Читать интересную книгу Грязный лгун - Брайан Джеймс

— Ты промок насквозь! — Дженет спешит к раковине за полотенцем, чтобы я мог вытереть лицо, руки и мокрые волосы.

Пес перестает лаять, но его глаза пристально глядят на меня с противоположного конца комнаты, следя за каждым моим резким движением, — такой же подозрительный, как мой отец.

Обед уже на столе. Над закрытыми крышками поднимается пар, и я не вижу, что там. Но если все горячее — значит, я не так уж сильно опоздал.

— Какого рожна ты забыл под дождем? — спрашивает отец.

— Я не знаю, — бормочу я.

— Ты никогда ничего не знаешь! — говорит он, а мачеха бросает на него взгляд, чтобы он не горячился.

— Что? — спрашивает он ее. — Это же правда. Мы от него всегда только и слышим: «Я не зна-а…» — он кривит рот и понижает голос, чтобы показать, как глупо я выгляжу, и в придачу выставить меня полным идиотом.

Я закатываю глаза и качаю головой.

— Неважно, — говорю я. Это всегда доводит его до белого каления — его лицо краснеет, он сжимает руку в кулак под столом, пока моя мачеха не бросает на него еще один взгляд, чтобы напомнить, почему я вообще живу с ними. Он медленно разжимает кулак.

— Постарайся не изгваздать весь пол! — говорит он, когда я иду в ванную.

Я хотел сказать ему, что мне не пришлось бы шляться по лесу и марать ноги, если бы он не жил в этом захолустье, если бы он на самом деле жил в городе, как я и считал раньше, потому что он сам мне это говорил — что живет в Портленде.

Какой к черту Портленд!

Мы жили по меньшей мере в часе езды от города. Это место совсем непохоже на город. Дома стоят отдельно друг от друга, в стороне от дороги, участки засажены деревьями, но они совсем не спасают от демонов. Здесь слишком уединенно, чтобы они держались в стороне, им здесь слишком вольготно и просторно.

В городе дома стремятся ввысь, как бетонные деревья, и демонам там намного труднее — проходить сквозь бетон не так легко, как сквозь мягкую почву.

В городе меня не так уж легко узнать в толпе, среди тысяч людей на улице, среди бесконечных рядов окон, уходящих вверх, в шуме дорог, в непрерывном гуле машин, заглушающем мой голос, на который они летят, словно мухи на падаль.

Я никогда не оставил бы Ласи ради этого. Мне было спокойней под ее защитой.

Я уехал только ради города.

Ради его спасительного обезличивания.

Хотя мне, наверное, не стоит ненавидеть за это отца. Я думаю, он не знал, как мне хотелось, чтобы это место оказалось городом. В любом случае он не должен был мне врать, он не должен был говорить «Портленд», когда на самом деле речь шла о Ковингтоне. И он не должен продолжать задавать вопросы, ответы на которые ему не нужны. Он не хочет понять меня. Так когда же он перестанет выходить из себя, если я не хочу ничего ему объяснять?

— Ну и чего ты там копаешься? — кричит он мне из кухни.

Я закрываю кран, кричу, что буду через секунду. Я слышу, как снимают крышки и начинают раскладывать еду по тарелкам.

Я бросаю куртку в комнате и прячу журнал под кровать, перед тем как вернуться на кухню, где они восседают за столом, как та счастливая семейка из рекламы — такие идеальные, здоровые, а я словно пятно на новом ковре.

Мачеха тянется за моей тарелкой, и я протягиваю ей ее.

— Всего понемногу? — спрашивает она. Я говорю «пожалуйста», когда она кладет мне в тарелку овоши, картошку и кусок мяса. Отец еще избегает смотреть в мою сторону, он старается не показывать свой гнев, чтобы не получить еще один взгляд от Дженет за то, что плохо обращается со мной.

Поли сидит напротив, уставясь на меня в своей обычной манере — корча рожи, пальцами запихивая еду в рот.

— Ей пора бы уже перестать вести себя так, — заметил я, впервые обедая с ними. Отец сказал, чтобы я не лез к ней, потому что ей всего пять лет. Мне хотелось напомнить ему, как однажды, когда мне было пять, он отказался вести нас в ресторан, потому что его бесило, что я все еще сосал большой палец.

— Ты уже не ребенок. Тебе ПЯТЬ ЛЕТ, в конце концов!

Он всегда относился к ней по-другому. Он постоянно берет ее на руки, обнимает, а меня раньше только слегка похлопывал по спине, а потом резко отдергивал руку.

Поли морщит носик, и я знаю, это означает, что она сейчас задаст вопрос, и по тому, как пристально она на меня смотрит, я понимаю, что спросит она обо мне. Кажется, без этого не проходит ни дня.

«А почему Бенджи живет здесь?»

«А правда, что Бенджи мой брат?»

