Читать интересную книгу Адмирал Ямамото. Путь самурая, разгромившего Перл-Харбор. 1921 - 1943 гг. - Хироюки Агава

— Новый главнокомандующий совсем не важничает, — говорил один.

— Он вовсе не суетится, — добавлял другой.

— Интересно, что бы он делал, если бы у нас началась война, а он стал бы героем-победителем?

Одно из редких проявлений его гордыни — отрывок из письма к Соримачи в Нагаоку, который приводится самим Соримачи: «Уверен, ты всегда будешь помнить, что клан Нагаока, средняя школа в Нагаоке и Нагаокаша (стипендиальный фонд, помогавший Ямамото учиться) произвели для Японской империи главнокомандующего Объединенного флота!» Конечно, это сильно отдает вульгарностью.

И все-таки Ямамото не вульгарная личность. Бесполезно искать в его словах и делах в зрелые годы какой-либо намек на самовосхваление — зуд, который владеет теми, кто стремится пробиться в премьер-министры или генералы. Этот отрывок вообще-то полностью дисгармонирует с общеизвестным обликом Ямамото; начинаешь задумываться над тем, как Соримачи сам пользуется экстравагантной эмоциональной фразеологией в своем рассказе о том, как он услышал новость о назначении Ямамото главнокомандующим Объединенного флота: «Каждая капля крови в моих венах трепещет от радости — осуществились надежды, которые люди Нагаоки лелеяли семьдесят лет... Общество переменилось; Нагаока изменилась; Япония изменилась... Яркая луна, адмирал Ямамото — главнокомандующий! Нагаока вдруг осветилась. Вся Япония станет светлее!»

В свете этого представляется вполне возможным, что Ямамото произнес что-то похожее и с тем же основным смыслом, но с несколько иным оттенком:

«Итак, клан Нагаока наконец создал главнокомандующего Объединенного флота! Не забывайте этого!»

И все равно не очень для него характерно произносить такие вещи даже перед близким другом из родных краев. Возможно, этого никогда не понять (в записках Соримачи постоянно упоминается о Нагаоке), если не рассматривать Нагаоку под особым углом зрения. Здесь, в этой книге нет возможности особо вдаваться в историю этого места в деталях, но община Нагаоки среди тех, которые перешли на «неправильную» сторону в прошлом сёгунате — в Бошинской войне 1868—1869 годов, и по этой причине дала очень мало глав префектур, генералов или адмиралов. Морской флот, например, многие годы находился в руках членов клана Сацума, который держал сторону нового правительства. В конце концов в эпоху Сева (с 1926 года) этот перекос был устранен; считается даже, власти сознательно избегали назначений кого-нибудь из префектуры Кагосима (бывшей Сацума) на пост начальника персонального бюро из боязни проявить региональный фаворитизм. Ямамото, правда, долгожданный сын в семье обедневшего самурая из клана Нагаока; его отец и два старших брата участвовали в Бошинской войне; все трое ранены и долгое время дрейфовали вокруг северной оконечности Хонсю. Для выходца из Нагаоки тех стародавних времен она, Нагаока, чем-то особым не похожа на Чосю или Сацуму. Из тех, кто хорошо знал Ямамото, в Нагаоке остались лишь Соримачи Эйичи, дзен-буддист, по имени Хасимото Зенган, и ровесник Ямамото, по имени Тойяма. Во время последнего восстания, с Сацумой во главе, дед Тойямы объявил, уходя на бой: «Теперь мы отплатим за Бо- шинскую войну!»

Нет сведений, знал ли сам Ямамото о страданиях своего отца и братьев, которые они претерпели, впав в немилость из-за борьбы со сторонниками императора; но вне сомнения, что, как и Соримачи, Ямамото не мог скрывать свои эмоции, когда речь шла о его родных краях.

Глава 2

1

Объединенный флот, со своим новым главнокомандующим, выходил из залива Вакамура, оставляя на воде десятки бурунов. Так началась жизнь Ямамото — властелина огромного формирования кораблей и людей. Но покинем на некоторое время Объединенный флот и вернемся на пять лет назад. 7 сентября 1934 года — как раз за пять лет до того, как «Нагато» оставил залив Вакамура, — Ямамото, тогда контр-адмирал, прикрепленный к морскому генеральному штабу и морскому министерству, назначен главой делегации, представлявшей морской флот на предварительных переговорах на второй Лондонской морской конференции. Это стало началом неожиданного восхождения Ямамото к признанию в военно- морских кругах. Примерно в то же время его имя стало известно не только в Японии, но и в правительствах и флотах Америки, Англии и Германии.

