Читать интересную книгу Разыскания об изначальной Руси. Тетрадь 2: Хромосомы, Фонемы, Бифасы - Лев Исаков

Но вопрос – нам что, следует ожидать появления папочки вида HOMO SAPIENS 1/4 —SAPIENS? 1/2 —SAPIENS? 3/4 —SAPIENS?…

…И как на этом фоне относиться к «антропологическим авторитетам»?

– Скептически, Т. Е. ПРЕДЕЛЬНО ВНИМАТЕЛЬНО к их обзорам полевого материала – и НАПЛЕВАТЕЛЬСКИ к их заранее ангажированным выводам.

А пака в ожидании итогов радений Цензовых Синклитов обратимся к тому рабочему варианту, который складывается из наличного материала:

1.От ПОЛИГЕНИЗМА: широкая гибридизация антропологического материала, НЕ ПРЕКРАЩАВШАЯСЯ ВСЕ ПОСЛЕДНИЕ 400 ТЫСЯЧ ЛЕТ, столь заметная и превозносимая ранее МОНОГЕНИСТАМИ в отношении Схульских, Старосельских и прочих«гибридных неандертальцев» 50—40 тыс. д.н.э. и немедленно свёрнутая по «обретению африканской Люси» резко усиливается с устремлением мощных миграционных потоков в «охотничий рай» Северной Евразии, в Циркум-Уральском регионе открывшийся значительно раньше (прикидочно с 60 тыс. д.н.э.) прочих окраин, что становится основой мощного обмена генофондом и рекомбинацией старых и новых расовых типов.

2.От МОНОГЕНИЗМА: прямое расообразование на основе расщепления ранее единого типа, исходного носителя таксонов 3—4-х исторически состоявшихся больших рас (общее число их в процессе могло быть и значительнее), в наличном состоянии уже выделившего протонегроидов – австролоидов, сформировавшихся где-то в ареале субтропиков (к ним очень близки Схульсские и Старосельские «прогрессивные неандертальцы»); преимущественно европеоидных долихокефалов; сохраняющих черты исходного универсального единства брахицефалов европеоидно – монголоидно/америндского – монголоидно/эскимосско/азиндского типа… Общая картина усложняется потоком встречной непрерывной метисизации, возможность которой ярко выражена на многорасовой стоянке Костёнки—14. Впрочем, и сам остаточно-универсальный тип продолжал долго сохраняться и продуцировать мозаичные признаки, в том числе и протонегроидности – т.е. весь состав оформляющегося расогенеза.

Развивая МОНОГЕНЕТИЧЕСКУЮ ЛИНИЮ (сразу признаюсь, прикидки к ПОЛИГЕНЕЗУ раскрывают такое богатство возможностей, что описатель попадает в положение бога, для которого нет законов – лучше повременить, пока море безбрежное означит какие-либо ограничения) по значительно более ранним датировкам кроманьонских артефактов Русской Равнины в отношении прочих регионов Ойкумены именно она становится Главным претендующим центром НА ФОРМИРОВАНИЕ ЧЕЛОВЕКА СОВРЕМЕННОГО ТИПА, коли господа антропологи подрезали его связь с АФРИКАНСКИМ HOMO SAPIENS своей Второй Разумностью.

Было бы естественно ожидать старта расогенеза именно здесь, в наличии столь выраженных черт «мозаичного сочетания расовых признаков» всех больших современных рас, при том, что у него имелся вполне приличный разбег в 15 тысяч лет от момента поселения на Русской Равнине до появления контактных неоантропов Сунгири и чистого протонегроида Костёнок—14 в 30-м тыс. д.н.э.

Именно этот район создаёт хорошие условия расселения как на Запад и Северо – Запад по пути отступления ледника, при том, что освобождение Западной Европы долго задерживалось горными ледниками системы Пиренеи – Альпы – Судеты – Саксонский Лес; так и ещё лучшие для продвижения на Восток и Северо – Восток, в Азию и к Америке вслед за значительно более быстрым сходом ледников; при этом выходя на наилучшие позиции для трансконтинентального прыжка. Движения в этих направлениях прямо навязываются сообществам охотников, следующих за отступающей приледниковой фауной. Можно заметить, что именно на Русской Равнине полирасовый Неоантроп зафиксирован наиболее глубоко в Северной Евразии, в том числе и его протонегроидный субстрат; при том, что в Центральной Европе он зафиксирован не севернее Карпат, а в западной лишь на Средиземноморском карнизе Альп. Было бы естественно полагать, что в движении на восток выделилась и ушла далее ветвь длинносых монголоидов-америндов, отстоялась и закрепилась ветвь коротконосых классических монголоидов – азиндов, открылась ветвь наиболее древних коротконосых монголоидов «эскимосского типа». Продолжая далее, контакт монголоидов-азиндов с «денисовскими людьми в 30—20 тыс. д.н.э. стал основой формирования малой меланезийской расы; ну, а остаточный субстрат положил основу тому европеоидному субстрату, что наличествует как антропологическая основа местного населения от Шигирской археологической культуры 11тыс. д.н.э. вплоть до сейминско – турбинских афанасьевцев 2 тыс. д.н.э., «сохраняющих европеоидный тип с признаками лёгкой монголоидной метисизации», что усмотрел у Шигирцев М. Герасимов, и проступает на реалистических изображениях сейминской бронзы. Линию можно вести и дальше, по времени и в пространстве, вплоть до рыжеволосых и голубоглазых дин-линов китайских хроник, до современного населения Русской равнины, при всех различиях языковых семей сохраняющих «европеоидный тип с признаками лёгкой монголоидности»; некое свойство, вызвавшее меланхолическое замечание Н. Карамзина «потри русского – найдёшь татарина»…

