Читать интересную книгу Наглядные пособия (Realia) - Уилл Айткен

* Сорт японского пива.

** Напиток из «спортивной» группы, возмещает организму потерянные электролиты и воду.

*** Английская скороговорка; стала популярной благодаря фильму «Моя прекрасная леди», в котором использована как фонетическое упражнение на произнесение звука [h].

– Мы так рады, что вы смогли к нам присоединиться, – щебечет Сьюки, явно искренне. Миссис Анака энергично кивает.

– Как вы вовремя подгадали, – говорю я миссис Анака. – От меня уже пованивать начинает.

– Повоннивать?

– Пованивать, – поясняет Сьюки.

Пантомима с обнюхиванием подмышек. «Пованивать».

– Мы вас отмывать, – с улыбкой возвещает миссис Анака, – внутри и снаружи.

Меня вводят в узкую комнатушку с зеленым мраморным полом. По одной из стеклянных стен струится вода.

Сьюки развязывает пояс моего юката. Миссис Анака, крутнув меня на месте, сдергивает халатик и вешает его на серебряный крючок у двери. В свою очередь разоблачаются и они. Сьюки худенькая, как мальчишка. У миссис Анака одна грудь вислая, на месте второй – идущий наискось шрам. Она открывает небольшой шкафчик, извлекает графинчик с амбровым маслом и две пары губчатых рукавиц. Сьюки подводит меня к низким серебряным поручням, вделанным в пол, и показывает, как на них опереться. Ее мать прыскает немного амбры мне на шею и плечи и принимается втирать ее при помощи рукавиц, так что вскоре весь мой торс покрыт благоухающей пеной. Тем временем Сьюки зашла сзади и сходным образом обрабатывает мне спину и ягодицы. Чувствую себя машиной в автомойке с полировкой.

Покончив с ногами, они помогают мне подняться и подводят к водопаду. Вода – не слишком горячая, не слишком холодная – норовит сбить меня с ног. Вступаешь под эти струи – точно занавес отдернули, выходишь – и оказываешься в новом мире, таком необозримо-огромном, словно и стен никаких нет, только стремительный водный поток. Рядом со мной появляются миссис Анака и Сьюки; шрам-полумесяц миссис Анака влажно поблескивает. Огромные золотистые камни сжались, припали к земле, будто львы на теплом песке. Между ними – недвижные синие озера.

Сьюки и миссис Анака берут меня за руки и подводят к ближайшему бассейну. На плоском камне – громадный фаянсовый кувшин и три деревянные коробочки без крышек, такие маленькие, что в ладони поместятся.

Я недоуменно гляжу на воду: над ней курится пар.

– Секрет в том, чтобы войти сразу, – шепчет Сьюки.

– Думаешь, будто умирать, – хихикает миссис Анака.

Сьюки опускается на колени на камень и соскальзывает в воду: тело гладкое, точно у выдры, – даже ряби не всколыхнуло.

Миссис Анака тыкает меня в живот.

– Теперь вы.

Сейчас-сейчас. Сьюки улыбается мне снизу вверх; лицо ее раскраснелось от испарины.

– Думать, что холодно. – Миссис Анака резко меня толкает.

Жар обдирает мне тело, вода такая горячая, что кожа ничего не чувствует. Вулкан внутри меня наполняется бурлящей лавой. Вода доходит мне до шеи. Я открываю рот, чтобы закричать. Вместо крика – нездешний мелодичный вздох, что срывает губы с растворяющегося черепа, высвобождает нечто такое, про что я и думать не думала, будто оно заперто в клетке.

– Вы в порядке? – Сьюки касается рукой моего трепещущего плеча.

Пытаюсь заговорить, но на сей раз не удается издать ни звука, ни даже вздоха.

– Вы расслабьтесь, – советует мисс Анака, с тихим всплеском погружаясь в бассейн.

Они не понимают: я уже расслабилась. Тело мое не пылает: жар – это я сама. Ни на что не похоже. Хочется рассказать им, объяснить… вот только силы тратить нет смысла.

Миссис Анака колдует с коробочками светлого дерева и фаянсовым кувшином. Наконец протягивает мне одну из коробочек. Я знаю: надо бы вынуть руку из воды и взять ее… в то же время это незамысловатое действие явно потребует неимоверных усилий. Коробочка подрагивает перед моими глазами, на краешке – крохотный кристаллик соли.

– Все о’кей. – Губы Сьюки – у самого моего уха. Она берет коробочку у матери и подносит ее к моим губам. Прозрачная жидкость тепла и абсолютно безвкусна. Сакэ. Причмокивая, выпиваю – ко всеобщему одобрению.

Сьюки возвращает коробочку матери, та тут же наполняет ее снова.

Забавная штука сакэ – я от него не пьянею. Я могу пить и пить, и речь моя остается по-прежнему внятной, а шаг – столь же твердым. Аи contraire*, с каждой новой каплей сознание мое проясняется все больше, и вот наконец ослепительно яркий свет омывает мир, и я изливаю на всех окружающих, не важно, друзей или посторонних, накопленные за долгую жизнь истины. А потом либо блюю, либо ловлю такси до дома – в зависимости от того, что успеваю раньше.