«А почему Бенджи ложится спать позже меня?»

Мачеха от этого всегда приходит в восторг, на ее лице появляется выражение полного умиления, которое свойственно всем мамашам в магазине.

— Она просто хочет побольше узнать о тебе, — говорит мне мачеха.

Мне хочется, чтобы она перестала. Я же не совсем ей брат. Я всего лишь гость, который живет в их доме, пока не станет достаточно взрослым, чтобы уйти. Через два года я уйду от них и она забудет обо мне, поэтому ей вообще незачем ничего знать.

— Мама, — говорит Поли. Она смотрит на — меня своими большими любопытными глазами, и я понимаю, что началось. — А почему у Бенджи волосы, как у девочки?

Мачеха улыбается.

Поли улыбается.

Они считают, что это чертовски умно. Прямо как Рой. Он тоже считал, что это умно.

— Заткнись! — грубо говорю я, вилка выпадает из моей руки.

Весь стол подпрыгивает, когда отец бьет по нему кулаком.

— Эй, не смей затыкать ей рот!

Я избегаю смотреть на него, не хочу, чтобы он видел мои глаза, я прячу их за волосами, потому что знаю, — в них слишком много всего… Я знаю, что в них все мои чувства как на ладони, а он не понимает, он не заслуживает того, чтобы видеть их.

— Состриги свои дурацкие волосы, если не хочешь слышать от нее, что ты похож на девочку! — говорит он и снова принимается за еду.

Я молча встаю из-за стола.

Я не отвечаю, когда он спрашивает, куда я собрался.

Я не оборачиваюсь, слыша, как он зовет меня по имени, когда я иду к себе в комнату, чтобы никто из них не увидел, что я плачу.

Я слышу слова Дженет:

— Пусть идет, все нормально. — И я закрываю дверь и закрываюсь от всего мира.

Призрак прошлого

Демоны не всегда выдают себя.

Порой они скрываются за лицами знакомых людей, людей, которым доверяешь. Иногда они причиняют тебе боль в течение долгого времени, делая больно по чуть-чуть, в мелочах, до тех пор пока их не становится слишком много и они не начинают тебя душить. Иногда они бьют стремительно — резкий взмах руки, и кулак украшает твое лицо синяком.

Иногда это посторонние, которые не торопятся лезть в драку.

Демоны — это те, кто заставляет тебя ненавидеть самого себя, они дают тебе понять, что ты маленький и слабый, что они сильнее и всегда будут сильнее.

Рой — демон.

Я узнал в нем демона с первого взгляда.

Его поджатые губы — как слизняки, прячущиеся от солнца. Голос демона, звучащий из уст Демона. Сила ненависти в его руках. Весь он словно адский огонь в человеческом обличье.

Моя мама не демон. Просто она для них легкая добыча. Они липнут к ней, потому что она пьет и больше не может отличать их от остальных. Им легко одурачить ее. Через нее им легко подобраться ко мне.

Рой обманул ее.

Бывало, он приводил ее домой под утро. Ему приходилось поддерживать ее и помогать пройти через крошечную прихожую трейлера. Он бросал ее в спальне, чтобы она проспалась до вечера — чтобы следующей ночью повторить все опять.

Мне никогда не нравилось, когда он приходил.

Мне никогда не нравилось, что он вел себя как хозяин.

— Тащи пойло сюда! — кричал он мне из гостиной.

Иногда это было:

— Сготовь мне пожрать!

Или:

— Эй, засранец, подымай свою ленивую задницу и бегом в магазин!

Если я делал вид, что не слышу его, он вставал с дивана и шел ко мне в комнату, колотил в дверь, пока я не открою, а затем тащил меня за ухо на кухню.

— Мать твою, я знаю, что ты меня слышал, говнюк! — орал он. Потом обычно посмеивался, глядя, как я наливаю ему выпить или делаю бутерброд. В такие моменты я старался на него не смотреть.

— Из тебя бы вышла хорошенькая служанка, — говорил он, и я чувствовал, что мое лицо пылает от гнева.

Когда ему не нравилось, как я на него смотрю, он бил меня — в основном по телу, чтобы не было видно следов, но иногда и по лицу, и я чувствовал, как кости трещат под его кулаками.

— Это научит тебя уважать меня! — И пускал в ход кулаки.

Иногда было проще не пересекаться с ним.

По утрам я уходил в школу раньше, чем они возвращались, а потом оставался у Ласи, пока они снова не уходили на ночь. Когда его не было, я пытался отговорить маму встречаться с ним. И она соглашалась, когда была трезва. Она заводила одну и ту же песню, что есть только я и она, что она возьмется за ум, что мы одна команда и вместе мы все исправим.

— Только мы и остались в этой разрухе, — говорила она, оглядывая наш дом, где были разбросаны пустые пакеты из-под молока и коробки от полуфабрикатов.