знать. Перед этой встречей, я связался с твоей старой командой, и на моё личное удивление, они все согласились. У меня были мысли, что каждый из них переживает не лучшие времена, или просто заскучали по былой компании, однако я не стал проверять. Мне хотелось сначала поговорить с тобой.
Балдур нахмурился, хоть и не хотел подавать виду, затем медленно сел обратно. Сырник сделал круг перепрыгнув с плеча на плечо и вновь устремил свой ядовито-желтый взгляд на меридинца.
— Все? Даже Мира?
Яруша не стал скрывать улыбки. Только что человек, будто голодная рыба попался на крючок, и осталось подсечь.
— Она была первая, с кем я связался. Я знал, что ты не пойдешь на сбор в своем старом сопровождении без этой меридинки. Ты знаешь её лучше меня. Её место не в полисе, как и твоё, поэтому я предложу тебе еще раз. Заказ таков, два кристалла эссенции ворожеек, одна печень, опять же невредимая, и три косушки забальзамированной крови. Это был последний раз, стервятник, ежели планируешь отказаться, то не говори ничего. Просто развернись и уйди, Адмантур и правда скоро будет здесь.
Балдур посмотрел на Сырника, взгляд которого был полон сомнений. Существо явно оживилось после слов Яруши, только не было понятно после каких именно. Мужчина не мог врать себе, внезапно весь его бывший отряд сопровождения соглашается на работу, которой они обычно избегали.
Было в этом нечто противно колющее глубоко в груди. Приторно давящее на разум от осознания их поступка. Десятки вопросов взрывались в его голове, рассыпаясь на осколки, которые ранили его душу, и не только его одного.
Вполне возможно, что Многоликий, прирожденный мастер слов двух миров, пытается заманить человека в ловушку. Заставить его воображение и любопытство взять вверх над разумом. Возможно, в тот момент ему всё же это удалось, так как Балдур не мог поверить услышанному.
Балдур вновь встал и схватив свою сумку, направился к выходу. Яруша видел, что как только они начали отдаляться, Сырник принялся нашептывать ему слова на ухо.
— Так вот значит каков твой ответ.
Балдур остановился на секунду, и бросив косой взгляд на меридинца, произнес.
— Я уйду, но не молча.
Глава 2
2
Слова многоликого, как и мысли, что рождались в голове человека после, не давали ему покоя. От предложения меридинца действительно пахло дурно, и Балдур не сомневался в этом. По какой-то причине он не ответил отказом сразу, и вместо чёткого «нет», он одарил Ярушу поверхностным «может». В глубине души Балдур понимал, что за сбором его старого отряда, стоял и сам мужчина, однако мысль об этом не давала ему спокойствия.
Стервятник запрокинул голову и потерял себя среди бесконечных шпилей полиса, что называл своим домом. Столь массивные и высокие, они, казалось, уходили далеко в небеса, и от зрелища у него слегка закружилась голова. На мгновение ему показалось, что в ночном зеркале, несмотря на законы богов, он смог рассмотреть своё отражение.
Насколько же ничтожным он почувствовал себя внезапно. Представил, что вдруг шпили обрушатся на его голову. Вспомнит ли его кто после? Помянет ли тёплым словом или фальшиво покачает головой, и вернётся к своему ужину. Балдур поймал себя на мысли, что размышляет об этом слишком уж долго. Настолько долго, что прохожие начинают оборачиваться на глупо выглядящего человека.
Вдруг слова многоликого, или как просто его называл Балдур: Яруша, вновь прокрутились в сознании. Стервятник попытался проиграть прошедший разговор в голове, но сколько бы это не делал, приходил к одному и тому же результату. Результату, который не укладывался в голове, и без дополнительных разъяснений, не уляжется никогда. «Какого это будет их встретить спустя всё это время?» — задавался он вопросом всё чаще и чаще. Он словно мальчишка, прокрутил в голове возможные сценарии, от чего посмеялся сам над собой, когда все они оказывались, словно из сказок.
Стервятник не питал иллюзий, как бы не хотелось его внезапно детскому сознанию. Он слышал шаги, узнал их ритм, даже сквозь мутную пелену своих размышлений. Мужчина заметил, как они становились всё более и более тихими, словно их владелица пыталась подкрасться к человеку. В уголке его губ игриво зародилась тень улыбки, и он поспешил прогнать тревожные мысли прочь. Балдур не хотел отягощать её бременем своего разыгравшегося сознания, так как прекрасно понимал, что она ощутит их и без всяких слов. Шаги становились всё ближе, и он заметил, как ритм изменился, лишь на мгновение, а затем за спиной раздался женский голос.
— Всё никак не складывается? — спросила она на удивление тихим и нежным голосом.
— Частей не хватает, — коротко ответил мужчина, не оборачиваясь.
Она подошла ближе, и он почувствовал запах её волос. Улыбка на его лице растянулась, и Балдур поймал себя на мысли, что не только разум решил превратиться в юного мальчишку. Хорошо, что она не видела его выражения лица, подумал про себя человек.
— Как и всегда, — произнесла она вполголоса. — Как и всегда.
— Как ты меня нашла? — обернулся Балдур.
Она постучала указательным пальцем по небольшому медальону на её шее с изображением герба коллегии и двух алых крыльев:
— Ты мой стервятник, — улыбнулась она теплой улыбкой в ответ.
Тут Балдур заметил, что её улыбка была вызвана не его словами, а скорее дурацкой ухмылкой на лице самого человека. Он попытался избавиться от неё, от чего заставил женщину улыбнуться еще шире.
— Ты ведь знаешь, что это так не работает, — он бросил взгляд на медальон, и задержался на мгновение, понимая, какую ценность представлял для неё этот предмет.
Он увидел кончики её прекрасных вьющихся тёмно-каштановых волос, с редкими зеленоватыми прядями. Они прекрасно украшали женственное лицо с приятными чертами. Такими глубокими лазурными глазами, боги, Балдур мог смотреть на них вечно, даже спустя всё это время. Они всё еще манили своей бесконечной бездной, что затягивали его в пучину неизвестности и блаженности. Она одарила его еще одной улыбкой, раскрывая свои пышные губы.
— Мне хочется верить, — возразила женщина. — Ведь я всегда тебя нахожу.
Балдур прошелся рукой по её волосам, обнажая один из её лаурэнов. Ему нравилось на них смотреть, ведь мужчина находил в них нечто возвышенное и на редкость привлекательное. Именно так называли их меридинцы, чьей представительницей была сама