Но вполне очевидно, что это уже опережающие хронологию вариации, забегающие от времени основного материала дискуссии – монолога Разочарованного со своим Предметом: начальными 2/3 эпохи Верхнего Палеолита на Русской равнине (50—25 тыс. д.н.э.),открываемое началом Костенковской археологической культуры и закрываемой финалом Сунгирской, когда относительно мягкое межледниковье сменяется новым наступлением льдов сходящимися потоками с Северо-Запада и Северо-Востока к Циркум – Уральскому району.

Можно утверждать, что отсекающим избирательным бутылочным горлышком для избыточного разнообразия антропологического материала Русской Равнины и Западной Сибири стал пик оледенения Северного полушария, который устанавливают на 20—18 тыс. д.н.э., в частности сделавший невозможным здесь пребывание протонегроидов и вызвавший общее смещение населения по условиям распостранения ледника к Уралу и Кавказу, Прикаспию. С 25 по 15 тыс. д.н.э. археологические культуры севернее линии, задаваемой Волынским Кряжем – Жигулями приобретают характер спорадических вхождений без взаимной связи и преемственности. Но эти набеговые вселения свидетельствуют о том, что сложившийся тип и антропологическая преемственность населения, по морфологическим, бытовым, комплексно-хозяйственным качествам и характеристикам наиболее приспособленные к жизни в суровом, не прощающем, но изобильном «зверином рае» огромных туш Приледниковье сохранились, вряд ли докучаемые и нарушаемые частыми вхождениями малоопытных неадаптированных чужаков – скорее налицо были элементы антропологической и социальной консервации. В то же время устойчивые традиции жизни в искусственных жилищах обеспечивали необходимую подвижность следовать, наступать или отступать, за подвижками ледника.

Очень созвучно к этому периоду утверждение Б. Поршнева о «падальном периоде» жизнеобеспечения в становлении архантропов…

Что делается с тушей павшего по естественной причине животного в тёплом климате? – Она гниёт и заражает местность.

Что делается с тушей павшего по естественной причине животного в арктическом климате? – Она превращается в замороженные мясные консервы (в условиях вечной мерзлоты на столетия).

С 16 тыс. д.н.э. начинается необратимое таяние ледников, принявшее с 14 тыс. д.н.э. характер смены ландшафтных зон и биоценозов и имевший катастрофически деформирующие последствия для многих социумов Ойкумены. Так произошло угасание древнейших очагов земледелия в предгорьях Атласа в Алжире и Фаюмском оазисе долины Нила17—14 тыс. д.н.э.; начинается упадок оседлых пещерных культур Испании и Франции, носители которых вынуждены решительно менять своё хозяйство и образ жизни к бурно меняющейся действительности, извлекающей из старых неподвижных автохтонных ниш.

На Европейско-Сибирском средостении ситуация была совершенно иная: большая подвижность хозяйственно-бытового уклада обеспечивала длительное сохранение его сложившихся форм – единственно что подвижки вперёд-назад по смещению границы ледника сменяются устойчивым движением вперёд вслед-вместе со смещающимся приледниковым биоценозом, т.е. в условиях сохранения устоявшейся социально-экономической ниши, выход из которой в целом определяется не диктатом навязанных условий, а свободой выбора к переходу на новые заманчивые занятия и образ жизни. При этом открывающиеся с отступлением ледника просторы доставались в первую очередь именно автохтонному населению приледникового «фронтира», которое уже само определялось, следовать ли ему вслед за уходящими мамонтами, или оставаться в наполняемым копытными и рыбой освобождённых пространствах (см. мою «Цивилизацию сетей, лодок…»). Запускался гигантский сепаратор: те, кто следовал за мамонтами, ушли дальше всех, и чукчи зают мамонта, как огромного реального наземного зверя, тунгусо-самодийские народы имеют расщеплённый образ огромного мохнатого наземного животного и фантастического водяного зверя, который подрывает берега рек; русские, автохтонное происхождение которых я подозреваю, имеют сложно-слитный образ фантастического подземного однорогова индрик – зверя, появляющегося на земле в образе стремительного однорогова коня, в котором мамонт, шерстистый носорог или овцебык уже неразличимы под контаминацией дикой лошади – тарпана с чем-то другим.