Старик не случайно проверял избранного им преемника различными способами, каждый из которых был хуже предыдущего. Тиберию нужен был отъявленный негодяй, потенциальный убийца, мучитель и насильник. Был, конечно, еще оголтелый и беспринципный Сеян, но сравнив подобострастного юношу и хитрого, пытавшегося возвыситься командира преторианцев, к тому же безродного, Тиберий решительно выбрал Калигулу. К тому же император боялся, что Сеян захочет убить его раньше, чем ангел смерти позовет его в последний путь. Трусливый же Калигула, как казалось Тиберию, будет тихо ждать своего часа, чтобы потом постепенно проявить свою звериную натуру. И чем дольше он будет ждать, полагал принцепс, тем хуже для Рима. На острове Капри дряхлеющий император убедился, что это юное трепещущее от страха создание готово превратиться в прожорливого дракона, как только придет его, императора, смертный час. Знал Тиберий и о ночных похождениях Калигулы: знал, но лишь ухмылялся, ибо чувствовал, что наследник превзойдет его самого. «Он живет на погибель себе и другим», – такое пророчество всесильного Тиберия сохранила молва. Сделав выбор, Тиберий уничтожил Сеяна, назначил Калигулу понтификом и женил его на девушке из знатного рода. Казалось, что император сделал выбор…
Пока юный Калигула, дрожа от страха и одновременно радуясь своему новому положению, приобщался к императорским утехам, сам Тиберий вернулся к старым долгам. Он намеревался рассчитаться с властолюбивой и гордой Агриппиной Старшей, матерью Калигулы. К тому времени, когда императору пришло в голову вызвать к себе Калигулу, его мать и второй брат (Друз) уже почти два года томились в изгнании. Тиберия потешило, что, борясь за свою жизнь и при этом утопая в роскоши и разврате, Калигула ни разу не обмолвился о судьбе родных, смерть старшего брата (Нерона), казалось, вообще его не беспокоила. Юноша как ни в чем не бывало жил по предписанному императором сценарию и, кажется, не особо удивился, когда узнал о том, что мать с братом умерли медленной и мучительной смертью. Родная внучка императора Октавиана Августа мужественно приняла смерть от голода, а ее несчастного сына, которого Тиберий какое-то время даже держал при себе в резиденции на Капри, еще до кончины Агриппины Старшей также уморили голодом.
Но затаившийся Калигула все-таки действовал, намереваясь обеспечить свою безопасность и приблизить счастливый момент обретения власти. Когда его молодая жена неожиданно умерла при родах, юный искатель счастья решил сделать ставку на сменщика Сеяна на посту командира императорских гвардейцев – Макрона. Для этого он, как считает Светоний, сумел обольстить жену Макрона и с ее помощью обрести доверие первого преторианца. Но, вероятно, оба властолюбивых гражданина Вечного города испытывали тягу друг к другу. К примеру, Тацит уверен, что не Калигула искал дружбы Макрона через его жену, а, наоборот, Макрон, уже достигший высокого положения в обществе, вынудил свою жену соблазнить Калигулу и таким образом сблизиться с перспективным молодым человеком. Говорят, существовала даже расписка Калигулы о том, что он непременно женится на Эннии, когда получит власть. Согласно утверждениям Тацита, Тиберий прознал о хитростях Калигулы. Но годы брали свое, ограничивая не только свободу передвижения дряхлого императора, но и возможности политического маневра. К старости у Тиберия не осталось ни одного союзника и, тем более, надежного друга. Как Калигуле уже трудно было найти альтернативу, так и Макрона заменить в это время было уже невозможно.
Пока всемогущий старик колебался, предприимчивые Калигула и Макрон начали действовать. Они приблизились к давно ожидаемому финалу, когда во время одной из крайне редких вылазок из резиденции Тиберий фатально занемог. Разные авторы по-разному описывают сцену кончины тирана, но во всех рассказах фигурирует Калигула – то ли как отравитель, то ли как душитель, то ли как сообщник Макрона в этом деле. Но даже если Калигула не срывал с пальца умирающего императорский перстень-печать и не душил его подушкой, эти придуманные эпизоды оказались поразительно точными в отношении нового императора Рима. Трусливый, действующий исподтишка и чаще чужими руками, он мгновенно смелел, как только видел беззащитность некогда сильного противника, и дальше действовал, как бультерьер во время схватки.
После злобного Тиберия молодой жизнерадостный Калигула показался римлянам вспышкой яркого света после тьмы. Его воспринимали как живительный поток, пришедший в край, где долго властвовала засуха. Толпы ликовали в предвкушении лучшей жизни. Но эти несчастные, взывавшие к двадцатипятилетнему «спасителю», недооценили Тиберия, которого так проникновенно проклинали. Молодой император начал с блестящего спектакля. Он демонстративно и с большой помпой почтил память всех своих родственников, отплыв на остров Пандатория за прахом матери «в бурную непогоду, чтоб виднее была его сыновья любовь». Он помиловал осужденных, а «спинтриев, изобретателей чудовищных наслаждений», изгнал из Рима. Калигула «позволил» безбоязненно работать судам, восстановить сочинения запрещенных Тиберием летописцев, а черни – насладиться зрелищами, угощениями и всенародными раздачами.
Что же происходило в действительности? Желал ли новый император измениться, стать противоположностью Тиберия, к смерти которого он явно приложил руку, или Калигула старался усыпить бдительность общественности, чтобы затем проверить границы дозволенного для властителя Рима? Вероятно, в это время имело место определенное раздвоение личности Калигулы. С одной стороны, его поддерживает множество людей, которые взирают на нового принцепса с великой надеждой. В него искренне верят огромные массы, и чувствительная психика молодого человека, подкрепляемая памятью об отце, толкает его на благородные поступки; какое-то время он, похоже, искренне жаждет соответствовать ожиданиям народа и тех политических сил, которые уже сделали ставку на него. Но вместе с тем, затаившиеся в его душе демоны не могли долго томиться в бездействии, они могли лишь выжидать удобного момента, чтобы явить себя миру. А Калигуле необходимо было утвердиться во власти, ибо как крайне боязливый и осторожный человек, прошедший через жестокие испытания, он просто опасался поддаться тайным, обуревавшим его естество желаниям. Поэтому Калигула пытался сдерживать свои страсти, не позволяя им проявляться явно и неприкрыто. Что же касается государственной политики, то на самом деле в этот счастливый для Рима период лично Калигула не совершил ничего выдающегося. Он лишь «позволял» или «не воспрещал» делать то, что было введено при Августе, но потом предано мрачным Тиберием. В некоторых поступках нового принцепса скрупулезные исследователи находили и более внушительные результаты. Например, Пьер Грималь небезосновательно считает, что торжественное захоронение останков членов семьи Германика на Марсовом поле в мавзолее Августа было не только актом легитимизации власти Калигулы, но и символом династической преемственности. Еще более знаковым стало посмертное обожествление сестры Друзиллы, с которой Калигула состоял в кровосмесительной связи. П. Грималь указывает, что обожествление «придало принципату откровенно «царскую» окраску». И, естественно, стало мощным предупредительным залпом тяжелой артиллерии по позициям сената.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});