пришло, от старого товарища. В гости намеревался к нему наведаться. Но товарища здесь не оказалось.
— Довольно странно.
— Я сам крайне удивлен.
— Вам есть где жить?
Человеком в сером помотал головой.
— Я сижу уже две недели на этом вокзале, и денег скоро совершенно не останется. Даже на еду.
— А что же вы делали, целую неделю?
— В каком смысле?
— Ну, вы здесь три недели, так? — человек в сером кивнул головой. — Две из них на вокзале, а первую неделю что?
— Не сочтите за грубость, но вы задаёте слишком много вопросов.
— Понимаю, — задумчиво ответил человек с тростью. — Но вы уж не обессудьте. Я всего лишь хотел предложить вам крышу над головой.
— Это было бы очень любезно с вашей стороны.
— Тогда вставайте, и мы отправимся туда, где нас ждут.
— Нас?
— Ну, пожалуй, только меня, да и то, ожиданием это можно назвать лишь с большой натяжкой. Но, по крайней мере, нас не прогонят.
— Позвольте спросить о причинах такой крайней любезности?
— Не важно. Считайте меня гуманистом. Я просто люблю помогать тем, кто попал в такие интересные ситуации. Знаете ли, у нас тут такое нечасто происходит, если можно так выразиться.
— Да что вы?
— Да. Но не время рассуждать. Пройдемте на площадь, там должен быть извозчик.
Зал опустел.
II. Заявление
— Господа, господа, прошу тишины, господа.
Секретарь оживленно махал руками пытаясь привлечь внимания шумных посетителей, для того чтобы что-то сказать.
— Господа, сегодня приёма не будет.
Толпа моментально притихла. Но это продолжалось недолго. Возмущенный вопрос «Почему это?» из этой самой толпы снова завёл её, теперь уже на недовольный лад. Секретарь снова замахал руками, пытаясь остановить новую волну шума.
— Барон очень болен. Доктора не делают хороших прогнозов. Ему стало плохо буквально час назад, прямо в его кабинете, за работой. Вы сами прекрасно знаете, как работал наш барон. На износ, господа. Не хочется ударяться в пессимизм, но смею заверить, что скоро все разрешится.
Шум толпы упал до шепота. Из кабинета, который загораживал секретарь, вышел доктор, что-то шепнул секретарю на ухо и снова удалился в кабинет. Подумав с минуту, секретарь снова заговорил.
— Господа, барон в агонии. Ему осталось совсем немного. Посему, согласно всем канонам вскоре он будет вынесен из кабинета на главную площадь нашего города, где и состоится торжественное прощание с нашим дорогим бароном. А пока, господа, не теряйте времени, а расходитесь и оповестите всех об этой нерадостной новости.
Толпа стала неохотно расползаться. Секретарь скрылся в кабинете.
III. В гостях
Человек в сером и человек с тростью зашли в темный, источающий затхлость подъезд и подошли к одной из двери. Человек с тростью подергал за шнурок звонка. Со скучающим видом оба стали дожидаться реакции на это. Она не заставила себя долго ждать. Дверь открылась, и из неё показалось лицо женщины, очень усталое и даже можно сказать замученное. В руке у нее была свеча, которой она осветила лица мужчин. Сильно щурясь, она начала всматриваться в них. Спросив у мужчины в сером, кто он, она перевела свечу на лицо мужчины с тростью и, не дождавшись ответа на свой вопрос, она набросилась на него с криками. Свеча упала, но не потухла. Мужчина в сером поднял её и с слегка недоумевающим видом принялся освещать происходящую сумятицу.
— Вернулся, паразит! Где деньги за комнату? Где деньги я тебя спрашиваю, негодяй, — вопила она.
— Деньги будут, все будет, очень скоро.
— Не надо мне тут это твое скоро. Знаю я это скоро. Деньги давай!
Из квартиры за происходящим наблюдали трое полуодетых детей от пяти до десяти лет. Мужчина с тростью схватил женщину, скрутил ей руки и, посторонив детей, завёл её в квартиру, на ходу предложив сделать то же самое мужчине в сером, что тот и сделал, закрыв за собой дверь.
Квартира была бедно обставлена и покрыта пылью во всех местах, где только можно было пыли осесть. Усадив женщину на табуретку, мужчина в черном принялся обшаривать столовую. Женщина тем временем разминала заломанную руку и тихонько плакала. Мужчина в сером поставил свечку на стол, напротив женщины и хотел было ей помочь, но она прогнала его громким возгласом.
— Проходите, присаживайтесь, — обратился мужчина с тростью к мужчине в сером, обшаривая один из шкафчиков буфета.
Мужчина в сером сел за стол и положив шляпу около себя, наблюдал за тем, как мужчина с тростью и, как оказалось при свете, в чёрном пальто, что-то бурча себе под нос, обыскивал на корточках нижний шкафчик буфета.
— Опять у тебя поесть нечего, — возмутился он.
— А откуда в доме взяться еде, если в доме денег нету? — риторически ответила заплаканная женщина.
— А вас как зовут? — поинтересовался у неё мужчина в сером.
— Вдова, — ответил за неё мужчина в черном.
— Но ведь это статус, а не имя, — сказал мужчина в сером.
— Обойдёмся без имён, — буркнул мужчина в чёрном и вышел.
Мужчина в сером растерянно перебирал в руках полы своей шляпы, иногда посматривая на вдову и прокручивая в голове варианты для начала беседы. Но вернулся мужчина в чёрном и сам начал разговор с всё ещё заплаканной вдовой.
— Где мой револьвер?
— Я его заложила.
— Ах ты бесстыжая. Заложила револьвер, а ещё денег с меня требует.
— Твой револьвер не стоил и трети того, что ты мне должен. А детей мне, чем кормить прикажешь?
— А с чем ты мне за деньгами идти прикажешь?
— Меня это мало волнует, мне надо чем-то питаться и детям моим тоже.
— Но ведь у тебя пустой буфет. Ты хочешь сказать, что уже всё съели?
— Да.
— А чем мне гостя кормить прикажешь?
— Не моё дело.
Вдова встала и вышла, оттолкнув стоявшего перед ней мужчину в чёрном, который сел на ее место.
— А она вам кто? — поинтересовался мужчина в сером.
— Никто. Просто взял её под свое крыло. Я всегда помогаю обездоленным вдовам и их сироткам.
— Тогда почему она к вам так относится?
— Зажралась, — ответил, как отрезал, мужчина в чёрном.
Мужчина в чёрном встал и снова вышел, зайдя в ту же комнату, куда не так давно зашла и вдова. Послышались сначала крики, а потом громкий, возбужденный шепот, который человек в сером не смог разобрать. Когда мужчина в чёрном снова вернулся, он предложил мужчине в сером идти за ним, что тот и сделал. Так они оба вышли из квартиры и оказались на мостовой, по которой уже накрапывал мелкий дождь.
— В общем, мы