Читать интересную книгу Однажды на краю времени (сборник) - Майкл Суэнвик

В конце концов компания из двадцати человек оккупировала освещенный газовыми рожками бар, расположенный за пределами электрифицированной зоны. Трое музыкантов, прихватившие с собой инструменты, уломали владельца, и тот разрешил им сыграть. Музыка была тягучей и монотонной. Мэгги улыбалась и кивала в такт.

– Как тебе, Ас? Здорово, ну? Мы называем это мертвой музыкой.

– Хорошее название, – покачал головой Вольф.

– Народ, слышали? У нас тут Вольф пошутить изволил. Золотце, для тебя еще не все потеряно. – Она вздохнула. – Не пробирает? Это печально, дорогуша. В те времена играли хорошую музыку, настоящую. А мы – лишь эхо, так-то вот. Играем их старые песни, только и всего. Наши-то и петь не стоит.

– Так вы поэтому участвуете в шоу? – спросил Вольф, которому было страшно любопытно.

– Нет, черт тебя дери, – засмеялась Мэгги. – Я ввязалась, потому что это мой шанс. На меня вышел Ди Стефано…

– Ди Стефано? Начальник?

– Ну, кто-то из его ребят. У них уже все было на мази, не хватало только Дженис. Ну вот они и запустили компьютерный поиск, и выскочило мое имя. Денег предложили. Месяца два ковыряли меня в Хопкинсе. И пожалуйста – вот она я. На пути к славе. – Последнюю фразу она громко пропела, словно потешаясь над собой.

– А зачем вам пришлось связываться с университетом Хопкинса?

– Ты ж не думаешь, что я такой уродилась? Им пришлось все лицо мне перекроить. И голос тоже, благослови их Бог. Сделали его ниже, расширили диапазон, усилили, чтоб высокие ноты держать.

– Не говоря уж о мозговых имплантатах, – добавила Синтия.

– Да-да, имплантаты, чтобы я болтала по-блюзовому и не выпадала из роли. Но этих немного совсем поставили.

Вольф поразился. Он, конечно, знал, что в университете Хопкинса работают отличные специалисты, но чтобы настолько!

– Но какая им с этого выгода?

– Довести меня до ручки, золотце. Не спрашиваю, не знаю и знать не хочу. Вот мой девиз.

– Правительство взялось за социальную инженерию, – встрял бледный длинноволосый парень, сидевший неподалеку. – Вот и мутят что-то странное, а почему – никто не знает. Вопросы им задавать – себе дороже.

– Послушай-ка, Хоук, вернуть Дженис к жизни – вовсе и не странная, а очень даже прекрасная идея, – возразила Мэгги. – Вот бы они и правда ее оживили. Сели бы мы рядышком. Я бы с этой дамой побеседовала по душам.

– Да вы бы глаза друг дружке повыцарапали, – заявила Синтия.

– С чего вдруг?

– Ни ты, ни она добровольно не уступили бы сцену.

– Правда, что ли? – захихикала Мэгги. – Все равно я бы с ней потрепалась. Настоящая звезда, улавливаешь? Не какая-то гребаная подделка, как я.

– А ты, Вольф? – спросил внезапно Хоук. – Куда тебя дальше ведет дорога пилигрима? Послезавтра мы отправляемся в турне. Какие у тебя планы?

– Да, в общем-то, никаких, – отозвался Вольф и рассказал им про свою ситуацию. – Наверное, останусь в Балтиморе, пока не придет пора отправляться на север. Может, съезжу куда-нибудь ненадолго.

– А с нами не хочешь? Будет одна сплошная вечеринка. И через месяц, даже меньше, доберемся до Бостона. Там заканчивается турне.

– Прекрасная мысль, – скривилась Синтия. – Не хватало нам только еще одного белоручки в поезде.

– А что тут плохого? – рассердилась Мэгги.

– Ничего плохого. Просто идея глупая.

– А мне нравится. Ты как, Ас? Поедешь кататься?

– Я… – Вольф запнулся – а почему, собственно, нет? – Да. Я бы с радостью.

– Хорошо. – Мэгги повернулась к Синтии. – А ты, дорогуша, просто ревнуешь.

– О господи, только опять не начинай.

– Ладно, не переживай. Тебе не к лицу. Эй, смотрите, какое там дарование сидит!

– Мэгги, этому самому, как ты его называешь, дарованию еще и восемнадцати нет.

– Зато милашка, – протянула Мэгги, мечтательно глядя на парнишку. – Такой милашка, ну?

За следующие несколько дней Вольф уладил все свои дела и раздобыл аккредитивные письма. Утром в день отъезда он поднялся спозаранку и отправился на Балтиморский вокзал. После короткой беседы охранники пропустили его в огороженное стеной депо.

Там стоял громоздкий паровоз с прицепленными к нему отреставрированными вагонами. На последнем было старинными психоделическими буквами выведено «Pearl»[6].

– Эй, Вольф! Иди-ка сюда – полюбуйся на нашу детку, – закричал кто-то с дальнего конца поезда, махая ему рукой.

Мэгги.

– Ну, как тебе?

Вольф пытался придумать какой-нибудь вежливый ответ.

– Внушительно, – сказал он наконец, хотя поезд показался ему скорее гротескным.

