Стекляр Борис Ефимович (Интервью С. Смолякова)
командир взвода управления 211-го артиллерийского полка 23-й стрелковой дивизии
Наши провели мощную артподготовку. Немцы стрельбу вообще не прекращали: «шапочно» били по площадям и вели заградительный огонь. Мы переправлялись на двух больших лодках. Сначала было прямое попадание в первую. Потом накрыло нас. Перевернулись…
Хе-хе. Первое дело – скинуть сапоги и все тяжелое, что тянет тебя на дно. А куда плыть? Река шириной в 250 метров, а то и более. Назад плыть поздно, берег противника ближе. Вылезли на берег, посчитались. Неутешительно! У меня пистолет, у хлопцев две финки. Что делать? Увидели разбитый дот, решили рискнуть… Повезло. В доте нашли трех тяжелораненых немцев и ящик гранат. Первым делом порезали одеяла немцев на куски, обмотали ноги. А то ведь уже начали коченеть… Еще холодно было, апрель месяц. Немцев прикончили, вооружились, двигаться решили вбок по траншее. Первый попавшийся блиндаж закидали гранатами. Та же участь постигла два следующих дота. Что нам помогло? Немцы беспрерывно вели артиллерийский и минометный огонь. Таким образом, мы дошли до немецкого КП с рацией и телефонами. Наша рация пошла на дно вместе с лодкой. Спрашиваю радиста: «Как ты, разберешься?» – «Командир, нет вопросов. Сейчас все организуем». – «Давай-давай, включай эту шарманку!» Тот включает. Выхожу на связь, начинаю говорить…
Сначала не поверили. Они же видели, как нас накрыло. Я уже им открытым текстом: «Такой-то, такой-то. Нахожусь на КП противника». А они мне: «Стекляр, ты продался… шкура…» Боже мой. Дал им координаты, попросил огня. Ладно, вроде поверили. Хе-хе, нормально мы там посидели. Дошло до того, что вызывали огонь на себя. Ну, ничего, на Красное Знамя заработал…
А после Одера уже пошли на Берлин. Объявили нам, что дадут Знамя Победы. Но оказалось, таких Знамен давали много и многим. Мы не стали исключением. Скажу, что напряженных боев уже не было, мы хорошо устроились в городке Эберсвальдэ (нем. Eberswalde). Меня хотели назначить заместителем коменданта города. Но это же очень дурная работа. Зачем она мне нужна? И хлопцы меня не отпускали.
Всем дали новое обмундирование. Создали специальные отряды для дежурства по городу. Потом было объявлено, что немцы должны сдать все оружие. И что вы думаете, сдали все подчистую: и охотничье, и какие-то древние клинки, шпаги. Чего только не было.
Как я уже говорил, расположились мы очень хорошо. Чтоб личный состав не скучал, началась учеба. Меня вызвали к начальству, предложили возглавить дивизионную разведку. Потом еще предложение – поехать в высшую школу артиллерии в Ленинград. А солдаты мои опять начали уговаривать: «Товарищ командир, не надо. Зачем вам это? Оставайтесь!» Я отказался, сказал, что останусь со взводом. И тут мне говорят: «Боря, тебя вызывают в СМЕРШ».
Как я понял, СМЕРШ меня заприметил еще в 42-м, когда я стал командиром взвода полковой разведки. Мне тогда довелось выполнять задания особого отдела – переводить людей через линию фронта. Всякий был народ: мужчины, женщины и даже подростки. Приходилось носить их рации – им не хватало сил. И все эти моменты, видимо, передавались с моим личным делом. Первую группу мы удачно протолкнули в районе Ржева. Как сейчас помню, вели двух женщин и четырех мужиков. Одеты они были по-зимнему, в гражданскую одежду. Оружия я не заметил. У всех какие-то сумки, котомки. А один вообще нес фанерный чемоданчик. Мы тогда прошли чисто, никто нас не засек. Довели их до села, а дальше они уже сами…
Еще запомнилась группа из трех человек, которую вели под Сталинградом. Мы зашли в дом к калмыкам, эти трое начали переодеваться. Оказалось, что двое из них – мужчины, а одна – девушка.
