Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Начальник жандармерии, некий немецкий офицер Калюба вместе с переводчиком, польским немцем и с украинскими полицаями приехали в Дыковыны, чтобы освободить жителей села от коммунистов.
Арестовали всех братьев, упомянутых в списке. У тех в селе было много неверующих родственников, которые подняли шум. Но на них никто не обратил внимания, ведь заявление было от авторитетных лиц.
Жестокой была расправа с коммунистами: приговор должен был быть приведен в исполнение на месте. Но прежде братьев заперли в чулане, так как дело близилось к обеду.
Переводчик пошел к своему знакомому, польскому немцу Киршнеру, который был учителем в Дыковынах. Киршнер удивился, как тот оказался у них в селе. На что переводчик рассказал, зачем приехал – произвести чистку.
Киршнер удивился:
– Чистку от кого?
– От коммунистов.
– У нас нет коммунистов.
– Как нет? Вот их список, – и подал его Киршнеру.
– Это не коммунисты, а верующие, хорошие люди.
– Это ты так считаешь, а священник и церковный староста утверждают другое.
– Что вы будете делать с ними?
– После обеда расстреляем.
– Ты не должен этого допустить, – воскликнул Киршнер.
Переводчик согласился помочь, если Киршнер сам поговорит с Колюбой, но предупредил, что с Колюбой шутки плохи, сказав: «Если это только твое предположение, это может стоить тебе жизни».
Киршнер сам поговорил с Колюбой. Тот, выслушав, велел полицаю привести священника и старосту и взять им с собой Библию. Когда они пришли, привели и братьев, сидевших в чулане. Колюба отсчитал патроны по числу братьев и положил их отдельно от двух патронов, приготовленных для священника и старосты.
Колюба велел священнику: «Клади руку на Библию и присягай, что эти люди – коммунисты». Священник увидел Киршнера, который симпатизировал Свидетелям Иеговы, и понял, что дело принимает для него плохой оборот. Он не стал присягать на Библии, а упал в ноги офицеру и стал целовать его сапоги.
Тогда Колюба понял, какие это коммунисты, и пнул священника ногой. Потом ударил его плетью, сказав при этом: «Вас я должен по закону и справедливости расстрелять, но не сделаю этого, потому что у меня есть уважение к священническому сану. Пошли вон отсюда!» Отпустил он также и братьев.
Священник и церковный староста со стыда и боязни расправы от прихожан подались в бега. К утру в Дыковынах их уже не было.
Расставание с отцом
В 1944 году немецкая армия отступила и вернулась советская власть.
Русские произвели поголовную мобилизацию мужского населения в Красную Армию. Из мужчин остались только старики да подростки, такие как я. В то время мне было 15 лет. Все наши братья, в том числе и мой отец, были призваны в армию. Они были решительно настроены сохранять нейтралитет.
Отец, уходя, подозвал меня к себе и сказал: «Смотри, сынок, оставляю тебя за старшего. Сам держись истины и заботься о других в семье. Тебя, наверное, минует моя участь, потому что, думаю, война скоро кончится. Со мною же не знаю, что будет, но я твердо решил быть верным Иегове: оружия в руки брать не стану. Молись за меня».
Отца, и вместе с ним сотни местных братьев, осудили за отказ служить в Красной Армии на десять лет лишения свободы. Они отбывали срок наказания, в большинстве своем, в лагере, в Горьковской области, станция Сухо-Безводная. Письма оттуда приходили редко.
Не получилось так, как думал отец: скоро мобилизация коснулась и меня.
Расту духовно
До этого времени все мы (я, мама, брат и сестра) посещали встречи собрания, на которых присутствовали только старики, сестры и несколько подростков.
Как-то сестра Паличук Кристина на встрече собрания обратилась к сестрам, говоря: «Сестры, есть у нас здесь несколько подростков, наших детей. Мы их должны учить, но и должны слушаться их, потому что они ходят в брюках, а мы в юбках». Сестры дали нам полномочия заботиться о собрании, ведь других братьев не было.
Тогда считалось, что если ты посещаешь собрания и проповедуешь, значит, являешься Свидетелем Иеговы. Крещению не уделялось первостепенного внимания.
Я старался служить Иегове, заботиться о собрании, просил у Бога знания и сил, чтобы помогать другим и самому оставаться верным.
«Знакомство с винтовкой»
Наступил 1945 год. Война еще не закончилась, и я получил из военкомата повестку на допризывное обучение. Ведь я был 1928 года рождения.
Были назначены день и место, куда собрали всех допризывников. Среди нас кроме меня был еще один брат из соседнего собрания, Михаил Войцеховский.
Офицер в звании лейтенанта подал команду: «В строй по четыре становись!»
Я остался сидеть вместе с пятью односельчанами. Офицер прикрикнул: «А вас, что, не касается?». Тогда четверо побежали в строй, а пятый (Макар Добраньский) остался сидеть со мной. Неподалеку в сторонке стоял и Михаил. Страха у меня не было, я почувствовал уверенность и спокойствие.