– Ага. Тут рядом завод по переработке метана. Погляди-ка на меня! Восемь утра, а я на ногах. Можешь такое представить? Пришлось добавить колес.

Вольф не понял, что она имеет в виду.

– То есть вы поздно встаете?

– Чего? А, золотце, да ты же… Слушай, забудь. Нет. – Она на мгновение задумалась. – Смотри, Вольф, есть такие колеса специальные – спиды, помогают утром проснуться, сил придают. Улавливаешь?

– Вы имеете в виду амфетамины, – догадался Вольф.

– Ага. Ну, вообще-то, это все не очень законно, улавливаешь? Так что языком особенно не мели. В смысле, золотце, я тебе доверяю – просто хочу, чтоб ты знал, что к чему, и не болтал попусту.

– Понимаю. Я никому ничего не скажу. Но вы же знаете, что амфетамины…

– Да-да, Ас. А хочешь, покажу дарование, которое подцепила прошлой ночью? Эй, Дейв! Тащись давай сюда, любовничек.

Из-за вагона вывернул заспанный светловолосый юнец. На нем болтались белые шорты (весьма вызывающие, на Вольфов взгляд) и свободная рубашка, застегнутая на все пуговицы. Он вяло приобнял Мэгги за талию и кивнул Вольфу.

– У Дейви четыре соска, точно как у меня. Ну? Мутация-то довольно редкая.

– Ох, Дженис, – пробормотал Дейв, покраснев и смущенно опуская голову.

Вольф ждал, что Мэгги его поправит, но она не поправила, а устремилась дальше – показывала поезд, оглушительно щебетала, тыкала пальцем то в одно, то в другое.

В конце концов Вольф извинился и вернулся в гостиницу. А Мэгги осталась бегать по вагонам в сопровождении своего юного красавчика. Мбикана неторопливо пообедал, забрал свои сумки и явился на вокзал раньше всей свиты.

Кренясь и покачиваясь, поезд отъехал от перрона. Мэгги беспрестанно смеялась, болтала, объясняла, куда ставить багаж, и порхала по вагонам. Казалось, она не замирала ни на минуту. Вольф уселся возле окна. Рядом с вагоном бежали оборванные ребятишки и клянчили деньги. Им кинули пару монет, но в основном все смеялись и бросали мусор.

Дети отстали, и теперь поезд ехал сквозь бесконечные древние руины. Рядом с Вольфом уселся Хоук.

– Ехать долго. Придется огибать большие территории, куда лучше не соваться. – Хоук с мрачным видом уставился на ощерившиеся выбитыми стеклами остовы зданий, которые раньше были заводами и складами, и с отвращением сказал: – Смотри, пилигрим, вот она – моя родина. Или, вернее, ее труп.

– Хоук, вы близко общаетесь с Мэгги…

– А если забраться подальше от побережья… – задумчиво продолжал тот, – там есть такая огромная дыра, где хранятся радиоактивные отходы. Покрыта крышкой из чистого золота. Все остальное слишком быстро разлагается. Я так думаю, если туда заявиться в свинцовым костюме, можно состояние себе сделать. Золота целые тонны. – Он вздохнул. – Когда-нибудь полазаю по архивам и рискну.

– Хоук, послушайте меня.

Парень жестом призвал его к молчанию.

– Ты про наркотики небось? Только что узнал и хочешь, чтобы я ее предупредил.

– Предупредить мало. Кто-то должен это остановить.

– Ну да. Постарайся понять, Мэгги три месяца провела в Хопкинсе, там ей сделали несколько очень серьезных операций. Она раньше совсем не так выглядела. Пела, конечно, тоже, но голос обычный был, ничего особенного. А еще мозговые имплантаты. Представь, через какую боль ей пришлось пройти, и спроси себя, какие два самых эффективных болеутоляющих на свете?

– Морфин и героин. Но в моей стране врачи, когда прописывают наркотики, отучают от них пациента перед выпиской.

– В том-то и дело. Сам подумай: Мэгги вполне могла попросить в Хопкинсе удалить лишние соски. Им это ничего не стоило бы. Но она не хотела терпеть боль.

– Она, по всей видимости, ими гордится.

– Ну, говорит о них постоянно, это точно.

Поезд шатался и трясся. Трое музыкантов достали из кофров гитары и заиграли свою «мертвую» музыку. Вольф молча пожевал губу, а потом спросил:

– Так что вы хотели этим сказать?

– Мэгги согласилась пройти через страшную боль, чтобы стать Дженис. Поэтому, когда я говорю, что она принимает наркотики, чтобы утолить боль, то вовсе не обязательно имею в виду боль физическую. – С этими словами Хоук встал и вышел.

Мэгги, приплясывая, ввалилась в вагон.

– Получилось! – кричала она. – Ребятишки, у нас получилось. Устроим вечеринку!

Следующие десять дней были одной сплошной вечеринкой с концертами в промежутках. Народ валил на них валом, многим не хватало места. Перед первым концертом Мэгги волновалась и мучительно боялась провала, но спела замечательно, и ее много раз вызывали на бис. В конце концов, с трудом волоча ноги, едва живая, она вышла на сцену с прилипшими к вспотевшему лбу волосами: