и в ус не дуют. Ничего не боятся, распустились…

— Так вы знаете убийц и молчите? — поразился Гриша.

— Я про наших допризывников, с нашего двора говорю. Их я видел. Утром, когда за молоком ходил. Про них говорят, они дохулиганились. Они могли, они такие.

— Так вы заявите на них. Страшно же жить рядом с головорезами.

— Я ж не видал…

— Но знаете же!

— Так все знают! Я утром-то, в праздник, выхожу в магазин, дворничиха наша Клава идет. Плачет!.. Помнишь, говорит, портниху? С этого ателье? С голой бабой на вывеске? Царствие ей небесное. Убили портниху. А потом и другое стали рассказывать. Кто говорит, любовник у нее был: не то цыган, не то американец. Он кооперативную ковбойскую школу открыл, подпольную, конечно, китайской борьбе учить, чтоб прикоснулся пальцем — и намертво… А как портниха ему изменила, велел ученикам ее убить, а сам обратно в Америку уехал. Но все-таки думаю, наши допризывники. Обидно, ах, обидно…

Гриша увидел, как из «Афродиты» вышла Лена Фролова. Тоня говорила, повестка у нее на двенадцать. Значит, пошла Леночка давать показания. Бог ей в помощь. К Лене подошел какой-то парень. Стало быть, нового хахаля завела. Тоже Бог ей в помощь…

— Да, обидно, — повторил Гриша. — Жаль, что некому пойти и отстоять справедливость. Вот вы же не хотите идти — Он осуждающе посмотрел на старика, уже не надеясь на успех предприятия.

Но, видно, все-таки заделась какая-то саднящая струнка в стариковской испитой душе.

— Я не хочу?!! Да я за справедливость до Кенигсберга дошел! Меня там контузило! Генерал Черняховский… Слыхал? Командующий наш. Так его убило. Вот какое сражение было! Командующего!..

И тут из дальнего подъезда большого нового дома вышли три офицера милиции. Не те, что были здесь вчера. Хотя один из них, похоже, тот же молодой капитан.

— Вон, дедуль, глянь, милиция… — Сказал Гриша, — на ловца и зверь бежит.

— Спросят, скажу, — прогнусавил дед. — Может, им и не надо спрашивать, сами дознаются. Наш участковый, он мужик ничего, умный, всех насквозь видит, разберется, только сам я к нему не пойду. — И старик, поглубже натянув кепчонку, старческой рысью устремился к своему подъезду.

6

При других обстоятельствах Лена, пожалуй, даже пофорсила бы с этим парнем. Мальчик что надо. Вьется с утра, проходу не дает. И не то пугает, не то заманивает.

— Слушай, как тебя, ты что, на работу не ходишь?

— А сейчас это и есть моя работа, Леночка, ходить за вами.

— И много тебе за это платят?

— Почти как вам, Леночка. Только у меня работа на воздухе, и машинка швейная не стучит. Разнообразие присутствует. Вот зачем вы сейчас в милицию идете, а, Леночка? Скажите, зачем?

— Тебе-то какое дело? Чего прицепился?

— Объясняю, Леночка. Не будьте себе врагом, выслушайте. Я не шучу с вами. Сейчас все в ваших руках. Вы меня больше не увидите, коль уж я вам не нравлюсь, если дадите мне честное слово.

— Дам честное слово, только исчезни. Надоел!

— Молодец, Лена! Значит, вы даете мне честное слово, что сообщите милиции про то, как Гриша Горохов звонил Галине Алексеевне весь день, пытаясь назначить ей интимное свидание на своей квартире. А потом вы видели в переулке, где «Афродита», Гришину машину.