Читать интересную книгу Три года в Соединённых Штатах Америки - Александр Абердин

Глава 2

И всё это никакой не сон

Когда я ехал в милицейском «Уазике», то мне всё казалось, что я вот-вот проснусь и снова окажусь в кабинете своей квартиры, в Москве, в доме на Фрунзенской набережной. Однако, этого не произошло даже тогда, когда мы приехали в детскую комнату милиции и вошли в кабинет, где за письменным столом сидела инспектор, пухленькая, симпатюля-брюнеточка лет двадцати пяти с такой обалденной грудью, что я чуть было не застонал. Тем более, что дамочка была одета в белую форменную рубашку и ткань чуть ли не трещала под напором грудей, словно паруса клипера, наполненные ветром. Всю дорогу мы ехали молча. Директор школы впереди, а мы с Витькой на заднем сиденье и между нами сидел капитан Толкачёв. Войдя в кабинет вслед за нами, Толкач, мужчина лет тридцати пяти, сказал:

– Вот, Ирина Владимировна, привёл к вам правонарушителя или кто уж он там, может быть даже потерпевший, но не пострадавший, и свидетеля. А это директор школы.

Очаровательная особа с погонами старшего лейтенанта на плечах, вздохнула и спросила:

– Что, Толкачёв, драка в школе? Капитан усмехнулся и ответил:

– Нет, скорее уж мамаево побоище. Этот рослый юноша в одиночку вырубил, иного слова я не подберу, пятерых парней постарше него самого, вооруженных финками, обрезком арматуры и кастетом такого свирепого вида, что такой только у Кощея Бессмертного может быть или ещё у какого сказочного злодея. Но давайте мы всё-таки послушаем свидетеля этого происшествия. Который сразу же позвонил в горотдел.

Витька уже успел прийти в себя и принялся увлечённо, в красках, да, ещё и жестикулируя, рассказывать о том, что произошло. Не забыл он в точности изложить и наш диалог. При этом у него самого покраснели уши, а очаровательная инспекторша, Боже, до чего же аппетитная красотка, ни разу не вздрогнула и не моргнула глазом. Когда он закончил свой эмоциональный рассказ, дама покрутила головой и промолвила:

– Даже и не знаю, что и сказать, Толкачёв. Думаю, что теперь вам следует допросить в нашем присутствии виновника всего этого происшествия, а ты, Виктор, прочитай всё и распишись. Вы, Пётр Семёнович, тоже и напиши своей рукой, с моих слов записано верно. Если всё действительно верно записано.

Витька быстро прочитал всё, дал прочитать директору школы и они оба подписали показания, которые красотка тотчас подшила к делу. Да, юг России на редкость богат красивыми женщинами, а эта была, ну, просто прелесть.

Как только Витька вышел, капитан Толкачёв уставился на меня строгим взглядом. Я улыбнулся и вежливо поинтересовался:

– Извините, а мне как к вам теперь обращаться, товарищ капитан или уже сразу гражданин следователь? Толкач насупился и грозно сдвинув брови, проворчал:

– Можете обращаться и так, молодой человек. Итак, меня интересует, что вы можете рассказать нам по существу дела: Улыбнувшись ещё невиннее, я кивнул и сказал:

– Хорошо, тогда я буду обращаться к вам, гражданин следователь. – После этого я специально сделал паузу, но Толкач ею не воспользовался и я, откинувшись на спинку стула, закинул нога на ногу и независимым, насмешливым голосом начал с весьма оригинального вступления – Хорошо, гражданин следователь, так гражданин следователь. Значит так, следак. Ты теперь мой должник, если базарить по понятиям. Сипеля ты ведь хорошо знаешь, это он твою племяшку избил в кровь и хотел изнасиловать, да, его соседи твоей сеструхи с ребёнка сняли. А должок твой такой, я эту гниду опущенную, и за себя, и за тебя бил. Тебе, как менту, малолеток же бить не разрешено, а с меня спишется. Козлы эти нас в угол загнали не просто так, они с чётким намерением…

С большим опозданием Толкачёв сообразил, что я сейчас в этом же высоком штиле, который мне удалось почерпнуть из фильмов, которые любили смотреть мои бывшие жены, им всё и выложу, замахал руками и воскликнул:

– Всё, Борис, я беру свои слова обратно. Обращайся ко мне, как все нормальные советские люди. Товарищ следователь, товарищ капитан или просто…

– Евгений Николаевич. – Завершил я за Толкача и тут же поспешил объяснить – Извините меня, Евгений Николаевич, но ведь вы недалеко от нас живёте, через три улицы, а ваша сестра через дом или два от вас. В общем я как-то раз слышал о том, как вы обо всём, что пережили, рассказывали кому-то. Мы в тогда казаки-разбойники играли и я в кустах напротив вашей лавочки спрятался. Так и пролежал в них часа два. Было всё как-то неловко вставать при вас. У вас тогда такой голос был. В общем страшный, когда вы рассказывали, что сделали бы с ним.