Кроме нас – никого, только мы, девочки – развалились себе вальяжно вокруг лавового бассейна и выдаиваем досуха коробочки, не успевает миссис Анака наполнять их. Я по-прежнему молчу; всех это, похоже, вполне устраивает. В какой-то момент миссис Анака затягивает песню из своего детства. Она родилась на острове Внутреннего моря**, фиг его знает, где это. В песне примерно с сотню строк, и каждая – невыразимо печальна. Я не понимаю ни слова, слезы холодят мне щеки. В другой момент – разве что память меня подводит – Сьюки выскакивает из бассейна и проворно перепрыгивает с одного золотого льва на другого.

Видимо, я задремала на минутку – или на все три. Какая-то мелкая живность бежит по внутренней стороне моего бедра; я резко просыпаюсь. Сьюки тихонько похрапывает, привалившись головой к моему плечу, серебристая струйка слюны стекает мне на грудь, так что это, надо думать, миссис Анака, что сидит напротив: глаза закрыты, голова высоко вздернута, немое, знойное божество. Мелкая живность, извиваясь, поднимается все выше, дюйм за дюймом. Какие острые коготочки! Едва я открываю рот, чтобы заговорить, живность прячется в моей дырке. Ну, просто нечто.

Божество медленно покачивает головою из стороны в сторону, мурлыкая песни Внутреннего моря, а пальчики тем временем вползают в меня все глубже, вновь всколыхнув застывшую магму. И тут у меня начинается жуткий приступ икоты – сразу в нескольких местах.

* Напротив (фр.).

** Японское внутреннее море (Сэтонайкай) расположено между островами Хонсю, Сикоку и Кюсю.

5 Прогулка под дождем

Сезон дождей. Спасибо умникам, придумавшим это название, а то попробуй опиши бесконечный поток мочи, извергающийся с небес день за днем. Ни тебе молнии, ни грома, ни легкого частого перестука перемежающихся ливней, ни краткого затишья с просветами тусклого солнца – просто непрекращающийся серый дождь, серый воздух и серые выхлопные газы, низко нависающие над белыми офисными башнями города и голубыми черепичными крышами домов и храмов.

Новая «крыша» неподалеку от прежней: гостиница «Клубничный коржик». На порядок дешевле. Моя комната, как говорится, отделана в японском стиле, что означает протянувшиеся от стены до стены циновки-татами, никакой мебели, если не считать невысокого простого квадратного стола с прямыми ножками по углам и кровати – хлопчатобумажного матраса-футона, тоньше просто не бывает; его полагается хранить в шкафу в скатанном виде или горничная разволнуется не на шутку и примется потрясать небесно-голубой щеткой, сперва тыкая в меня, потом в дверцы шкафа. На мини-холодильнике – плитка с двумя горелками, сам холодильник упрятан в нишу рядом со сральником. Есть и кондиционер, который грохочет как товарняк, если скормить ему пару-тройку монет в 100 иен, но температуру в комнате не понижает. А еще «Клубничный коржик» предоставляет мне два юката, черно-белый телевизор с торчащими «усами»-антеннами, сандалии для туалета, сандалии для коридора (правила тут устанавливаю не я!) и четыре плоские, набитые шарикоподшипниками оранжевые подушки. Подушки, как я постепенно начинаю понимать – спасибо непрестанным подсказкам горничной! – полагается использовать как мебель, в то время, когда матрас убран в ГРЕБАНЫЙ ШКАФ, где ему и место.

Что ж, все очень даже практично и по-своему мило, компактная комната-пещерка в «Клубничном коржике», единственная проблема в том, что в ней и не посидеть, и не полежать, кроме как на циновках-татами, а они трещат и хрустят, стоит тебе повернуться, и пахнут как-то пакостно, и скользкие вдобавок, причем второе и третье особенно дают о себе знать в дождь. А дождь льет всегда.

Вчера с помощью неутомимой Бонни наконец-то отыскала магазин английской книги, запрятанный в конце одного из тех безымянных переулков, что проложены между настоящими улицами, – их обнаруживаешь только тогда, когда всерьез заблудишься, спеша на жизненно важную деловую встречу. Ходить куда-нибудь во время сезона дождей – это само по себе тягостная повинность, и не потому, что я боюсь вымокнуть, а потому, что насчет дождя они такие же прибабахнутые, как насчет грязи и микробов. У входа во все универмаги и крупные магазины – специальные хромированные подставки для зонтиков, ряд за рядом, точно миниатюрные стойки для парковки велосипедов. Вставляешь ручку зонтика в прорезь, берешь ключ, идешь внутрь, где девушка в костюмчике а-ля Джеки Кеннеди кланяется тебе до полу, дескать, спасибо, что соизволили зайти в наш жалкий десятиэтажный универмаг. Или, как оно часто случается, все подставки заполнены, и ты думаешь про себя: «Ну, попались, паскудники, вот теперь-то я забрызгаю все ваши шелковые шарфики, и всю вашу итальянскую кожу, и все ваши прихотливые аранжировки ароматических смесей». Но нет: рядом с подставками для зонтиков – рулон тоненьких целлофановых пакетов, каковые полагается надевать на запретный предмет.