Читать интересную книгу Небеса - Анна Матвеева

Будь родители живы, бабуля, наверное, не смогла бы так запросто водить Артема в церковь — мама готовилась вступить в партию, отец числился в лучших работниках комбината вопреки пьянству; впрочем, к пьянству в Ойле всегда относились терпимо. В отличие от религиозности — бабулю не раз и не два отчитывали Артемовы учительницы, но она отмахивалась от них, словно от приставучих слепней.

Путь к храму неблизкий, и Артем с бабулей всякий раз уставали, прошагав несколько километров по кривой колдобистой дороге.

«Старый да малый», — говорила бабуля, тяжело дыша и успокаивая дыхание перед белеными стенами храма, как марафонец после финиша. Артем тем временем разглядывал старичков, что сидели на перевернутых фанерных ящиках, с кепками на коленях. В просаленных недрах кепок блестели монетки, а бабуля бросала туда конфеты, карамель «Плодово-ягодную». Потом бабуля снова брала Артема за руку, и они шли в храм, где было много чужих спин перед глазами и пахло сладковато-душным, бабуля объясняла: ладан. Батюшка читал молитвы строгим басом, а певчие заполняли храм тонкими, но сильными голосами.

…Английский заканчивался, электронные часы Паши Кереевского пропикали одиннадцать раз, и студенты оживились, чуя перемену. Один Артем отсутствовал в аудитории, вернувшись в детство и церковь разом.

…Пасху в Ойле праздновали немногие, но Артем так любил этот праздник, что даже дорога в храм казалась ему короче обычного. Люди приносили с собой разноцветные крашенки и толстенькие загорелые куличи. Длинный стол пересекал церковный двор, и Артем глаз не мог отвести от яркой картинки. Батюшка (Александр? Или все-таки Алексий?) выходил во дворик, святил куличи с крашенками и говорил густым, как крепкая заварка, басом: «Кто постился, тот угоден Богу, а кто не смог выдержать, в следующий раз постарается». Почти так же говорили о выполненных заданиях добрые учителя, которых, правда, в школе было мало.

Накануне отъезда в Николаевск дед вдруг рассказал Артему, что бабуля, оказывается, мечтала отдать внука в духовное училище. Решила спросить совета у классной руководительницы, а та, спровадив бабулю с глаз, помчалась с доносом к директрисе. Директриса заявилась под вечер к Афанасьевым домой и устроила бабуле показательные выступления на тему «Я вам не позволю сделать попа из нашей школьной гордости!». Школьная гордость в это время рыбалила на Ойлинском водохранилище и потому не увидела ни гнева директрисы, ни бабулиных слез. Дед рассказывал эту историю как анекдот, но Артем улыбнулся, исключительно чтобы не расстраивать старика.

Классу к четвертому совместные походы в церковь медленно сошли на нет, бабуля теперь ходила туда одна и редко. Артем с легкостью забыл о церкви, пока странный вопрос Веры Борейко не привел его в надежно закрытую комнату детских воспоминаний. Впрочем, вера никуда не исчезала, и привычка молиться — пусть наспех, второпях — осталась с Артемом навсегда, как любая детская привязанность.

…В ойлинском книжном магазине — где отродясь не имелось никаких книг, но зато были тетради, и пронзительно-синие стержни, и чернила в шестиугольных баночках, и неровные рулончики клейкой пленки, и прозрачные, дурманно пахнущие обложки, в общем, таким же точно ассортиментом мог похвалиться любой советский магазинчик, лицемерно названный «Книги», — Артему однажды повезло попасть к «завозу». Продавщица тетя Клава, приглушив безудержно веселое радио, расставляла на полу толстенькие бумажные пачки, сильно прорванные на уголках. Жаркие внутренности магазина дышали летней пылью, по радио шел моноспектакль, с улицы доносился обиженный собачий лай, когда Артем вцепился в стеклянный прилавок, оставив на нем десять круглых отметин: у тети Клавы не оставалось другого выхода, кроме как продать настырному подростку яркую книжку.

«Мифы Древней Греции» заняли ровно один вечер жизни Артема. И теперь он точно знал, кому и как молиться — на рыбалке просил помощи Посейдона, на контрольной молил Афину, на рынке вспоминал Гермеса. Права была бабуля — слова молитв пришли к Артему сами, без всякого понуждения!

