Читать интересную книгу След Махно - Лора Сотник

Внук Махно не блистал талантами, в школе учился посредственно, но был тихим и послушным мальчиком, к тому же физически здоровым. И это привлекало к нему симпатии. Потом Телесика призвали в армию. А после демобилизации он в Славгород не вернулся, остался где–то среди чужих людей, унеся с собой правду о прошлом своих предков и о своем происхождении.

Спустя несколько лет после тяжелой потери совсем постаревший Иван женился вторично и опять взял в жены молодую женщину, без детей и предыстории. Звали ее Марией. Мария родила ему дочь, которая, скорее всего, там же и проживает. Известно только, что Иван не увидел ее взрослой — умер в 1965 году. Цетка надолго пережила сына и упокоилась только в 1980 году, когда Телесий Иванович, сын Ивана, в дальних краях давным–давно устроился в жизни и взял в свои руки владение бабушкиными богатствами.

Вообще–то, это не вся история отношений Цетки и Нестора, а только та ее часть, которую Цетка не то, что не смогла скрыть от людей, а просто сама признавала и озвучивала. Но есть и скрытая часть их отношений, о которой тоже все знают, но как–то с самого начала негласно постановили не говорить о ней, потому что так хотела Цетка, так ей было… ну, удобнее, что ли. И ей подыгрывали. Хотя ничего сверхъестественного в ней нет, даже наоборот.

Суть в чем? Суть в том, что освободившийся в результате февральской революции Нестор недели через две примчался к Цетке — первая любовь все–таки. Встреча была жаркой и Цетка забеременела. Дело житейское. Казалось бы, в ее положении надо было бы радоваться. Но нет, тогда для молодой женщины это явилось ударом.

Ну, во–первых, потому что она еще не освоилась с ролью ветреницы, непутевой гулены. И тем более не была готова к роли женщины, рожающей незаконнорожденных детей от залетного ухажера, да еще с сомнительной биографией. Для нее это казалось непереносимым позором! И она сразу же решила скрыть свой позор от посторонних. Открылась только родителям.

Конечно, мать ее поддержала!

— Доченька, — сказала мудрая женщина. — Мужья — дело временное, а дети останутся с тобой навсегда. Как же без них? Я уж испереживалась о тебе…

— Стыдно мне, — кривила губы и плакала Цетка. — Люди осудят, клеймо на мне поставят…

— Скроем! — пообещала старая Кристина. — Не мы первые…

И второе, что испугало Цетку и заставило утаивать свое положение, — это опасение потерять Нестора. Она обладала умной природой и понимала, что Нестор совсем не настроен на размеренную жизнь обыкновенного сельского мужика. Исходя из этого, она рассудила так: ее возлюбленный — человек из другого мира, он рвется к другой жизни, где все кипит и меняется, все непостоянно. Он не откажется от своих устремлений ни за что, если уж терпел из–за них каторгу. Значит, дети станут ему обузой. Само знание о них будет сковывать его. И он начнет уклоняться от встреч с Цеткой, даже если ничего откровенно не скажет ей. А она этого не хотела!

Все я тут учла или нет, все ли поняла или что–то упустила — не важно. Важно то, что случилось дальше. А именно это я и излагаю.

А дальше… через девять месяцев Цетка решила рожать не у себя дома и не у матери, а в доме Ефросиньи Алексеевны Сотник, местной повитухи. Так иногда поступали по селам, когда предполагались тяжелые роды. Но у Цетки первые роды прошли благополучно, и на свет появился крепенький веселый мальчик, названный Семеном. В первые дни он оставался в доме повитухи, жившей, кстати, на соседней улице от роженицы. Затем Ефросинья Алексеевна объявила батюшке, что в одну из ночей к ее порогу был подброшен ребенок мужского пола. И она, как законная и опытная повитуха, в соответствии с долгом, подобрала его и тут же провела работу по поиску для мальчика приемных родителей. Таковые нашлись, ими стали престарелые супруги Антон и Кристина Тищенко с соседней улицы, отчаявшиеся иметь внуков от дочери своей Светланы Антоновны. За этих людей она ручается, зная их многие годы. В своем устном обращении к батюшке Ефросинья Алексеевна просила зарегистрировать рождение мальчика по всем церковным канонам.

Такой была традиция по приданию законного статуса детям. И внебрачным в том числе, если их правильно вписать в схему. И после этого можно было сколько угодно говорить о своих подозрениях, обсуждать и предполагать, кто настоящие родители ребенка, кто подкинул его повитухе, но это все было прахом и суетой. Ребенок обретал жизнь как чистокровный гражданин, и плевать на всех хотел.

