Теперь «девятка» пробиралась к Малой Бронной, и помехой был уже не сплошной поток машин, а припаркованные вдоль узкой дороги автомобили.
– Тут, куманек, дельце темное, поганое, – нараспев продолжал подполковник. – Шестаков вплоть до 1992 года был одним из главных руководителей Гохрана – надеюсь, не надо объяснять, что это за учреждение?
– Не надо, – нахмурился Алексей.
– Вот и славно. Сам понимаешь: золото, платина, бриллианты, церковная утварь, изъятая советской властью в немеряных количествах… Это, брат ты мой, не хухры-мухры. Известно ли тебе, сколько этого добра испарилось из хранилищ к началу девяностых? Прорва. Кстати, может, ты думаешь, что те экспонаты, которые выставлены в Алмазном фонде, – подлинники? Ха-ха! Там семьдесят процентов – подделки, муляжи. Все тайком от народа продано за рубеж еще при коммунистическом режиме.
Алексей тупо молчал, потрясенный услышанным. Недавно к ним в гости приезжала из деревни теща, и Малыш с Ириной впервые за долгое время смогли куда-то выбраться. Раньше-то, до появления Ксюши, они постоянно ходили на выставки, в театры, а теперь решили побывать в Алмазном фонде. Дорого, конечно, но удовольствие, как они были уверены, того стоило.
И Алексей с гордостью москвича показывал Ирине, простодушной деревенской девушке, бесценные национальные сокровища. А она искренне восхищалась…
Боже мой, все ложь, обман и насмешка!
Карлсон искоса взглянул на своего друга, и ему стало жаль наивного парня. Подполковник потрепал Малыша по коленке, пробурчал виновато:
– Да ладно тебе, не бери в голову. Я пошутил.
«Девятка» зарулила в старинный московский дворик и остановилась возле подъезда сталинского дома.
– В сквере нам делать нечего, – пояснил Басов, ставя машину на ручник. – Труп Шестакова увезли, сейчас Серега Груздев над ним колдует в Лефортовском морге… А тут, кум, вовсю обыск идет, и, сдается мне, именно в квартире покойного, а не на месте убийства, мы можем найти ключик к разгадке…
Малыш давно привык к тому, что Карлсон то и дело принимается вещать книжным, а порой даже высокопарным слогом, и потому воспринял слова подполковника вполне по-деловому.
Трехкомнатная квартира Владимира Филипповича Шестакова располагалась на первом этаже, и потому окна были забраны чугунными решетками. Мощное впечатление производила и дверь в жилище покойного: бронированная, с усиленными косяками.
Квартира была обставлена с роскошью восьмидесятых годов минувшего столетия – времени, когда карьера ее хозяина была на самом взлете. Похоже, в последнее время Шестаков ничего из мебели или бытовой техники не покупал.
Из знакомых лиц в квартире был только эксперт-криминалист Слава Зарезин, помимо него по комнатам сновали два оперативника из местного угро – капитан и старлей, как они отрекомендовались подполковнику Басову. Понятые – молодой мужчина и женщина средних лет – пристроились на узеньком диване в гостиной.
– С прибытием, товарищ подполковник, – обрадовался Зарезин при виде Карлсона.
– Есть что-нибудь любопытное, Слава? – бросил Максим, игнорируя ревнивые взгляды районных сыщиков. Он прекрасно понимал их демонстративное недовольство: как пить дать, Карлсон быстренько присвоит себе все лавры, которое может принести это далеко не рядовое дело.
Впрочем, с другой стороны, подключение Максима Басова к розыску профессионального убийцы могло избавить районный угро от возможного «висяка».
– Кое-что есть, Максим Юрьевич, – кивнул Зарезин. – Убитый был крупным коллекционером, то есть весьма и весьма состоятельным человеком, насколько я могу судить.
– Владимир Филиппович был нумизматом, как и я, – послышался страдальческий голос.
Матушкин удивленно обернулся – он и не заметил, что в комнате еще кто-то есть. Существует же такая порода людей – настолько непримечательных, что порой они кажутся бестелесными…
Голос принадлежал понуро сидевшему в уголке старичку, одетому в выцветший плащ неопределенного оттенка. В руке этот Божий одуванчик держал старомодную фетровую шляпу.
Глава пятая
– Беспалов Иван Ильич, – горестно представился старичок, губы его дрожали. – Мы расстались с Владимиром Филипповичем больше часа назад, потом я позвонил ему, а эти товарищи были уже здесь, с обыском… Меня попросили прийти…
Карлсон перелистывал сложенные в стопку кляссеры со старинными монетами, среди них было множество золотых червонцев чеканки 18–19 веков. Действительно, целое состояние.
– Похоже, коллекция Шестакова и впрямь имеет большую ценность? – то ли вопросительно, то ли утвердительно обратился Басов к Беспалову.
– Еще какую! – замахал руками Иван Ильич. – В роду у Шестаковых издавна собирали монеты, при царе даже нумизматический магазин в Москве держали.
– Вот как? – сощурился Карлсон. – И кто же теперь, извините, унаследует все это добро?
Иван Ильич замялся.
– Видите ли, – он нервно теребил фетровую шляпу. – Кое-что Владимир Филиппович обещал мне… Но я не претендую, вы не подумайте!
– Почему же вы отказываетесь от наследства, Иван Ильич? – счел нужным как-то проявить себя Матушкин. – Тем более, что, как вы сами признались, вы тоже – заядлый нумизмат.
Карлсон одобрительно взглянул на Малыша – мол, давай-давай, перекрестный допрос – он всегда эффективнее.
Беспалов молчал.
– Так что же, Иван Ильич? – продолжал давить Алексей.
Старик беспомощно посмотрел на Малыша снизу вверх.
– Ну… У меня есть письменный перечень монет, которые Владимир Филиппович отказал мне в случае своей смерти, а также его завещание в мою пользу… Однако бумага не заверена у нотариуса, так что никаких формальных прав у меня нет. Да и Бог с ними, с монетами. Хотя, конечно же, они украсили бы мою скромную коллекцию. Там, в перечне, несколько коронационных рублей, штук десять екатерининских, павловских и александровских червонцев – и все, заметьте, в идеальном состоянии!
– А сколько стоят эти монеты, которые вы рассчитывали получить в случае смерти Шестакова? – вскользь поинтересовался Карлсон.
Конец ознакомительного фрагмента.