— Да, сэр, — я повторяю слова Люси, потому что это все, что он хочет услышать. Я узнала это в первую неделю, когда он начал. Я думаю, что единственная причина, по которой я пережила месяц здесь с ним, — это моя потребность в еде.
Такое досадное неудобство.
— Не думай, что я не заметил, что ты сегодня опоздала. Я ожидаю, что ты задержишься вечером, чтобы компенсировать это.
— Моя машина… — он обрывает меня, поднимая руки.
— Это не моя проблема. Я твой босс, а не друг, и если такое твое отношение продолжится, я даже им не буду. Считай это своим последним предупреждением.
Съешь мешок с членами, ты, гигантский мудак.
— Да, сэр, — я стискиваю зубы, хватаю ближайшую стопку аккуратно сложенных полотенец и встаю, ожидая, когда он отступит, чтобы я могла пройти мимо него.
Когда он этого не делает, я прикусываю губу и протискиваюсь мимо него, прижимаясь к нему всем телом.
Нужно есть. Нужно есть. Нужно есть.
Я напоминаю себе причину, по которой увольняться не вариант, но, оставаясь здесь, я преждевременно поседею.
Я направляюсь в раздевалки и пополняю вешалки для полотенец, собирая грязные мокрые полотенца, которые люди, похоже, не в состоянии выбросить в предоставленные корзины для белья.
Опустив голову и и держа рот на замке, я игнорирую двух парней, выходящих из душевой, одетых только в плавки.
Я быстро поворачиваюсь и ухожу. Возможно, я примерно того же возраста, что и эти мужчины, но это единственное, что у нас есть общего. Команда, которая тренируется здесь, готовится к олимпийским отборам, пытаясь быть лучшими из лучших. Что касается меня, ну, я просто пытаюсь пережить этот день. Последнее, чего я хочу или в чем нуждаюсь, это привлекать нежелательное внимание и оказаться в центре дебатов "он сказал-она-сказала". В таких вещах всегда побеждает человек с большими деньгами и влиянием, а у меня нет ни того, ни другого.
Отнеся полотенца в прачечную, я передаю сверток Полли, которая устало улыбается мне, прежде чем подняться наверх к стойке регистрации, чтобы сменить Карлу.
— Эй, цыпочка, извини, что опоздала. Генри снова вышел на тропу войны.
— Я в «шоке», — она смеется, качая головой, когда выходит из-за стойки.
— Я знаю, но сегодня он вел себя как последний придурок. Я должна остаться на ночь, так что, если ты хочешь, чтобы я осталась здесь, а ты отправилась в фито-бар, то я не против.
— Да? Ты уверена? — спрашивает она с легкой насмешкой. Карла по уши влюблена в Карлоса, который работает преимущественно в этой области.
— Конечно. Веселись, — я отмахиваюсь от нее. По крайней мере, одна из нас счастлива. Думаю, я должна быть благодарна, что, я тоже не работаю в баре сегодня вечером. Я бы никогда не добралась домой, а затем снова пришла вовремя, особенно не на автобусе. Достаточно того, что я ухожу поздно вечером, значит, мне придется успевать на последний автобус, что я ненавижу, но, думаю, нищим выбирать не приходится.
По крайней мере, день проходит относительно быстро. Большую часть дня я отвечаю на телефонные звонки, что отвлекает меня от мыслей о пропавшей машине и телефоне.
Мой желудок урчит, когда, наконец, приходит время отправляться домой, напоминая мне, что я ничего не ела с утра. В свою защиту скажу, что я не должна была работать так поздно.
— Ладно, Дэйв, я ухожу, — кричу я инструктору, который закрывается сегодня вечером.
Он оборачивается на звук моего голоса и хмурится.
— Думал, ты была на дежурстве сегодня?
— Я была, но мне пришлось сесть на автобус, поэтому я опоздала на час.
— Это не объясняет, почему ты проработала на пять часов больше.
— Генри продолжал находить, чем мне заняться, прежде чем я смогу уйти, — признаю я. Этот человек ужасен, но по какой-то причине он ведет себя со мной как придурок.
Он вздыхает: — Этот мужик, я клянусь. Подожди, это значит, что тебе нужно успеть на автобус домой? — он смотрит в темное небо.