Кстати, немного о чистокровности, чтобы не путали это понятие с генетикой, этнической чистотой или династичностью. Понятие о чистокровности сложилось еще в средние века, и было аналогично тому, что наши деды называли благонадежностью, а мы называем законопослушностью. Чтобы считаться чистокровным гражданином (читай — благонадежным, законопослушным), надо было соответствовать всего трем требованиям:

1. родиться в законном браке;

2. не иметь преследования со стороны властей (не иметь судимости);

3. вглубь до седьмого колена не иметь родственников, поменявших вероисповедание.

Батюшка уже готов был внести имя новорожденного Семена в свои книги учета, как тут во всеуслышание подняла голос Цетка! Она заявила, что в деле воспитания приемного ребенка не доверяет своим родителям из–за их преклонного возраста. И что, мол, коль так получилось с подкидышем, то уж лучше она запишет его на себя, и пусть тогда ее родители возятся с ним, сколько хотят. Так был разыгран спектакль, в результате которого Семен принял на себя девичью фамилию матери. А уж кто был записан отцом, о том мне не сказали, не знаю.

Приличия были соблюдены. А Нестор что же? А ничего. Откуда ему было знать, что пишется где–то в церковных книгах? Время было неспокойное, жизнь — бурная, времени на пустяки не хватало.

Почему я все это знаю? Потому что повитуха Ефросинья Алексеевна Сотник — это моя прабабка, мамина бабушка по матери. Вот так. Прожила она долго и оставила по себе потомкам многие местные тайны, которые любила рассказывать на досуге.

Но не только поэтому я все это знаю. А еще и потому, что моя мама позже стала родней этому Семену, сыну Махно. Какой родней? А вот какой.

Муж этой самой Ефросиньи Алексеевны Сотник был женат на ней вторым браком. От первого брака у него осталось много детей, которых Ефросинья Алексеевна воспитала как своих родных. Они приходились моей маме родными дядьями и тетками. Была среди них дочь Мария, впоследствии ставшая женой Никифора Сиромахи.

В семье Марии и Никифора родилась дочь Оксана. Повзрослев и выйдя замуж, она получила от односельчан кличку Майорша.

Вот эта–то Оксана (далее идут мамины слова) «…вышла замуж за Семена — первого сына бабы Цетки от Махно, старшего брата Ивана горбатого — и родила двойню: мальчика и девочку. Опять же их моя бабушка Фрося на свет принимала. Дети были слабенькие, поэтому девочка вскоре умерла, а сын Александр выжил. Позже Оксана родила Майю, девушку слегка странную… сельскую простушку… Как еще сказать? С детским умом она была. Несчастная наследственность от Махно на Семене сказаться не успела, он погиб на войне в 23 года. А дети его… сама знаешь».

Получается, если Мария была маме родной теткой, то Оксана — двоюродной сестрой. Значит, по отношению ко мне дети Оксаны были троюродными братом и сестрой. Да, я их хорошо знала, прекрасно помню.

Александр Семенович, за которым закрепилось прозвище Заяц, всю жизнь страдал больной печенью, женатым не был, впрочем, как и бабником, детей не оставил. Был он замечательно привлекательным внешне, высоким, стройным, гибким и очень умным, начитанным. А еще он умел смешить людей — рядом с ним все покатывались от хохота. Добродушный его характер, незлобивость привлекали к нему симпатии, земляки его любили.

Будучи в выпускном классе, я перенесла тяжелую болезнь печени, после чего обязана была раз в полгода являться в больницу для обязательного диспансерного осмотра. Однажды мы встретились там с Александром Семеновичем, и он очень участливо отнесся ко мне, долго делился опытом, учил, как с этой болезнью жить, как соблюдать диету. Говорил мягко, убедительно, подбадривающе.

Характерно, что Александр Семенович по причине слабого здоровья всю жизнь работал весьма умеренно, щадяще, словно для вида, а жил безбедно и припеваючи: постоянно лечится на водах, хорошо одевался, ездил по театрам, разборчиво питался, что тоже стоило денег, вообще многое позволял себе. Например, он не стригся у местного парикмахера, а ездил для этого в город, к особенным мастерам, и те из его прекрасных вьющихся волос делали просто загляденье, а не прическу. Он работал на заводе, как и мой отец — вот откуда мое знание этих деталей. Отец рассказывал дома, что в трудовом коллективе образ жизни «этого чудака Зайца» вызывал разговоры. И объяснял их тем, что «хоть и негоже считать чужие деньги, но очень небезынтересно знать, где они берутся».