— Теперь начинай считать в обратном порядке от ста до десяти. С каждым счетом ты все глубже засыпаешь. Если собьется, вернись к тому месту, на котором, по-твоему, это произошло. Досчитаешь до десяти — подними правую руку в знак того, что достиг глубокого сна.
Когда Гарри поднял руку, Лаусон продолжил:
— Теперь я хочу, чтобы ты представил себе, что гуляешь по парку погожим августовским днем. Солнце уже не печет, как в июле. Небо подернуто ажурной дымкой. Ты прогуливаешься и чувствуешь себя умиротворенным, счастливым. Тебя ждут только приятные встречи. Ты спокоен, абсолютно спокоен. Прямо перед собой ты видишь два больших дерева, между которыми натянут гамак. Гамак-качается — вверх, вниз, вверх, вниз. Ты все крепче и крепче засыпаешь. Заберись в гамак, слейся с ним. Пусть тепло наполнит каждую клеточку твоего тела. Пока ты лежишь в гамаке, все глубже засыпая, другая часть твоего «я» обнаруживает перед собой черную грифельную доску… Ты берешь мел и рисуешь на доске круг. Еще один круг. Обводишь его против часовой стрелки три раза, делаешь все более четким… И тебе от этого все теплее, ты все сильней засыпаешь… Теперь ты стираешь круг и начинаешь писать свое имя. Отчетливо проступает каждая буква. Вот оно, полностью проявилось. Что ты написал?
— Гарри, — отозвался Бронсон.
— Сосредоточься теперь на правой руке. Она становится теплой и легкой. Теперь сосредоточься на левой… Рука касается лица, и ты все глубже погружаешься в сон. Твой лоб очень холодный. Он холодный потому, что ты скользишь на деревянной лодке по черному тоннелю, ведущему к прекрасному гроту. Ты все еще меня слышишь, Гарри?
— Да, Фил.
— Что в этом гроте?
— Я не знаю!
— Твоя лодка продвигается все дальше и дальше. Вот она уже выныривает из тоннеля. И перед тобой предстает доселе сокрытое от глаз. Посмотри на свет, сынок, посмотри! Где ты?
— Огонь, кругом стена огня… Фил, уведи меня отсюда!..
Лаусон, по крайней мере, обладал достаточным здравым смыслом, чтобы не рассыпаться в извинениях после того, как Гарри «вернулся». Фил понял, что с этого момента он несет определенную ответственность. А это означает, что ему следует излучать уверенность и ни при каких обстоятельствах не давать больше воли амбициям. Внезапно Гарри перешел из разряда приятелей в разряд пациентов.
Травматическая амнезия, редкий случай. Большинство подобных диагнозов никогда не подтверждается, но на этот раз ошибка исключена. «Дурак! обругал себя Фил. — Втянул парня в историю. Старый, унылый, оплывший жиром, никчемный дурак!» Если говорить начистоту, то док прекрасно знал, на что шел, разыгрывая истерику перед ошарашенным Гарри Бронсоном. Парень ничего не помнил из своего детства. Примерно до десяти лет — белое пятно. И, что самое страшное, вспоминать боялся. Целую жизнь накапливал «мышечную массу»: заработал кучу денег, купил виллу, разъезжал в шикарных автомобилях, менял женщин по малейшей прихоти. Только бы не вспомнить ненароком тот давно исчезнувший кошмар.
Доктор отложил карандаш.
— Ну что, очнулся? — спросил он. И добавил мысленно: «Ничего, дружище. Это обычный подлый трюк».
Гарри уже ничего не помнил из пережитого, но на дока смотрел с опаской. Кто знает, что еще выкинет?
— Гарри, малыш, — сказал Фил, — а не пропустить ли нам по стаканчику, для снятия стресса, так сказать?
— Джонни, принеси бутылку виски.
Робот деловито зажужжал:
— Вам с водой или как обычно, сэр?
— Давай, как обычно.
Около часа приятели предавались воспоминаниям. Когда бутылка опустела, Лаусон, хитро прищурившись, предложил:
— Сыграем в картишки, старина?
— Неси еще одну, — хрипло гаркнул в пространство Гарри. — Еще, понял!
Расторопный Джонни бросился на кухню.
— Осталась только водка, сэр.
— Давай!
Вновь наполнили рюмки.
— За расширение горизонтов восприятия, — предложил тост Бронсон.
— За пространство и время, — откликнулся Лаусон.
Перемешав колоду нетвердыми руками, Фил Лаусон предложил Гарри угадать первую карту.
— Ну, допустим, туз треф.
— Так, посмотрим, не ясновидец ли ты. — Лаусон приблизил руку к глазам. — Действительно, туз треф! Ха!
На этот раз испытание проводилось более тщательно.
Гарри вышел в другую комнату с листом бумаги и карандашом, а док принялся аккуратно тасовать карты.
— Готово! — рявкнул он, закончив нехитрое дело. — Теперь записывай все, что придет в голову.
Гарри, уставившись на бумагу, долго соображал, что же ему написать, но, кроме двойки треф, так ничего в голову и не шло. Собственно, Бронсону поднадоели подобные игры. «Ладно, черт с тобой, Фил!» — подумал он и записал: «Бубновая пятерка, джокер, шестерка пик, туз червей»… и так далее.
— Ну, что, скоро ты там? — торопил Лаусон.
— Подожди немного, сейчас.
Гарри исписал целый лист каракулями и вручил его другу:
— На, читай, может, теперь угомонишься!
Первой картой была двойка треф, потом бубновая пятерка, потом джокер, за ним следовала шестерка пик.
При появлении пятой карты лоб Бронсона покрылся испариной.
— Фил, этого не может быть, — задыхаясь, сказал он. — Прекрати свои дурацкие фокусы, если не хочешь, чтобы я окончательно свихнулся!
Но Лаусон не мухлевал. Он всего лишь медленно и методично открывал карту за картой, убивая все сомнения и надежды. Что-то в сознании Гарри искало контакта с тем тоннелем, по которому он недавно плыл. На мгновение показалось, что он слышит, как в подземных реках бурлит черный холодный поток, как огромные рыбы с сапфировыми глазами обдают звонкими брызгами каменные своды. Еще мгновение — и он сам превратится в хрустальную воду, станет частью тьмы. Чувство было настолько сильным, что Гарри чуть не выронил стакан.
— Фил, что ты со мной сделал? — угрожающе произнес он. — Я тебе не подопытная крыса!
— Нет, Гарри, — удрученно произнес в ответ Фил Лаусон. — Я здесь ни при чем.
— Как это — ни при чем, — взорвался Бронсон, — да ты хоть знаешь, зачем я тебе звонил? Я хотел только одного: чтобы ты сказал моему свихнувшемуся роботу, что в драгеноле нет ничего страшного. Важная просьба, не правда ли?! А ты приперся ко мне неизвестно зачем и ставишь надо мной идиотские эксперименты. Нет, Фил, ты, конечно, не подумай чего. Я всегда рад гостям, но сегодня и без тебя тошно. Так что уматывай, а не то я сам тебя вышвырну.
Доктор выглядел как побитая собака в зимнюю стужу. «Бедный парень, подумал он. — А ведь все еще только начинается!»
— Что начинается Фил, что? — закричал Бронсон. — Ты что, издеваешься? Чертов сукин сын! Я вчера чуть не угробился, а ты…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});