Тогда лейтенант обратился лично ко мне: «Тебя это не касается?» На что я ответил: «Я в строй не встану!» Он рявкнул:
– Ты хотя бы встань перед советским офицером!
– Я не военный.
– Тогда встань перед старшим по возрасту.
Поднявшись, я извинился.
– Ты почему в строй не становишься? – спросил меня офицер.
– Я – Свидетель Иеговы, поэтому сохраняю нейтралитет, – ответил я.
Он тогда обратился к стоящему рядом моему односельчанину, Макару Добраньскому: «И ты такой же?» Тот ответил: «Да».
Пока разгневанный офицер разбирался с нами, к нам присоединился Михаил.
– И ты такой же? – спросил его лейтенант.
– Да, – ответил Михаил.
Этот разговор происходил на глазах всего строя. Офицер понял, что мы можем отрицательно повлиять на остальных, и решил нас изолировать, отправив в военкомат для дальнейшего перевоспитания.
Во время длительной беседы с лейтенантом я как-то произнес, что у меня нет врагов. «Ах, нет врагов? Пойдем, посмотрим, есть ли у тебя враги», – сказал офицер.
Нас завели в неотапливаемую комнату и приказали раздеться донага. Мы остались, в чем мать родила. В комнате было холодно, от чего на теле появилась «гусиная кожа». Нас била дрожь. Была осень, комната не отапливалась. Казалось, даже на улице было теплее.
Я обратился к Макару: «Макар, ты серьезно решил?» Он ответил: «Да». Тогда я продолжил: «Братья, давайте будем молиться и просить Иегову, чтобы Он дал нам сил устоять в испытаниях. Будем молиться, каждый про себя». Мы так и сделали. Это была не просто молитва – это была мольба.
Офицер военкомата минут через десять заглянул в комнату и застал нас молящимися.
Молитва придала нам сил: мы перестали ощущать холод, куда-то пропала дрожь. Вся процедура воспитания продлилась примерно 45 минут. Чего от нас конкретно ожидали, мы так и не поняли. Но было ясно одно: того, чего они хотели, не получили.
Еще немного продержав нас в военкомате, офицеры поняли, что воспитательные меры не дают эффекта, и решили передать наше дело в Министерство внутренних дел (МВД). Здание МВД находилось неподалеку. Туда нас привел работник военкомата, с предписанием провести с нами, как они это называли, «процедуру знакомства с винтовкой».
«Знакомиться» мы не захотели. Нас убеждали, нам грозили, нас били. Били, пожалуй, больше.
Упрямый Макар
Больше всего доставалось Макару за причину, по которой он не будет брать в руки оружие. Она состояла в том, что Христос сказал: «Кто возьмет в руки меч, от меча и погибнет». Других аргументов у него не было. Мать Макара и его сестры были баптистками, а отец с братом – православными. Кем был сам Макар, трудно сказать. Он был настроен не идти в армию. Когда мы, как Свидетели Иеговы, отказались обучаться военному делу и брать в руки оружие, он присоединился в этом к нам. Поскольку Макар, кроме одного библейского стиха, ничего не знал, офицер МВД догадался, что он не Свидетель Иеговы, а просто к нам примкнул. Считая, что Макара можно перевоспитать, его били больше всех. Но тот выстоял.
Мой расстрел
Думая, что я оказываю влияние на Макара и Михаила, офицер МВД решил меня припугнуть. Пользуясь моей юридической неграмотностью, решили инсценировать мой расстрел. Тогда я не знал, что, чтобы расстрелять человека, необходимы были арест, следствие, суд, приговор, а только затем исполнение.
Меня вывели во двор, поставили под дерево, на моих глазах зарядили пистолет. Офицер скомандовал: «Кругом!»
Обдумав все, что произошло в течение дня, и не найдя ничего, за что я мог бы упрекнуть себя и навести позор на Бога и организацию, точно зная, что буду воскрешен, я не стал отворачиваться и твердо сказал: «Стреляй!»
Он с силой повернул меня лицом к дереву, хотя я сопротивлялся. Долго клацал пистолетом и, поняв, что спектакль не принес результата, ударил меня рукояткой пистолета в затылок. Я потерял сознание.
Как долго я пробыл в таком состоянии, сказать трудно. Первая мысль, появившаяся в голове, когда я пришел в себя, была: «Жив ли я? Если я размышляю, значит, жив».
- Николай Георгиевич Гавриленко - Лора Сотник - Биографии и Мемуары
- Рабиндранат Тагор [без илл.] - Кришна Крипалани - Биографии и Мемуары
- Покинутая царская семья. Царское Село – Тобольск – Екатеринбург. 1917—1918 - Сергей Владимирович Марков - Биографии и Мемуары / Исторические приключения
- Иван Грозный. Жены и наложницы «Синей Бороды» - Сергей Нечаев - Биографии и Мемуары
- Ложь об Освенциме - Тис Кристоферсен - Биографии и Мемуары