Читать интересную книгу Алые погоны - Борис Изюмский

… Веденкин мог часами обдумывать завтрашний урок, перебирать в памяти факты и события, группировать и разъединять их, бережно откладывать нужное и нещадно браковать лишнее. Важно было сначала продумать, о чем маленьким не следует говорить. И потом уже — как преподнести материал. Ему хотелось так рассказать о Святославе, чтобы ребята вдруг увидели перед собой суровое лицо воина, с синими глазами, такими же, как у его матери княгини Ольги, с густыми бровями, сросшимися на переносице; увидели дымные походные костры в степи, услышали призыв Святослава: «Не посрамим земли русской!» и ответный могучий клич: «Потягнем!», храп коней, скрежет скрестившихся мечей, свист аркана и вкрадчивый шелест стрел; чтобы ребята увидели, как молодой Святослав с разрубленной ключицей отбивается один от сотен печенегов и падает, окровавленный, на осеннюю пожелтевшую траву, и свирепый печенежский царь Куря, злорадно усмехаясь, склоняется над ним.

Маленькие сердца загорались, когда Веденкин вызывал, живые картины прошлого. Вот мужественный Дмитрий… вдавлены у него на груди латы от ударов вражеских копий, кровь запеклась на вьющейся бороде, но рука не устает разить татар на славном Куликовом поле; вот вольнолюбивый Разин мчится степным вихрем, пригнув к гриве коня красивое, в едва заметных оспинках, лицо — и кичливое боярство трепещет перед грозным для них Степаном. А вот, отдав приказ сжечь полковые знамена, скачет на санях из неприветливой для захватчиков России — Наполеон. Он оброс щетиной, заиндевел, сгорбился. Покорить нас захотел!..

* * *

На следующий день без пяти двенадцать Виктор Николаевич вызвал в ротную учительскую Кошелева. Мальчик робко постучал в дверь и, получив разрешение войти, смущенно остановился на пороге, едва слышно поздоровался. Видно, ему хотелось сказать что-то, но он стеснялся.

— Ты, Илюша, не раздумал пойти ко мне в гости? — подошел к нему Веденкин.

— Нет… да… раздумал, — запинаясь, чуть слышно ответил Кошелев, потупив голову.

— Почему же это вдруг? — удивился майор.

— Мне очень хочется к вам… — решился, наконец, Илюша, — но стыдно перед ребятами… Я иду, а они остаются…

— Ну, это пусть тебя не смущает, — успокоил Виктор Николаевич, — в следующий раз я других приглашу. Шагом марш одеваться! — шутливо подтолкнул он Кошелева.

У Илюши словно тяжесть с плеч свалилась. Должно быть, он и сам искал какое-то оправдание своему уходу от товарищей.

Он молниеносно повернулся кругом и, крикнув: «Я сейчас!» — помчался к старшине.

Виктору Николаевичу не хотелось приглашать к себе сегодня нескольких ребят. Один-на-один он рассчитывал скорее вызвать Илюшу на откровенность, а именно этого он желал добиться. В последние дни мальчик был задумчив, сосредоточенно серьезен, тяжело и часто вздыхал и, видно, с трудом отрывался от каких-то своих мыслей.

Веденкин знал, что Кошелев потерял в войну родителей. Отец его — председатель колхоза — ушел в партизаны и погиб в камышах во время перестрелки, а мать, на глазах у мальчика, была запорота хуторским «атаманом», поставленным немцами. Осталась только тётя — сестра матери.

—: Я готов! — появился одетый Кошелев.

Они вышли во двор училища. Солнце в пелене тумана походило на матовый шар. За конюшнями, по льду катка, стремительно скользили конькобежцы в серых и синих свитерах, с клюшками в руках: шел хоккейный матч между сборной училища и сборной городских школ.

— Может быть, тебе хочется посмотреть на матч? — спросил Веденкин у Илюши.

— Нет, нет, — ускорил шаг Илюша: он боялся, что майор раздумает взять его к себе, и старался отвести поскорее Веденкина в сторону от катка.

Они приближались к выходу из училища, когда на коньках подлетел раскрасневшийся Павлик Авилкин. Казалось, от быстрой езды хитрость, обычно едва заметно тлеющая в его зеленоватых глазах, разгорелась, и он не мог скрыть ее даже миной скромника. Веснушки, словно золотая пыльца с красноватых бровей и ресниц, покрывали его лицо.

— Товарищ майор, разрешите обратиться?.

— Пожалуйста…

— Товарищ майор, мне бабушка деньги прислала, и я хочу с вами сфотографироваться, — скороговоркой произнес Павлик.

— С удовольствием — ответил Виктор Николаевич. — Но сначала исправь свою двойку по истории, без нее приятнее будет фотографироваться.

