Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Полковой священник. Я должен переговорить, собственно, с его братом, с господином казначеем.
Мамаша Кураж. Его здесь нет, и вообще нигде его нет. Швейцеркас своему брату не казначей. И нечего ему вводить брата в соблазн и впутывать его в нехорошие дела. (Дает полковому священнику деньги из сумки, которая висит у нее на плече.) Передайте ему вот это. Грешно спекулировать на материнской любви, постыдился бы.
Повар. Скоро это кончится, он уйдет с полком. Кто знает, может быть, на смерть. Лучше прибавьте, а то будете потом раскаиваться. Вы, бабы, сначала упрямитесь, а потом каетесь. Стаканчик водки -- это же пустяк, но, когда он нужен, вы его не поднесете, а потом, глядишь, лежит себе человек под зеленой травкой, и вы его уже оттуда не выкопаете.
Полковой священник. Не надо расстраиваться, повар. Погибнуть на войне -- это счастье, а не неприятность. Это же священная война. Не обычная война, а особая, во имя веры, и, значит, богоугодная.
Повар. Это верно. С одной стороны, это война, где жгут, режут, грабят да и насилуют помаленечку, но, с другой стороны, она отличается от всех других войн тем, что ведется во имя веры, это ясно. Но вы должны признать, что и на такой войне человеку хочется промочить горло.
Полковой священник (мамаше Кураж, указывая на повара). Я пытался его удержать, но он говорит, что вы его обворожили, он бредит вами.
Повар (раскуривает маленькую трубку). Ничего дурного не было у меня на уме. Мне хотелось получить стаканчик водки из прекрасных рук -- только и всего. Но я уже и за это наказан: всю дорогу священник отпускал такие шуточки, что я, наверно, и сейчас краснею.
Мамаша Кураж. Это в пасторском-то одеянии! Придется дать вам выпить, а то вы еще, чего доброго, со скуки пристанете ко мне с гнусными предложениями.
Полковой священник. Это искушение, как говорил один придворный священник, когда не мог устоять. (На ходу, оборачиваясь к Катрин.) А это что за привлекательная особа?
Мамаша Кураж. Это не привлекательная особа, а порядочная девушка.
Полковой священник и повар уходят с мамашей Кураж за фургон. Катрин смотрит им вслед, потом оставляет белье и подходит к шляпке. Она поднимает ее, надевает, садится и обувается в красные туфельки. Слышно, как за фургоном мамаша Кураж рассуждает о политике с полковым священником и товаром.
Этим полякам, которые живут здесь, в Польше, нечего было вмешиваться. Что правда, то правда, король наш вторгся к ним с пехотой и конницей. Но вместо того, чтобы сохранять мир, поляки вмешались в свои собственные дела и напали на короля, хотя он их не трогал. И значит, это они нарушили мир, и вся кровь падет на их голову.
Полковой священник. Наш король заботился только о свободе. Император всех угнетал -- и поляков и немцев. И король обязан был их освободить.
Повар. Верно, водка у вас отменная, ваше лицо меня не обмануло, а что касается короля, то свобода, которую он хотел ввести в Германии, влетела ему в копеечку. В Швеции он ввел налог на соль, а это, как я сказал, беднякам влетело в копеечку. Потом у него было еще много хлопот с немцами. Нужно было сажать их за решетку и четвертовать, потому что они привыкли быть рабами у императора. Еще бы, с теми, кто не хотел быть свободным, король намаялся. Сначала он хотел защитить от злодеев, особенно от императора, только Польшу, но во время еды аппетит разгорелся, и он защитил всю Германию. А она давай сопротивляться. Так что добрый король получил одни неприятности в награду за доброту и расходы, а расходы ему, конечно, пришлось покрывать налогами, это вызвало недовольство, но он на это плевал. На его стороне было как-никак слово божие. А то бы еще пошли толки, будто он делает все это из корысти. Так что совесть у него всегда была чиста, а для него это главное.
Мамаша Кураж. Сразу видно, что вы не швед, а то вы бы не стали так говорить о короле-герое.
Полковой священник. В конце концов, вы едите его хлеб.
Повар. Я не ем его хлеб, а пеку ему хлеб.
Мамаша Кураж. Победить его нельзя, нет, его народ верит в него. (Серьезно.) Послушать больших начальников, так они воюют только из страха божия, за доброе и прекрасное дело. А присмотришься -- они совсем- не такие дураки, и воюют они ради выгоды. Да и маленькие люди, вроде меня, не стали бы иначе в этом участвовать.
Повар. Точно.
Полковой священник. Вам, как голландцу, надо бы, находясь в Польше, сначала посмотреть, какой флаг здесь развевается, а уж потом высказывать свое мнение.
Мамаша Кураж. Мы здесь все, слава богу, евангелической веры. Будем здоровы!
Надев шляпку, Катрин подражает кокетливой походке Иветты. Внезапно раздаются канонада и ружейные выстрелы. Барабанный бой. Мамаша Кураж, повар и полковой священник выбегают из-за фургона, у обоих мужчин еще стаканы в руках. Появляются интендант и солдат. Они бросаются к пушке и пытаются оттащить ее в сторону.
В чем дело? Дайте мне сначала убрать белье, болваны. (Пытается спасти свое белье.)