Эту историю про то, как он поделился своей душевной болью с лучшим другом, капитан Толкачёв рассказал мне в больнице. После этого я куда менее эмоционально, описывая буквально каждое мимическое движение рассказал о том, что произошло и далеко не всё, что я рассказывал, инспектор по делам несовершеннолетних записывала. Более того, после того, как я закончил давать показания, она включила электрический чайник, вскипятила воду, налила нам всем чаю и мы пили его с конфетами и сушками, пока она всё переписывала набело. Закончив писать, она будничным, спокойным голосом сказала:

– Толкачёв, лично мне всё ясно. Мальчик действовал в состоянии аффекта, чисто рефлекторно. Арматура, кастет, три финки, испуганный до полусмерти друг за спиной. В общем было бы у нас побольше таких мальчиков, то вся эта хулиганская мразь не посмела бы даже пикнуть. Поэтому дело на этом я закрываю, а эти показания передаю тебе, как свидетельские, но пусть их сначала подпишут Боря и Пётр Семёнович.

Однако, это очаровательное создание с короткой стрижкой и завлекушечками, загибающимися на щёчки, сначала передало свои листы директору школы. Тот прочитал их в отредактированном виде, облегчённо вздохнул и сказал:

– Всё именно так и было сказано Борисом.

После этого я прочитал душещипательную историю о перепуганном мальчике, который и сам не ведал, что творил. Ну, наверное именно так и было нужно. Чёрт! Я всё никак не просыпался и не просыпался и меня это уже стало бесить. Хуже того, как только я положил руки на письменный стол, на нём тотчас появился мой компьютер, клавиатура и мышка, отчего я чуть было не зарычал от злости. Этот сон уже стал мне изрядно надоедать, а в моём времени таймер на мониторе показывал всё те же четыре цифры – 06:40 и я уже не знал, что по этому поводу и думать. Это же чёрт знает что такое в конце концов. Как только я подписал свои показания, капитан Толкачёв сказал:

– Пётр Семёнович, вы не будете против, если я поговорю с вашим учеником с полчасика или чуть больше? А вас наш водитель сейчас отвезёт вместе с Виктором в школу. Как только машина вернётся, я сразу же привезу его и сдам вам с рук на руки.

Директор улыбнулся, кивнул, потом погрозил мне пальцем и строгим голосом сказал:

– А с фашистами, Боря, у меня разговор был короткий. Первый выстрел в трак, а потом, когда танк разворачивался, второй выстрел в корму. Там у них броня была слабая и сорокопятка её брала. Позднее, когда появились более мощные пушки, нам стало намного легче с ними сражаться. Ну, ладно, я на тебя не сержусь, после твоего рассказа мне всё стало понятно.

Пётр Семёнович и капитан вышли из кабинета, а очаровательная красавица-инспекторша спросила меня:

– Ещё чаю, Боря? Я кивнул и ответил:

– Буду вам очень благодарен. – После чего ляпнул – И чего интересного такая красивая девушка, как вы, находит в работе с хулиганами? Вам бы в кино сниматься, Ирина… – Широко улыбаясь и вздыхая, а также делая паузу, назвал я эту особу по имени и затем с лёгким поклоном добавил – Владимировна. Девушка погрозила мне пальцем и сказала:

– Боря, ты мне это брось. Я нахожусь при исполнении служебных обязанностей и здесь детская комната милиции.

Ещё раз глубоко вздохнув, я лишь молча улыбнулся в ответ, хотя у меня и вертелось на языке десятка полтора комплиментов Ещё когда в первый раз она поднималась из-за стола, чтобы включить электрический чайник, я обратил внимание, что у неё просто чудная фигурка, а ножки просто прелесть и снова вздохнул, на этот раз уже огорчённо. Увы, но мой юный возраст являлся непреодолимым препятствием для моего общения с такими соблазнительными красавицами, а потому мне лучше всего помалкивать и, вообще, не напрягаться, что я и сделал. Через пару минут вернулся и по второму заходу принялись пить чай. Теперь к нам присоединилась и Ирочка. Так я мысленно называл инспектора по своим делам, кляня свои детские годы и подавляя в себе отнюдь не детские желания. Толкачёв на девушку даже и не глядел. Он пристально сверлил глазами меня и, наконец, спросил:

– Как же тебе удалось вырубить пятерых таких парней? Пожав плечами, я ответил:

– Очень просто, боевое самбо, Евгений Николаевич. Я всё прошлое лето провёл у деда в деревне, а там отдыхал один парень, москвич, года на два старше меня. В деревне всех мужиков запахали на сенокос, ну, и мы с Виталиком тоже подрядились сено косить. А вечером, когда мы ходили на речку купаться, то он учил меня приёмам боевого самбо. У него отец пограничник, служит в штабе погранвойск, ну, и его тренирует. На границе же нужны волкодавы и скорохваты, а не сосунки, но я после школы обязательно в ВДВ буду служить. Вот где служба, хотя погранцы тоже ветками туман не разгоняют и листья не красят по осени.