По последней группе нас инструктировал оперативный работник в чине капитана. По-моему, мне тогда сказали, что это пришла Пинская флотилия. В группе было двое партизан. Ничего примечательного. Оба с оружием, с котомками. Главная наша задача была, чтоб наши их не тронули. Хе-хе…
Переводить группы переводили, а вот встречать ни разу не довелось.
Начальник особого отдела нашей дивизии, с которым у меня сложились неплохие отношения, был очень симпатичным и приятным в общении человеком. Я шел в особый отдел и гадал, зачем же понадобился им на этот раз. Хотя вызовы в СМЕРШ уже не пробуждали во мне того первоначального трепета, но холодок по спине все-таки пробежал… Я опять не угадал. Подполковник огорошил меня предложением: «Слушай, Боря. У нас есть разнарядка в школу СМЕРШа. Поедешь?» Неожиданно для самого себя я вдруг произнес: «С удовольствием!»
Пшенко Владимир Арсентьевич (Интервью А. Драбкина)
летчик 16-го Гвардейского дальнебомбардировочного авиационного полка
В лунную ночь очень много зависит от стрелка, поскольку истребитель будет идти ниже и стараться увидеть меня на фоне неба. У меня стрелком был опытный Леша Гудков. Один раз, 20 декабря 1944 года я его оставил дома, а вместо него взял старшего техника-лейтенанта Толю Прача. Он все просился: «Командир возьми меня войну посмотреть, а то домой приду, и что я скажу?» – «Будет близко цель от линии фронта, я тебя возьму вместо стрелка, ты же умеешь стрелять». Техник – он все умеет. Перед вылетом, наверное, для смелости, в столовой он выпил грамм 100. Я это почувствовал, говорю: «Ты, наверное, употребил?» – «Нет-нет, командир». Вылетели подсвечивать цель Мемель (Клайпеда). Первый экипаж сбросил светящие бомбы, я сбрасывал вторым. Через три минуты мне надо зайти и сбросить еще раз, чтобы цель освещалась непрерывно. Зашел, САБы сбросил. Зенитные снаряды рвутся недалеко от самолета, а этот пулемет вниз опустил и начал стрелять. Кричит: «Бей гадов!!» – и стреляет. Я говорю: «Прекрати». Сманеврировал, отошел от цели, но, видимо, истребитель нас засек по выстрелам пулемета и уже не выпускал из виду. При подходе к линии фронта я перестал маневрировать. Взялся переключать баки (мы основные баки, которые ближе к мотору, использовали только над целью, чтобы уменьшить вероятность остановки двигателя в результате повреждения бензопровода осколками или при разрыве струи при резком маневрировании), в этот момент между моими ногами и спиной штурмана начали рваться снаряды, выпущенные истребителем. Зарево! Все как будто взлетело вверх. Я оказался в огне! Штурвал туда-сюда – самолет не слушается, перебито управление. В переговорное устройство кричу: «Алло, алло!» Никто меня не слышит. Посмотрел на штурмана Кречетова Ивана Николаевича, но за стеной огня его не увидел, стал кричать. И тут появилось какое-то чувство, какая-то сила над головой и говорит: «Прыгай немедленно! Не забудь кольцо!» Я за кольцо вцепился – и за борт, но за что-то зацепился брезентовой лямкой унтов. Дергал-дергал – сорвал унт. Меня струей подхватило, набок перевернулся, дернул за кольцо, в этот момент я вскользь ударился тазом о хвостовое оперение. До этого, на земле, тренировались, растянув под крылом брезент: «Как ты будешь прыгать? Показывай» Надо было изготовиться, выбраться из кабины, скатиться по плоскости, отсчитать 21, 22, 23 и дернуть за кольцо. Инструктор тогда сказал: «Когда жарко будет – выпрыгнешь, никуда не денешься!» Это точно! Это я на себе испытал!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});