Снаружи, конечно, стоял мороз, и Джастин ощущал холод всем телом. «Я мертв», — строго напомнил он себе, однако разницы как будто бы не было, и через десять минут он надел и шапку, и шарф, и варежки, вовсе лишив Крис повода для хлопот.
Стоя под нагими деревьями, лесовики следили за братом и сестрой.
— Крис, на нас смотрят, — бросил он беззаботно.
Она удивленно огляделась по сторонам.
Однако перед ней стояли те же самые деревья, что и перед ним; брови сестры были сдвинуты, лицо бледно.
— Кто смотрит?
— Так, проверяющие.
Мертвые голоса напоминали шорох сухой листвы. Джастин прислушался к их тихому ропоту; как всегда, лесовики молили о весне, о смене времени года. Он вгляделся в лицо Крис, подобное самой зиме.
— Тебе нравится снег?
— Я всегда любила снег. — Она украдкой глянула через плечо.
— А как насчет весны? Лета? Осеннего листопада?
Сестра молчала.
— В этом году птицы не прилетают к кормушке, не так ли?
Джастин обнял Крис за плечи, но она выскользнула из-под его руки.
— Джастин, прошу тебя…
— Пойдем, Крис. — Он протянул ей спрятанные под варежками ладони, и после неловкой паузы сестра взяла его за руку. Она дрожала.
— Не надо плакать, — сказал он ласково. — А то глаза замерзнут.
— Джастин, я не хочу туда.
— Но ты ведь любишь рябины, — ответил он, — и никогда уже не увидишь их в весеннем наряде.
Закусив губу, Крис кивнула:
— Мне все равно.
— Ты можешь и не ходить… сейчас. Но я должен это сделать. — Он повлек ее за собой по снегу, и Крис покорилась, ведь вел ее Джастин. Так было всегда.
За ними, неловко переступая, побрели лесовики. Однажды он оглянулся, и одного нервного взгляда оказалось довольно: Джастин знал, чью смерть видел он в этих глазах.
Лед покрывал промерзшие рябины, однако круг их стоял незыблемо. Внутри него снег лежал совершенным, безупречно чистым покровом. Если Джастин и впрямь приходил сюда с лопатой, ломал корочку льда, взрывал снежный покров, взламывал заледеневшую землю, от трудов его уже не осталось следа. И он был рад этому.
— Пойдем дальше, Крис.
— Я не могу.
— Почему?
Она судорожно сглотнула.
— Просто не могу.
— Дело в этом круге. Вот и все. Я же с тобой. — Он ненавидел себя за то, что заставляет ее плакать на морозе.
— Нет, ты не со мной, — возразила сестра, и в голосе ее послышалось обвинение.
— Я останусь с тобой, пока ты этого хочешь. — Он протянул вперед руки, и, промедлив на границе минуту, Крис вступила внутрь круга. Рябины как будто сомкнулись над ними, деревья теснились друг к другу, словно согревая брата и сестру.
— Иди сюда, садись.
На лице женщины проступило сомнение, однако оба были одеты тепло, и, прикусив губу, она опустилась на снег — справа от центра круга. Крис не решалась приблизиться к середине, и Джастин не настаивал.
Он сел напротив сестры, и она обняла его — как часто делала, когда оба они были куда моложе.
— Назови худшее, что ты знаешь обо мне?
Крис надолго задумалась.
— Худшее? Худшее — это мама.
— Как — мама? — Вопрос получился излишне резким.
Крис рассмеялась:
— Ты спросил. И я не обязана отвечать… во всяком случае, это не волновало меня долгие годы.
— Нет, я хочу знать!
— Хуже всего была мама. Она так хотела сына — неведомо почему. И она всегда больше любила тебя. — Взяв его за руки, она потянула их вверх. — Но, по-моему, я кое-чему от нее научилась. Я люблю тебя, пусть ты и заглядывал в мои дневники. И когда ты был близок к смерти…
Она умолкла, и он вжался в кольцо ее рук.
— А что было лучшим?
— Лучшим? Ничего в отдельности. Лучшего было много: я могла рассказывать о тебе целыми днями. Я пыталась вспомнить все, что ненавидела в тебе. И даже чуточку возненавидела за то, что ты умер. Знаешь, я ошиблась: худшим была не мама, а твоя смерть.
— Я и сам от нее не в восторге.
— Ты даже не помнишь этого…
— Верно. Но сама мысль меня далеко не радует. — Он сглотнул. — И если ты хочешь, чтобы я осознал ее… прости — не могу.
— Я не хочу, чтобы ты чего-то там осознавал! Мне нужно только одно, чтобы ты оставался здесь, как будто ее не было, этой смерти.
— Но если останусь я, если здесь останешься ты, не будет остальных дней твоей жизни.
— А уж это позволь решать мне самой. — Даже сквозь двое варежек он почувствовал, как напряглись ее руки.
Джастин был спокоен, хотя ладони сестры впились в его руки двумя якорями.
— Знаешь, — сказал он негромко. — В детстве, в юности, ты была мне второй матерью, только более близкой. Ты ходила со мной в школу. Защищала от Тони Фискера… помнишь его? — Он грустно улыбнулся. — Когда-то ты обещала уберечь меня от всего…
— Помню.
— А я и не понимал, насколько серьезными оказались твои намерения, — проговорил он ясным голосом. — Однако я не имею права позволить тебе это. И, кажется, понимаю теперь, почему людям подобного не дано.
Он убрал свои руки; сделать это было мучительно трудно, так крепко держала сестра.
— Крис, я — твое прошлое.
— Что же в этом плохого? Вся наша жизнь есть сплошное прошлое, и будущее растет из него. Не зная прошлого, ты не можешь даже просто сказать: я ухожу. Джастин, ты эгоист.
— Я? — удивился он. — Я?! Ты убила целый лес, потому что не сумела примириться со смертью одного человека, и я эгоист?
Застонали под внезапно налетевшим ветром рябины, посыпалась снежная пыль. Крис подняла взгляд.
— Они созданы не для того, чтобы жить посреди вечной зимы, негромко проговорил Джастин, пока сестра его обводила глазами живую ограду. — Ты всегда любила жизнь. И говорила, что главный садовник — природа.
Она заплакала:
— Но они ведь только деревья.
Джастин неловко обнял ее и не разжимал объятий, потому что знал: сестра лжет.
— Худшее в тебе, — сказал он негромко, меняя тему. — Худшее — твоя неуверенность в себе, которая лишь окрепла, когда мы повзрослели. Ты боялась, что, став взрослым, я отдалюсь от тебя, не буду больше нуждаться в тебе.
— А лучшее… — он задумался на минуту. Потом усмехнулся: — Ты права. Лучшую черту назвать не так-то легко. У меня столько всего в памяти, за несколько дней не просеять.
Она напряглась.
— Моя смерть не изменит этих воспоминаний и правды о них, продолжал брат.
— Мне не нужны одни воспоминания!
Джастин засмеялся.
— Нет, ты хочешь лишь воспоминаний. Неужели ты этого не понимаешь? Что я сейчас такое? Воспоминание, Крис!
— Нет, ты жи…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});