Как пишет Соримачи, возможно, впервые его имя упомянули публично в статье, отразившей пересуды о нем и напечатанной (1927-й или 1928 год) в журнале «Бангей санъю», но эту статью невозможно отыскать. (В действительности романист Тайяма Катай упоминал Ямамото письменно на целых двадцать лет раньше. В «Настоящих рассказах о Русско-японской войне» есть ссылка на «Такано (фамилия Ямамото до усыновления. —X. А.) Исороку, кадета морского корпуса, который получил почетное ранение в великом морском сражении 27 мая, а в данный момент выздоравливает в Морском госпитале в Йокосуке...». Но вряд ли уместно упоминать это здесь.) Кроме этого, самая ранняя ссылка, которую я обнаружил, — краткая заметка в разделе «Профиль на одной странице», появившаяся также в «Бангей санъю» в октябре 1934 года. Автор, чье имя не приводится, пишет:

«Когда было решено послать контр-адмирала Ямамото руководителем делегации, представлявшим флот на предварительных переговорах на Лондонской морской конференции, все его знавшие возлагали на него большие надежды, считая именно тем человеком, который нужен для данной работы. Великолепный рулевой для посла Мацудайры, он, будучи целеустремленным практиком, воистину способен, если обстоятельства того потребуют, отодвинуть посла и взять дело в свои руки.

На Лондонской конференции по военно-морскому разоружению в 1930 году, то есть четыре года назад, он приобрел опыт совместной работы с вице-адмиралом Сакондзи Сейдзо. Познал и горечь неудачи, олицетворявшей Лондонский морской договор, который вызвал шок в морских кругах и такие необычайные по размаху протесты. Поэтому он тщательно знакомится не только с тем, что происходило в то время, но и с личностью и методами работы посла Мацудайры. Кроме того, он недавно оставил пост командующего первой эскадрой авианосцев и стал членом Комитета по изучению мер по разоружению; теперь он ведущий эксперт по вопросам разоружения — изучает их специально.

Императорское правительство подходит к вопросу о разоружении с четко определенной позиции: не уступит ни одного дюйма — даже если в качестве последнего шанса придется выйти из Вашингтонского морского д о говора — и обеспечит равные права на вооружение в том, что касается суммарного водоизмещения флота. Главная роль контр-адмирала Ямамото — возможно, убедить заинтересованные нации, что следует соблюдать основной дух достигнутых соглашений. Благодаря опыту, приобретенному за время работы военно-морским атташе посольства Японии в Америке, он стал осторожен в высказываниях и сохранял здравый ум.

Как и следует ожидать от человека, побывавшего на войне (Русско-японской) и соприкасавшегося со смертью, его трудно испугать. Его резкое нежелание прибегать к лести оскорбляет многих; но он из тех, кто неуклонно исправляется со временем».

Этот характерный набросок дает представление о том, что Ямамото отправился в Лондон полным огня, настроенным не уступить ни пяди, но на самом деле это не так. Истина состоит в том, что он много раз пытался избежать поездки в Лондон. Принято считать так: когда окончательно решили — он едет, он счел своим долгом посвятить всю энергию этой конференции с «энтузиазмом и твердостью» человека, как он сам выразился, «несущего ответственность за будущее нации». И все-таки «энтузиазм и твердость » были другого вида, нежели предназначенные для рядового читателя «Профиля на одной странице» в «Бангей санъю». Только что цитировавшиеся фразы взяты из письма той самой женщины, которая тайком села в привилегированный экспресс «Камоме» в одно время с Ямамото.

Позднее мы еще вернемся к этому письму; здесь дело вот в чем: гордость, что Япония всего за 70 лет стала третьей по мощи военно-морской державой мира, постепенно привела некоторых моряков к тенденции — хотя и не так заметной в армии — преуменьшать силу англо-американцев. Ямамото не мог при этом оставаться спокойным. С 1919 года, когда стал капитаном 3-го ранга, он дважды побывал в Америке и дважды же посещал Европу с официальными визитами. Особенно хорошо представлял он истинную мощь Америки и ее национальный характер; более того, любил эту страну. Во время службы морским атташе в Вашингтоне он писал своему бывшему учителю — на открытке с изображением вишневых деревьев на берегу Потомака: «Вишня Йосино здесь в полном цвету; почти так же красива, как у нас дома, и будто утверждает сардонически, что «японский дух» не монополия нашей страны. В центре — памятник Вашингтону».