— Ты что ж это, басурман, язычником заделался? — строго спросила бабуля, услышав, как Артем, забывшись, страстно умолял Афродиту помочь простому смертному в простом, но важном деле: назавтра была назначена жеребьевка, все мальчики класса будут тянуть из шапки бумажки с фамилиями девчонок — кто какую вытянет, тот такую и будет поздравлять с Женским днем. Артему очень хотелось «вытащить» Юлю Панченко — вот он и молился, забыв про бабулю за стенкой.

Бабуля так разволновалась, что сгоряча подарила Артему свой молитвослов — маленькую засаленную книжечку. Артем перелистывал странички, читая молитвы, чувствовал, как слова оживают, очутившись в воздухе, как отзываются в душе детскими воспоминаниями.

Наутро во время жеребьевки Артем специально тянул бумажку первым и не удивился, прочитав фамилию Панченко. Неслышный окружающим колокольный звон сладко звучал в груди Артема и таял в воздухе будто первый снег.

…В Николаевске колокольный звон перекрывался заводской сиреной, ровно в полдень привычно пугавшей город. Интересно, где будут крестить Вериного племянника?

Занятия закончились, и Артем снова поймал взгляд Веры, упавший на его лицо словно легкая тень: «Не забудь, встречаемся в субботу, в десять, на крыльце!»

…Они опоздали — ровно настолько, чтобы Артем начал волноваться. Удалось найти выгодное место на крыльце института: его самого прикрывали толстые колонны, и в то же время отсюда были хорошо видны подъезжавшие машины. Вера выскочила из белой «Волги», взбежала на крыльцо и, заприметив Артема, начала извиняться и одновременно тащила его за руку в машину. Сидеть было практически негде, Артем еле втиснулся между Верой и моложавой женщиной, которая не могла быть больше никем, как ее мамой. Рядом с водителем, рванувшим с места так, что машина обиженно взвизгнула, сидел настоящий генерал при полном параде — Артему резанули взгляд гигантские звезды на жестких даже с виду погонах.

Прочие представители клана Борейко в нетерпении расхаживали перед храмом, меньше всего напоминавшим обычную церковь. Вера щекотным шепотом объяснила, что здесь находится домовая церковь владыки — именно он станет крестить маленького Стасика.

Артем и без этой новости ужасно волновался и не полностью понимал, зачем Вера вписала его в семейный круг. Может, попросту не знала, что быть крестным ребенка не развлечение, а суровый труд? Бабуля всегда говорила, что крестный должен заботиться о подопечном как о собственном ребенке. Теперь же выясняется, что и обряд будет совершать не рядовой батюшка, а самый главный в епархии человек.

Генерал, с которым Артем весьма сумбурно поздоровался в машине, выдавив из себя нечто среднее между «Добрый день!» и совсем уж нелепым «Здравия желаю…», тоже выказывал удивление персоной крестного, но внешне проявлял его умеренно. Доселе Артем ни разу не видел живых генералов, у которых к тому же имеются белоснежные «Волги» и заискивающие личные водители. Артем по-мальчишески смущался, почему и показался генералу простоватым.

Вера теперь словно бы не замечала ни Артема, ни родителей и суетилась больше всех, выполняя сложные перебежки между кучками приглашенных — видимо, крестины обставлялись как очень торжественное мероприятие: Артем даже заметил фотографа, который, сощурившись, прилаживал к камере объектив чудовищного размера.

Мимо сновали священники, перетаптывались с ноги на ногу нарядные барышни, к генералу то и дело подходили знакомые — с улыбкой и протянутой для пожатия рукой. Сам же генерал оживился всего лишь раз — завидев батюшку с тонким, нерусской выделки лицом: он походил на ферзя и передвигался столь же уверенно.

«Благословите, отец Георгий!» Верин отец кинулся наперерез священнику и, кажется, слегка испугал его, но черные глаза быстро стали дружелюбными. Артем сложил машинально руки ладонями вверх и склонил на секунду голову.

Он не знал, что генерал Борейко считает себя близким другом владыки Сергия, потому что «именно владыка привел его к Богу». Генеральского внука-первенца владыка обещал крестить лично, поэтому всем родственникам и знакомым семьи Борейко было велено присутствовать при историческом событии. Будущий крестник Артема даже не подозревал о выпавшей на его долю ранней славе и мирно дремал на руках у матери, одетой в нарядное платье из какого-то хрустящего материала.

Ждали уже слишком долго, поэтому, когда к храму подъехала немолодая иномарка, Артем решил, что из машины выйдет очередной участник церемонии. Дверца резко распахнулась, выпустив довольно молодого статного батюшку. Священники бросились навстречу, принялись целовать прибывшему руку. Артема поразила их достойная покорность, и он, наверное, последним из всех осознал, что это прибыл владыка.