Читать интересную книгу Ведьма в Царьграде - Симона Вилар

Свенельд стал подзывать кота:

– Морок! Морок! Ко мне иди, кис-кис.

Тот громко мяукнул, будто отзываясь, подбежал, высоко задрав хвост. Терся о ладонь варяга, мурлыкал, а глазами желтыми так пялился, будто вызнать что хотел. Ведьмин кот, он и есть ведьмин, особенный. И взгляд у него такой, будто спрашивал: и с чего бы это ты прибыл сюда, воевода-посадник?

– Хозяйка мне твоя нужна, Морок, – почесывая кота за ухом, говорил Свенельд. – И где ее носит нелегкая? Вон княгиня за ней прислала. Как ту весть чародейке передам? А ведь Ольга пресветлая ждет. Дело у нее важное. А мне теперь…

Он осекся. Да что это с ним? Он, Свенельд, князь-посадник и первый на Руси воевода, сидит тут в темноте у реки да еще с котом разговаривает! Дожился.

Но кот слушал внимательно, даже мяукнул, словно отвечая. И вдруг замер, напряженно выгнув спину, зашипел сердито. Свенельд вскоре тоже различил некие отдаленные звуки. Как будто там пели – многоголосо и протяжно. Красиво пели. И, похоже, в том месте, где дом Малка в бору располагался. Причем пели так… Больше всего это походило на мелодичные напевы псалмов христианских.

Морок вдруг заурчал, завыл, как перед дракой, а потом стремглав кинулся прочь. А вскоре на тропинке показались какие-то силуэты. Люди шли неспешно, слышны были их негромкие, веселые голоса. Когда приблизились и увидели богатого витязя, стали кланяться. Без страха, даже приветливо.

– Благо тебе, хоробр. Доброго вечера тебе.

Он не ответил на их приветствие. Пусть будут довольны, что не погнал прочь. Сам же посчитал проходящих: человек восемнадцать их было. Все больше бабы в повоях[13] да платках нарядных, но и отроки были, даже трое сильных, плечистых мужиков, причем один с явной выправкой воина. Вроде обычные местные жители, но Свенельд догадался – почитатели Христа. Это о них Добрыня сказывал, что Малк их у себя привечает.

Свенельд пропустил христиан, посмотрел вслед. К нему со стороны дома подбежал Добрыня, веселый, тараторил, что он пока гостей проводит, а отец уже ждет гостя, рад ему. Да ладно, рад аж некуда, хмыкнул варяг. Или Малк не знает, что для Свенельда христиане в одной цене с лихоманкой?[14] И вот теперь Свенельд видел их у Малка, знает, что он якшается с этими… если не сам стал таким же.

Но при встрече Свенельд поздоровался приветливо. Малк стоял перед входом в дом, держа в руках зажженный каганец[15]. В его отсветах было заметно, как заматерел бывший ученик древлянских волхвов, раздался в плечах, отрастил небольшую бородку. Да и не положено женатому мужику без бороды. Одет Малк был небедно: рубаха с вышивкой на плечах и по подолу, пояс хорошей кожи, накинутая на плечи безрукавка подбита куницей, на ногах сапоги, как у какого купца. Но лекарь и впрямь был состоятельным, мог себе позволить жить в усадьбе с высокими скатами кровли, с широким, мощенным деревянными плахами двором, вокруг которого шел крепкий плетень. Хозяйские службы за домом были из толстых бревен, сам дом обмазан глиной и выбелен, ставни окошек в росписи цветной.

– Боярином смотришься, – пожимая ему руку, заметил Свенельд. – И холеный весь, даром что без женки с Масленицы живешь.

У Малка была все та же светлая, добрая улыбка, тот же ясный взор голубых глаз.

– Да ведь слуги у меня, вон и ключница моя Гапка со всем управляется.

Ключница тут же склонилась, приглашая гостя в дом, – ну чисто хозяйка рачительная. Когда-то купленная рабыней, она давно прижилась у супругов, сама стала выглядеть госпожой: и бока округлились, и в лице достоинство, и передник шелковой тесьмой по краю обшит.

– Не выдал ее замуж еще? – переступая порог, спросил Свенельд. – Хотя тебе без хозяйки нельзя, а такую, как Малфрида, у печи с ухватом не удержишь.

И зачем сказал? Видел, как только что сиявшие глаза Малка потускнели, он молча сел на крытую тканым ковриком лавку, опустил голову.

Гапка тут же принялась хлопотать у печи, но Свенельд остановил, сказал, что не голоден, а вот поговорить им с Малком надобно. Сообразительная ключница тут же вышла. Но гость и хозяин пока молчали. Хотя с таким, как этот бывший волхв, и слова не особенно нужны, все и так поймет. Свенельд даже хотел бы, чтобы старый приятель не столь уж рьяно в его помыслах разбирался. Ведь помыслы те были… и о том, что давно догадался, что простой жизни у Малка с ведьмой не сложилось, что вон и Малуша поспешила от тихого лесного существования перебраться в шумный Киев, что и Добрыне было бы не плохо поучиться чему-то более толковому, чем травы на заре собирать да полотно на бинты скатывать. Да и какой из Добрыни лекарь? Он прирожденный воин. Вон как камень метнул.