Интендант. Католики! Внезапное нападение. Вряд ли успеем уйти. (Солдату.) Убери отсюда орудие! (Убегает.)
Повар. Бог ты мой, мне нужно к командующему. Кураж, я на днях снова приду, и мы побеседуем! (Бросается прочь.)
Мамаша Кураж. Постойте, вы забыли, трубку.
Повар (издалека). Сохраните ее! Она мне понадобится.
Мамаша Кураж. Надо же, как раз тогда, когда у нас пошли заработки.
Полковой священник. Да, пойду-ка и я. Конечно, когда враг так близко, это опасно. Блаженны миролюбивые -- вот правило войны. Если бы мне накинуть плащ...
Мамаша Кураж. Я не даю плащей напрокат, даже если дело идет о жизни и смерти. Я уже обожглась на этом.
Полковой священник. Но ведь моя вера подвергает меня особой опасности.
Мамаша Кураж (достает ему плащ). Я поступаю против своей совести. Бегите уж.
Полковой священник. Покорнейше благодарю, вы очень великодушны, но, может быть, лучше мне посидеть здесь, я, пожалуй, вызвал бы подозрение и привлек бы к себе внимание врага, если бы пустился бежать.
Мамаша Кураж (солдату). Оставь пушку в покое, осел, кто тебе за это заплатит? Я приму ее у тебя на хранение, ты же из-за нее погибнешь.
Солдат (убегая). Вы подтвердите, я пытался...
Мамаша Кураж. Подтвержу, клянусь тебе. (Замечает дочь в шляпке.) Ты зачем надела шляпку, ты что, шлюха? Сейчас же долой ее, ты совсем спятила? Это когда враг на пороге! (Срывает шляпу с головы Катрин.) Хочешь, чтобы они заметили тебя и сделали потаскухой? И туфли она тоже надела, эта блудница вавилонская! К черту туфли! (Хочет разуть ее.) Иисусе, помоги мне, господин священник, заставьте ее разуться. Я сейчас вернусь. (Бежит к фургону.)
Иветта (входит, пудрясь). Как вам это понравится, католики наступают? Где моя шляпа? Кто ее истоптал? Ведь не могу же я оставаться в таком виде, когда вот-вот придут католики. Что они обо мне подумают? Зеркала у меня тоже нет. (Священнику.) Как я выгляжу? Не слишком ли много пудры?
Полковой священник. Нет, как раз в меру.
Иветта. А где красные башмаки? (Не находит их, потому что Катрин прячет ноги под юбку.) Я оставила их здесь. Придется мне идти в свою палатку. Босиком! Позор! (Уходит.)
Вбегает Швейцеркас с маленькой шкатулкой в руках.
Мамаша Кураж (возвращается с полными пригоршнями золы. Катрин). Вот зола. (Швейцеркасу.) Что это ты тащишь?
Швейцеркас. Полковую кассу.
Мамаша Кураж. Брось ее! Отказначеился.
Швейцеркас. Мне ее доверили. (Идет в глубь сцены.)
Мамаша Кураж (полковому священнику). Сними-ка лучше пасторский сюртук, священник, а то и плащ не поможет. (Мажет золой лицо Катрин.) Стой спокойно. Вот так, немного грязи, и ты вне опасности. Вот несчастье! Во всем сторожевом охранении не было ни одного трезвого. Теперь знай зарывай свой талант в землю. Солдат, особенно католик, и чистое личико -- и сразу на свете одной потаскухой больше. По целым неделям они ходят не жравши, а уж когда нажрутся, награбив, то на баб просто кидаются. Ну, теперь сойдет. Покажись-ка. Неплохо. Как будто в грязи вывалялась. Не дрожи. Теперь ничего с тобой не случится. (Швейцеркасу.) Куда ты дел свою кассу?
Швейцеркас. Я спрятал ее в фургоне, а что?
Мамаша Кураж (возмущенно). Что, в моем фургоне? Какая богопреступная глупость! Отвернуться не успела -- и на тебе. Да они же повесят нас, всех троих!
Швейцеркас. Ну так я спрячу ее в другое место или убегу с ней!
Мамаша Кураж. Ты останешься здесь, теперь уже поздно.
Полковой священник (он переодевается в глубине сцены). Знамя, ради бога, знамя!
Мамаша Кураж (снимает полковое знамя). Матка бозка! Оно мне уже примелькалось. Двадцать пять лет оно у меня.
Канонада становится громче.
Утро, три дня спустя. Пушки нет. Мамаша Кураж, Катрин, полковой священник и Швейцеркас завтракают. Вид у всех озабоченный.
Швейцеркас. Третий день уже я здесь бездельничаю, и господин фельдфебель,-- он всегда был добр ко мне,-- господин фельдфебель, наверно, спрашивает, куда же это наш Швейцеркас делся с солдатским жалованьем?
- Копи царя Соломона - Генри Хаггард - Проза
- Горации и Куриации - Бертольд Брехт - Проза
- Трехгрошовая опера - Бертольд Брехт - Проза
- Крестьянка из Хетафе - Вега Де - Проза
- Сын Яздона - Юзеф Игнаций Крашевский - Историческая проза / Проза