Она посылала мне отчаянные письма, спрашивала, что творится в Пекине, не могла понять политики партии, очень просила присылать ей материалы, которые бы хоть немного освещали положение в центре страны. Я посылала ей все материалы, которые попадались мне в руки. Их в большом количестве распространяли организации бунтовщиков. В начале 1967 года она послала оказией с сотрудниками своего университета письмо мне в Пекин, в котором очень просила передать через мои каналы это письмо Кан Шэну. Я выполнила ее просьбу через Женю Чувень. Ответ Кан Шэна, опять через Женю, был таков: «Я частные письма не принимаю». Я знала, что мать со времен Яньани относилась с большим уважением и доверием к Кан Шэну и называла его «щитом от летящих стрел». Ответ Кан Шэна был явным отказом в помощи, и мать была очень расстроена. После этого я долго не получала от нее писем.
И вдруг в конце 1967 года она вместе с Су Мином появилась у входа во двор Бюро переводов. Я не могла поверить своим глазам. Мать объяснила.
Оказывается, во время создания революционных комитетов провинции Хунань и города Чанша бунтующая молодежь решила объединиться с вновь прибывшими кадровыми работниками, поскольку к ним не за что было придраться. Тогда требовалось, чтобы в новых революционных комитетах были представители руководящих работников. Вот они оба и попали в эти списки. Но списки должны были быть одобрены «Центральной группой руководства ‘культурной революцией’», а та требовала, чтобы эти представители приехали в Пекин для обязательной «обработки», то есть проверки. Мать с Су Мином остановились вместе с бунтовщиками в одной из гостиниц Пекина. Лидеры «культурной революции» уделяли городу Чанша и провинции Хунань особое внимание, так как это была родина Мао Цзэдуна.
Лучше бы мама не показывалась на глаза тогдашним «вождям», лучше бы ее не было в этих списках, лучше бы она вообще вела себя тише воды, ниже травы. Тогда бы у нее, может быть, совсем по-другому сложилась судьба. Но она осталась сама собою.
К этому времени я уже была замужем за Хуаном Цзыцзяном, переводчиком испанской группы, и у нас 12 июня 1967 года, в самый разгар «культурной революции», родилась дочка. Моя беременность, ее рождение, а затем кормление на какое-то время отвлекли меня от «культурной революции», что мне было очень кстати.
Мать пользовалась каждой свободной минутой, чтобы прийти к нам и расслабиться. Но не прошло и двух недель, как мне позвонила тетя, младшая мамина сестра, и спросила, приходили ли ко мне студенты из Чанша, которые разыскивают мою мать. Из этого вопроса я поняла, что у мамы не все в порядке. Перед новым 1968 годом мать выписала в Пекин сестер и брата. Все они остановились у меня. От них я узнала, что в Чанша до сих пор враждуют между собой две большие группировки хунвейбинов, каждую из которых возглавляют студенты из маминого университета. Мама признала одну из сторон революционной, поэтому те сделали ее своим представителем от руководящих работников. Но другая сторона против нее ополчилась; такое положение дел не обещало ничего хорошего. Она могла бы не признавать ни одну из студенческих группировок и остаться пассивным наблюдателем, тогда бы никто не выдвигал ее на роль руководителя революционных комитетов. В глубине моей души что-то дрогнуло.
Мама несколько раз уводила меня во двор общежития и тихо говорила:
— Сейчас, конечно, тебе не следует ходить к твоему отцу: вы оба в критическом положении — все приехавшие из Советского Союза подвергаются самой строгой проверке — и только навредите друг другу. Но когда все кончится, пойди к нему и расскажи обо мне. Скажи, что насчет Чжао Иминя он оказался прав. Тебе действительно лучше прекратить все отношения с его семьей.
Из своих детей я больше всего виновата перед твоей старшей сестрой Чупин[9]. Ее забрали от меня в роддоме, я больше ее не видела и до сих пор о ней ничего не знаю, она на всю жизнь осталась сиротой. Не вини меня, у нас в то время не было выбора. Но если тебе удастся попасть в Советский Союз, попробуй найти твою сестру и расскажи ей мою историю.
Что бы со мной ни случилось, не вини партию и ее вождей, верь в дело коммунизма.
От ее слов мне каждый раз становилось очень грустно — интуиция предсказывала, что все мы кончим очень плохо.
Факты подтвердили мое предчувствие. Уже в конце 1967 года мамина судьба была решена. Цзян Цин, Кан Шэн, а также Е Цюнь — старый враг матери со времен Яньани, а сейчас жена Линь Бяо и член Политбюро ЦК КПК — при встрече с хунвейбинами провинции Хунань объявили им, что моя мать — их враг.
Кан Шэн спросил их: «Вы хотите привлечь в революционный комитет провинции Хунань женщину по имени Линь На?» Получив утвердительный ответ, он объявил: «Я советую вам быть осторожнее. Эта женщина — старая советская шпионка, она скрывается в наших рядах в течение долгих лет. Она работала на советскую разведку и докладывала ей о наших руководящих товарищах, например, об У Юйчжане».
Е Цюнь, воспользовавшись случаем, прибавила: «Эта женщина не только в политическом отношении является скрытым врагом нашей партии, она также — аморальный элемент. Проверьте, сколько раз она выходила замуж! Такие люди не могут стать нашими руководящими работниками!»
Тут Цзян Цин истерически закричала: «Молодые бунтовщики! Мы на каждом шагу стараемся предотвратить ваши ошибки и поставить вас на правильный путь! Наш опыт научил нас многому, поэтому откажитесь от своего выбора и начните борьбу с такими врагами, как Линь На!»
Этого было достаточно. Бунтовщики, которые ранее поддерживали мою мать, уже начиная с Пекина следовали за нею по пятам. Когда после Праздника Весны она с детьми приехала на поезде в Чанша, ее с вокзала увезли на машине во двор университета и поместили в маленькую комнатку около библиотеки, которую называли политическим изолятором. Каждая из двух враждующих группировок хотела показать себя перед Центральной группой более последовательными и приверженными революции бунтовщиками. Поэтому они скрывали друг от друга местонахождение моей матери.
Началось ночью. Они пытали «врага номер один»: всаживали иглы под ногти, вырывали волосы, всю ночь не разрешали встать с колен. На следующее утро все стены зданий университета были покрыты дацзыбао, где крупными буквами были написаны высказывания «пролетарских вождей» насчет моей матери. Ей на шею повесили огромную доску с надписью «советская шпионка Линь На». Ее заставили стоять в кузове грузовика напоказ революционным массам и таскали по всем учебным заведениям города Чанша.
Вечером маму в полумертвом состоянии бросили обратно в камеру. Бунтовщикам не хотелось заниматься ее бытом, поэтому поздно ночью ворвались в ее квартиру, схватили ошеломленную Су Сяолинь, мою тринадцатилетнюю младшую сестру, и заперли вместе с матерью. Они объявили дрожащей от страха девочке, что она должна будет каждый день носить матери еду и убирать за ней. Сколько унижений они претерпели! Идет девочка из столовой со скудной едой, студенты, молодые ребята, идут ей навстречу, выбивают еду у нее из рук, она со слезами наклоняется и собирает грязную еду опять в плошку. Студенты выхватывают из рук девочки палочки: «Обойдетесь и без них!» Мать успокаивает дочку: «Все пройдет, мы можем обойтись и без палочек. Правда?» Берет зубную щетку и начинает есть задним концом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});