он принял меня очень любезно и сейчас же позвонил по телефону консулу, который выдал мне визу и даже не обыкновенную, а специальное удостоверение, которое выдается только официальному лицу,[6] состоящему на государственной службе. Так оно по существу и было, потому что я состоял на государственной службе СССР и был зам. председателя ВСНХ СССР. К сожалению, пароход из Шербурга отходил через несколько дней и я не мог долго пробыть в Париже, где у меня много друзей и воспоминаний из времен эмиграции.
В Париже за разговорами и встречами я не обратил внимания на характер выданной визы и оценил это только тогда, когда я сел на пароход в Шербурге. Пароход был очень хороший, если не ошибаюсь «Мажестик». Когда я явился к капитану, то у него уже было извещение о том, что я приеду туда. Он мне сообщил, что у него для специальных официальных представителей государства есть особые каюты и я любую из них могу занять, т. е. такую, которая мне понравится. Я отказываться не стал, получил неплохую каюту, какую обыкновенно дают официальным лицам-чиновникам, но за хорошую плату, конечно.
Компания, которой принадлежит «Мажестик», — английская, и капитану нужно было выполнить, с одной стороны, договор с американским правительством о предоставлении определенного числа хороших кают, а с другой стороны, — очень хотелось и поговорить со мною и разузнать, каким образом случилось, что советский гражданин едет в Америку в качестве официального лица.
Знаменитая статуя "Холод" — Le froid в Люксембургском музее в Париже
Как раз в это время на этом же пароходе ехал представитель Стандарт-Ойля, мистер Пауэлл, живущий постоянно в Лондоне. Я был с ним хорошо знаком, так как не однажды мне пришлось вести с ним переговоры еще тогда, когда я работал в нефтяной промышленности. С ним же ехал главный инженер-консультант м-р Хамильтон — очень знающий человек и мой старый знакомый. Вполне естественно, мне приходилось все время проводить с американцами. Оба они чрезвычайно интересовались, как у нас идут дела по нефти. Но больше всего их занимало, зачем я еду в Америку, каковы настоящие мотивы моей поездки.
Американцы ко мне были расположены дружески, так как знали меня довольно много лет по работе по нефти и очень ценили, что за все время совместной работы у нас не было с ними недоразумений и что мы были совершенно точны в выполнении наших обязательств.
М-р Пауэлл приглашал меня посетить их новые установки в Америке, новые заводы, ознакомиться с новыми районами, где добывается нефть. Инженеры Стандарт-Ойля, бывшие на пароходе, также не давали мне покоя, задавали бесконечные вопросы, как у нас поставлена отгонка бензина, как мы закрываем воду в скважинах и т. д. Конечно, они тоже не одной техникой интересовались; очевидно, у них были некоторые поручения, как и у м-ра Пауэлла. Я научился некоторой склонности к юмору во всех положениях жизни и поэтому разговоры и выпытывания доставили мне несколько веселых минут. В разговорах я старался держаться как можно скромнее: я ехал как. профессор Горной академии для изучения золотой промышленности, в частности мне нужно было заехать в Вашингтон для того, чтобы ознакомиться с Бюро оф Майнс (Bureau of Mines) и изучить геологические материалы по золотой промышленности.
Когда мы подъехали к Нью-Йорку, началась обыкновенная старая история — проверка паспортов, документов и всякие формальные расспросы, куда едете и почему едете. До начала этой операции явился какой-то чиновник и спросил, где каюта м-ра Серебровского А. П., и просил провести его ко мне. Без всяких формальностей и осмотров он разрешил мне ехать со всем багажом куда угодно. Я был этим удивлен, но представители Стандарт-Ойля сказали, что это обычно бывает так, когда иностранцы приезжают в качестве официального представителя дружественной страны.
Первый раз, когда я ехал в Америку по делам о нефти, я прошел через ряд больших формальностей, подвергался чуть ли не допросам. На этот раз обстояло дело совершенно иначе, и вообще во всю эту поездку я замечал, что хотя слежка и была весьма добросовестная, но отношение ко мне было более благоприятное, чем первый раз.
Дальше я расскажу о некоторых подробностях в этом отношении, а пока упомяну, что в первую мою поездку в Америку еще в 1925/26 г. я приобрел там нескольких хороших друзей, некоторые из них были членами демократической партии, и через них я достал рекомендательные письма на имя профессоров, ученых и других культурных людей. Благодаря этим друзьям я смог побывать не только на золотых рудниках и заводах, но и в общественных организациях и даже в таких, которые обычно для таких посетителей, как я, закрыты.
Он открыл на свои сбережения гостиницу
Случались со мной смешные истории. Однажды я поехал на один рудник достать чертежи, сметы, калькуляции. Он был расположен недалеко от Невада Гольдфильдс. Так как там была всего одна гостиница, то мне знакомый инженер дал письмо к хозяину гостиницы. Хозяином был бывший штейгер, который заболел очень распространенной на рудниках «горной болезнью» — у него от пыли, поднимаемой перфораторами, развилась болезнь легких. Он ушел с рудника и открыл на свои сбережения гостиницу. Хозяйство гостиницы было маленькое, внешний вид она имела приятный, и внутри было чисто. Семья хозяина гостиницы помогала ему — его дочка сидела за кассой, а сама «мама», т. е. жена хозяина, управляла хозяйством.
Явился я туда с рекомендательным письмом вечером, публики не было. Я очень долго просил дочку хозяина мисс Дженни обратить на меня внимание и прочитать письмо, но ей было не до того: она была занята в это время флиртом, и чтобы папаша не заметил, сидела с кавалером в помещении кассы. Сам хозяин так обрадовался письму, что не знал, куда меня посадить (в Америке дружеские связи гораздо крепче, чем в любой другой капиталистической стране). Он все беспокоился, скоро ли я нашел его: он полагал, что его Дженни где-нибудь опять целуется со своим «beau»[7] (дочка в это время сидела с ним в соседней комнате, где была касса), но я геройски заявил, что никакой дочки не видел и поэтому обратился прямо к нему. М-р Том поднял на ноги всю семью. Мисс Дженни, которая за это время успела выпроводить поклонника, появилась на сцену как ни в чем не бывало, мамаша приготовила нам покушать, хотя это было часов 11 вечера; по-американски это время