— Хорошо, — неуверенно согласился Авилкин и поспешно отъехал в сторону.

Виктор Николаевич и Кошелев вышли на улицу. Туман настолько сгустился, что купол собора, стоящего в вершине улицы, исчез, и обезглавленные стены проступали неясной айсберговой глыбой.

— С кем ты, Илюша, дружишь в отделении? — спросил Веденкин, когда они пересекали стадион с сиротливо сгорбившимися штангами футбольных ворот.

— Со всеми… У нас ребята очень хорошие. Авилкина я только не люблю, — посмотрел снизу вверх Кошелев. — Не то, что не люблю, а просто не хочу с ним дружить.

— Почему же такая немилость? — полюбопытствовал Виктор Николаевич.

— Да так! — знающе мотнул головой Илюша, но решил пояснить — У нас в отделении есть «летчики» и «танкисты», Это кто хочет после суворовского идти в летное или танковое училище. Мы даже альбомы составляем, портреты знаменитых летчиков собираем, жизнь их описываем, из газет вырезки делаем про Кожедуба, Талалихина, Гастелло… Записались в клуб юных авиамоделистов… Из Москвы задания нам присылают. А другие — про танкистов все собирают, даже марки и открытки. И когда игра у нас, мы на две партии делимся… Канат, например, тянем. Один раз мы канат тянули… Авилкин «танкистом» был. А когда «летчики» стали верх брать, он к ним перебежал. Разве это дело?

— Да, это нечестно, — согласился Виктор Николаевич. — Ну, вот и дошли до нашего дома, — весело сообщил он и открыл дверь парадного.

В передней их встретила жена Веденкина — Татьяна Михайловна, молодая полная женщина с черным жгутом волос.

— Пришли! — воскликнула она приветливо. — Раздевайтесь, раздевайтесь, славное воинство!

Илюша сразу не догадался поздороваться, потом сообразил, что дал маху, и громко, старательно сказал:

— Здравия желаю!

Татьяна Михайловна улыбнулась.

— Раздевайся, Илюша! Хорошо, что пришел.

Он снял шинель, поднявшись на цыпочки, хотел повесить ее на вешалку, но не мог дотянуться и пыхтел, упорно елозя по стене.

Татьяна Михайловна мимоходом помогла ему и, ласково кивнув, прошла в комнаты. Мальчик повертел в руках шапку, положил ее на небольшой столик у окна, пригладил ладонью стриженую голову с темной макушкой и одернул китель.

Высокий стоячий воротник парадной формы с позументами заставлял его держать голову слегка откинутой назад, сковывал движения, но придавал степенность, даже важность, находящуюся в полном противоречии с живыми темными глазами.

— Пойдем в мою комнату, — обнял мальчика за плечи Виктор Николаевич.

В светлой, небольшой комнате, кроме письменного стола, кресла и узкой кровати, были лишь стеллажи с книгами и две картины, писанные самим Веденкипым. На одной изображена была девочка лет четырех, такая же белокурая, голубоглазая и бледная, как Веденкин, на другой — излучина реки, задумчивый вечерний закат, с красками поздней осени, навевающими покой и сосредоточенность.

— Это кто, товарищ майор? — показал глазами на портрет девочки Илюша.

— Моя дочка — Надя. Только ты не называй меня здесь майором. Мы ведь не на службе. Меня зовут Виктор Николаевич.

— Виктор Николаевич, — тихо, словно вслушиваясь в необычное сочетание слов, повторил Илюша и поднял на учителя лучистые глаза.

— Да вот и сама натура! — воскликнул Веденкин, указывая на девочку, заглядывающую в дверь. — Иди, иди сюда!

Девочка с голубым бантом на голове смело приблизилась и, поглядывая на Илюшу, спросила:

— Вы кто?

— Воспитанник четвертого отделения пятой роты Суворовского военного училища Кошелев Илья! — щелкнув каблуками, с напускной официальностью представился он, и снисходительная улыбка взрослого появилась у него на губах.

— А ну, стукните еще, — попросила Надя, показывая на каблуки и сама пытаясь щелкнуть своими.

— Товарищ майор, — дрогнул печально голос Илюши, — у меня такая сестрица была… Даша. Когда маму убили, нам плохо стало… Умерла Даша от голода…

Веденкин задумчиво провел рукой по голове мальчика, и тот доверчиво прильнул к нему.

— Познакомься с Надюшей, я сейчас приду, — сказал Виктор Николаевич и вышел в соседнюю комнату.

Татьяна Михайловна раскатывала на столе тонкий лист теста.

— Я сейчас сниму китель и надену синий свитер, может быть, тогда он перестанет величать меня все время майором, — шопотом сказал Веденкин.

— Славный мальчуган, — сердечно сказала Татьяна Михайловна, и глаза ее потеплели, — и так жаль мне его, сиротиночку.