— Боюсь, что так. И мне действительно нужно уйти сейчас, иначе я вообще опоздаю на последний автобус.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Если ты задержишься здесь еще на час, я могу тебя подвезти, — предлагает он, но я качаю головой.
— Я измучена и умираю с голоду. Я просто хочу пойти домой, поесть и забраться в постель.
Он вздыхает: — Мне это не нравится, но ладно. Все же, пожалуйста, будь чертовски осторожна. Вокруг слишком много чудаков.
— Я буду держаться подальше от всех без исключения чудаков, с которыми столкнусь, — поддразниваю я, заставляя его раздражаться.
— Умничаешь. Убирайся отсюда. Когда ты будешь в следующий раз?
— Пятница, — отвечаю я, перекидывая сумку через плечо и направляясь к выходу.
— Тогда увидимся в пятницу. Спокойной ночи, Айви.
— Спокойной ночи.
Я открываю тяжелые двери и выскальзываю наружу, плотнее запахивая свою тонкую куртку, чтобы защититься от холода.
Парковка ярко освещена, так что я вижу, что она почти пуста, за исключением нескольких машин. Я спешу вниз по ступенькам и бегу трусцой через парковку на улицу, которая не так ярко освещена, но кажется немного безопаснее благодаря проезжающим машинам.
Заметив пустую скамейку на автобусной остановке, я сажусь и даю отдых своим ноющим ногам, надеясь, что мне не придется слишком долго ждать прибытия автобуса.
Я сижу около двадцати минут, но нигде нет никаких признаков этого чертова автобуса.
Я уже готова сдаться и отправиться в часовую прогулку домой, когда рядом со мной останавливается знакомая черная машина.
Замерев, я подумываю о том, чтобы вообще проигнорировать это и уйти, но мои манеры в конце концов побеждают.
Когда задняя дверь открывается и Атлас подзывает меня, я неохотно подхожу к нему.
— Что ты здесь делаешь? — с опаской спрашиваю я.
— Я направляюсь домой из офиса и увидел, что ты сидишь здесь. О чем, черт возьми, ты думала? Здесь небезопасно в ночное время.
— Я думала, что у меня больше нет чертовой машины. Я думала о еде и постели после очень долгого рабочего дня, но теперь я думаю о том, какой ты мудак, — шиплю я, прежде чем развернуться и потопать прочь.
С проклятием за спиной я слышу звук шагов, прежде чем меня разворачивают, и я сталкиваюсь с твердой грудью Атласа.
— Садись в машину, и я отвезу тебя домой.
— Пошел ты! — огрызаюсь я, до смерти устав от того, что мне говорят, что делать.
С рычанием я обнаруживаю, что меня поднимают и несут обратно к машине, где он бесцеремонно швыряет меня на заднее сиденье: — Какого хрена? — я кричу, когда он забирается следом за мной и захлопывает дверь.
— Следи за своим языком! — рычит он, прежде чем нажать кнопку на крыше машины. — Сначала Альпийская роща, — он отключает интерком и поворачивается ко мне, когда машина отъезжает от тротуара.
— Ты не в своем уме.
Он притягивает меня к себе, его рука обхватывает меня сзади за шею и сжимает, удерживая в дюйме от своего лица.
— Ты испытываешь мое терпение, малышка, — его дыхание овевает мои губы, когда мое дыхание учащается от такой близости к нему.
— Отпусти меня! — приказываю я, но мой голос срывается, из-за чего это звучит скорее как мольба.
— Хммм… такая дерзкая. Скажи мне, этот огонь только для меня, или ты так горячишься для каждого мужчины?
Я моргаю, затем моргаю снова, неуверенная, правильно ли я его расслышала.
Прежде чем я успеваю произнести хоть слово, его губы оказываются на моих, твердые и непреклонные, его язык требует входа. И поскольку я все еще в состоянии шока, я позволяю ему.
Как? Что? Почему? — спрашиваю я, но затем его язык скользит по моему, и вкус мяты в его дыхании, когда его мягкие губы скользят по моим, заставляет меня неосознанно таять в его объятиях.
Чувствуя мою капитуляцию, он притягивает меня к себе на колени, так что мои ноги оказываются у него на коленях. Неопровержимое доказательство, зажатое между нами, показывает, что он так же тронут этим поцелуем, как и я.