– Зря ты так, Свенельд, – подняв голову, сказал Малк. – Все хорошо у нас. А что не как у людей, так я сам знал, на что шел, когда Малфриду суложью назвал. А ты… – Он взглянул на гостя и невольно усмехнулся. – Что, и впрямь крепко тебя Добрыня камнем приложил?

– Не будь на мне шлема, ты бы уже сегодня меня примочками обкладывал. Ну, когда бы освободился. Ибо гости у тебя были.

И мысли пошли: христиан бывший волхв привечает, весь дом его курениями их пропитался, ладаном. Вон посадник Любеча их гоняет, запрещает службы свои во граде проводить, так они в чародейскую избу подались. Знают, хитрые, что у Малка их никто тронуть не посмеет.

– Я их сам позвал, – заметил Малк.

– Гм. Позвал. Скажи еще, что и их распятому божеству поклоняешься? – Свенельд прищурился. Лицо его стало напряженным, желваки так и заходили под скулами. Ох, и не любил же он христиан! Да и чем таким хорош их Иисус? Бродил где-то по дорогам и поучал: не богатей, будь щедрым, делись, милостыню подавай, жалей убогого. Далеко ли с такими поучениями уйдешь?

– Ведь многие народы, почитающие Христа, не бедствуют, – угадал его мысли Малк. – Успокойся, я не принял их веру. Но вот поглядеть, каковы христиане, мне любопытно. Послушать их мысли, подивиться их вере. Они, знаешь ли, верят душой, живут по установленным заповедям, а не как у нас, когда вспоминают о высших силах, только если припечет да надо требы на капище нести, чтобы просить о помощи.

– Люди живут сами по себе, что до них богам… богу, если желаешь. Зачем же себя рабом божьим называть?

– Это слова христиан. Это признак их почтения, преклонение перед величием Создателя, как они это называют. А помочь им да вызнать, каковы они, я решил после того… Ну да ты знаешь… – Малк улыбнулся. – Видел уже, что Добрыня крест носит. И зачастую поет псалмы вместе с христианами. Я его в том не неволю. Как и не стану неволить, если он и впрямь пожелает не моему ремеслу учиться, а, к примеру, воем захочет стать. Добрыня толковый, всякое из него выйти может. А вот ты лучше скажи, как там дочка наша, Малуша, поживает?

«”Наша” сказал», – отметил про себя Свенельд. А что имел в виду? Что она и его, и Свенельда дитя, что Малфриды порождение? Свенельд молчал, но Малк и так мог угадать, что, обитая в тереме княгини Ольги в Вышгороде, Малуша зовется не иначе, как дочкой Малка Любечанина. И сколько бы воевода ни пытался уделить ей внимание, девушка с ним неизменно оставалась сдержанной, если не холодной.

Воевода думал о дочери, зная, что говорить в голос необязательно, Малк и так все поймет. И как это его умение не иссякло от общения с христианами? И как Малфрида терпит, что муж ее христиан привечает?

– Малфрида ни о чем не ведает, – отозвался на его размышления Малк. – И пока ее нет… Хотя я не стану от нее ничего скрывать. Думаю, к дню Матери Земли[16] она должна вернуться. Любо ей, когда большое гуляние, когда не работают, а пляшут. Любо и самой покрасоваться в новом венке. Она ведь на весь Любеч славится умением соцветия в венок сплетать. Девки наши у нее обычно на свадьбу просят венок сплести, считают, что та, которая в венке Малфриды сядет за свадебный пир, надолго красоту сохранит и мужу любезна будет.

– Разве Малфриды с ее чародейством тут не чураются?

Странная тень прошла по лицу Малка.

– Чураются. И стороной обходят. Но она моя жена, а мне люди верят. Вот и к ней расположение проявляют. – Значит, хорошо вы устроились. – Свенельд вздохнул.

И вспомнилось, как люди травили чародейку и дичились ее, как изгоняли Малфриду только потому, что она не такая, как они[17]. С Малком же она вроде как под защитой. За мужем, за ним, защищенная. А вот Свенельд при своем высоком положении и власти дать ей этого не смог. Да и не хотел тогда. Ибо колдовская сила Малфриды была ему неприятна и будто отторгала от нее. Это потом… даже скучал за ней порой. Поэтому и любил бывать тут, видеться с Малфридой. Она при встречах держалась дружелюбно, когда и водой чародейской одарит, а когда они просто разговаривали по душам. И стала ему Малфрида будто даже понятнее и ближе, чем когда его боярыней была. Хотя именно Малфрида знала, как он лелеет давнишнюю мечту: добиться не только расположения, но и любви великой княгини Ольги.

Малк уловил эту мысль и отвернулся, пряча улыбку. Ох уж Свенельд! Княгиню ему подавай. Размечтался. И Малк спросил о другом: что привело сюда гостя? Слушал о предполагаемой поездке княгини в Византию, улавливал недосказанное: страшится княгиня неизвестности, сила Малфриды ей нужна, желает она с собой чародейку взять, ибо, имея ее рядом, Ольга не так боится опасностей, подстерегающих ее в неведомых краях. Ну что ж, Малк свою жену знал, ей всегда любы иные земли, всегда тянет куда-то. А ему опять придется тут одному хозяйствовать. Казалось бы, и привык уже. Но так тоскливо, одиноко. Хотя бы увидеть ее перед отъездом, обнять, прижать к сердцу. Да, не так они живут с Малфридой, как бы ему хотелось, ну да живут ведь…