четыре? Сорок восемь? Они были самые важные. Решающие. После — шансы были малы. После — вряд ли вы вообще захотите кого-то найти.
— Ты действительно хочешь знать? — тон Жаклин был снисходительным.
— Немедленно заткнись, Жаклин, — отрезала Мэри Лу, ее голос был на грани крика. Точно таким же тоном мать Эйприл разговаривала с ней, когда она не слушалась.
С другой стороны, ей так же не следовало сидеть в подвале с цепью на лодыжке.
Ри начала дрожать. Ей этого не хотелось. Она хотела прислониться к стене, сложив руки на груди, принять свою судьбу, как Жаклин. Или, возможно, слепо надеяться, как Мэри Лу.
По ее лицу текли слезы и сопли. Она не могла контролировать это. Она чувствовала себя бессильной перед открывшейся правдой.
Поэтому она дрожала и рыдала.
— Г-где мы? Что это? — слова панически вырвались сами собой.
— Это ад на земле, — ответила Жаклин без малейшей нежности. — А ты его новый обитатель.
Мэри Лу встала, решительно пересекая небольшое пространство между ними, пока цепь на ее лодыжке не натянулась и не остановила ее в нескольких шагах от девушки.
Жаклин осталась стоять, лениво прислонившись к стене, с лукавой насмешливой ухмылкой на лице. Ри подозревала, что такие споры здесь часто случались. Орион достаточно долго жила в трейлере, чтобы знать: близость с кем угодно может привести к конфликту.
Мэри Лу ткнула пальцем в сторону Жаклин, в ее глазах вспыхнул огонь.
— Клянусь, Жаклин, если ты не оставишь эту бедную девушку в покое…
— Что ты сделаешь? — прорычала Жаклин, оттолкнувшись от стены и вставая, цепь звякнула у ее ног. Она напрягла плечи, прижав руки к бокам. — Она не единственная «бедная девочка» в этом чертовом месте. Она не более проклята, чем все мы. Хватит с ней нянчиться.
Мэри Лу покачала головой то ли от разочарования, то ли от гнева. Орион не могла разобрать. А может, и то и другое.
— А кто утешал вас, когда вы только прибыли? Ты бы хотела, чтобы я просто скормила тебя волкам?
Жаклин усмехнулась.
— Вот это новость, Мэри Лу. Волки пировали с тех пор, как я здесь появилась. Ты не сможешь защитить меня от этого. Её тоже. Когда звери голодны, они охотятся за своей несчастной добычей, — она намерено потрясла цепь на своей лодыжке.
Ри увидела огонь, ярость в глазах Жаклин через тускло освещенное пространство, и почувствовала то, что удивило ее… жалость. Она представила себе первый день Жаклин в Клетке. Она представила невинную девушку, такую же, как она, медленно измученную от жестокого обращения. Неделями? Месяцами? Годами?
— Утешала? — спросила Жаклин, пронзая Мэри Лу своим взглядом. — Утешала? Ты солгала мне, Мэри Лу. Ты не делаешь эту ситуацию лучше, когда притворяешься, что мы все здесь не умрем, черт возьми. И что перед смертью не испытаем такое дерьмо, которое заставит нас пожалеть, что мы не умерли раньше. Ты извергаешь свой ядовитый оптимизм повсюду, как будто мы снова увидим наши семьи. Наших друзей. Как будто мы когда-нибудь выберемся из этой чертовой дыры. Как будто мы когда-нибудь снова увидим свободу, — лицо Жаклин покраснело, слова вылетали из ее рта вместе с брызгами слюны. — Вот тебе чертова подсказка, девочка! Этого не произойдёт. Это конец, матушка Мэри. Я не собираюсь жить в гребаном Ла-Ла-Лэнде и не позволю тебе дать этой бедной девочке ложную надежду.
Жаклин попятилась к стене и соскользнула вниз, снова усевшись на бетон. Она положила руки на колени, и гнев на ее лице мгновенно рассеялся. Самодовольная ухмылка, к которой Орион более чем привыкла, вернулась.
— А теперь оставь меня в покое, — сказала она, прислонившись головой к стене и глубоко вздохнув. — И удачи тебе с твоим новым проектом. Надеюсь, она справится лучше, чем предыдущая, — она кивнула головой на самое свежее из алых пятен на полу, ближе всего к ногам Орион.
Ри отпрянула от этого пятна, прислонившись спиной к холодной твердой стене, слезы навернулись на глаза.
Мэри Лу резко отвернулась от Жаклин, на ее лице было написано отвращение.
— Как тебе не стыдно, Жаклин, — тихо сказала она. — Как тебе не стыдно, что ты упомянула Сару.
Жаклин проигнорировала ее.
Мэри Лу снова сосредоточилась на Ри, звеня цепью, подошла к ней так близко, как только могла. Она села, скрестив ноги, и положила руки на колени.
— Не обращай на нее внимания, дорогая.
— А что случилось с последней девушкой? — спросила Орион, даже не услышав ее последней фразы.
Мэри Лу не ответила.
— А ты как думаешь? — рявкнула Жаклин с другого конца комнаты. Теперь она смотрела на нее холодным взглядом, словно ненавидела за то, что та говорит, за то, что дышит.
Ри тоже немного ненавидела себя за это.
Мэри Лу протянула руку.
— Не обращай на нее внимания, — повторила она.
Ри хотела знать подробности о последней девушке, которая сидела на ее цепях. Она искала слова, но не могла их найти, не могла понять, что она хотела узнать.
— Что это за место? — наконец спросила она, переводя взгляд с Мэри Лу на Жаклин и, наконец, на Патрицию, которая теперь безудержно дрожала от подступивших слез.
— Сложи два плюс два, милая, — холодно рассмеялась Жаклин.
Мэри Лу поджала губы и сделала глубоких вдох.
— Нас всех… похитили, — она замолчала, глядя куда-то вдаль. Ри могла видеть, как она что-то вспоминала. Может быть, фургон. Вещи. Запахи.
— Нас держат в плену те двое, что привезли тебя сюда. Мы называем их Первая тварь и Вторая тварь, — продолжала Мэри Лу. — Один из них толстый. Второй похож на Скелета[4], — она усмехнулась. — Не то, чтобы это имело значение. Они оба отвратительные свиньи.
— Зачем они нас похитили? — спросила Ри, хотя боль между ног сказала ей все, что нужно было знать. Они здесь только ради одного.
Взгляд Мэри Лу метнулся к коленям.
— Лучше нам сейчас это не обсуждать. Тебе нужно отдохнуть. В твоем организме все еще много наркотиков.
По щекам Ри потекли слезы. Почему Мэри Лу была такой милой? Спокойной? От этого становилось только хуже.
— Я не понимаю, — сказала она сквозь рыдания.
Загремели цепи, и Жаклин снова встала.
— Похоже, тут нужен кто-то, кто сможет тебе все объяснить. Тебя похитили два педофила. Теперь ты принадлежишь им и их дружкам. Ты ничего не контролируешь. Прими это, потому что борьба с судьбой не принесет тебе ничего хорошего. А борьба с ними приведет только к тому, что тебя изобьют еще сильнее, — она помолчала. — И последнее. Ты никогда не выберешься отсюда. Это правда. Это ужасно. Но думаю,