![]()
— Уважили, — ворчал Ермилов, неодобрительно поглядывая на разраставшуюся у берегов ледяную кромку.
Мимо Васильевки прошли, ломая сплошной десятисантиметровый лед. Радист запросил диспетчерскую о состоянии реки выше, до пристани Новый Створ. Ответили, что лед там от пятнадцати до двадцати сантиметров. Это не на шутку встревожило капитана. Если лед станет толще, можно серьезно повредить корпуса барж.
Пристань Новый Створ прошли двадцатого декабря. Летом отсюда до порта Молодежный добирались за двое суток. Но теперь капитан Ермилов видел, что караван неминуемо застрянет где-нибудь на пустынном плесе между двух пристаней. Буксировщик, натужно работая винтами, яростно крошил лед, делая в час не больше полутора-двух километров.
Двадцать второго декабря Ермилов приказал застопорить обе машины и сообщить в диспетчерскую, что придется тянуть баржи обратно на зимовку в Васильевский затон. Ответ был получен немедленно: «Возвращаться запрещаю. Ожидайте распоряжений».
…Ранним зимним утром буксировщик и его баржи по-прежнему стояли посреди застывшей реки. Все вокруг затянуло синеватым молодым льдом. Вахтенный доложил Ермилову, что температура упала до двадцати градусов. Простояв у двери капитанской каюты, он добавил тревожно и сочувственно:
— Народ беспокоится, товарищ капитан. Что делать будем? Лед-то крепнет…
Ермилов молча показал на бланк радиограммы: «Возвращаться запрещаю. Ожидайте распоряжений».
Вахтенный досадливо крякнул и вышел на палубу, осторожно притворив дверь.
Когда совсем рассвело, прибыл новый приказ диспетчерской: «Продвигаться вверх. Пункт назначения — порт Молодежный».
Буксировщик с трудом сдвинул с места караван и медленно пошел дальше, сокрушая лед. Над зимним простором реки далеко разнесся гул мощных дизелей.
— У Широкой Луки все равно застрянем, — хмуро сказал Ермилову помощник. — Там в эту пору лед в полметра бывает.
Ночь пришла тихая, морозная. В свете прожектора впереди ледокола бесчисленными голубоватыми искрами сверкало зимнее одеяние спящей реки. С берега казалось, что темная громада судна медленно движется по широкому заснеженному полю.
Поравнялись с рыбачьим поселком у Широкой Луки. На берег сбежались жители, удивленные появлением каравана.
— Нам бы по закону пора уже застрять тут, а мы все крошим да крошим, — сказал помощник капитана. — Вот спасибо сормовичам за такое судно!
С берега вслед каравану неслись крики приветствий. Рулевой, широко улыбаясь, заметил:
— Если народ за нас радуется, то и нам печалиться нечего. А когда на душе весело, то и лед вроде тоньше кажется.
— Где ж твои полметра? — с притворной суровостью спросил капитан помощника.
— Ума не приложу, — развел руками тот. — Я ведь сам здешний. И отец тут сорок лет в лоцманах ходил. Но чтобы под самый Новый год через Широкую Луку каравану пробиться… Точно сон наяву.
Капитан довольно основательно постучал по спине друга кулаком.
— Сон, говоришь? Я тебе покажу, как на вахте спать!… Но ты погляди, Назарыч, лед и впрямь будто тоньше стал.
В рубку торопливо вошел вахтенный матрос и доложил:
— Повыше перевального столба темнеет что-то. Не то снег ветром сдуло, не то…
Ермилов схватил бинокль и, едва приложив его к глазам, недоуменно воскликнул:
— Что за диво! Глянь-ка!
Помощник тоже взялся за бинокль. Далеко впереди узким, постепенно расширявшимся клином темнела свободная от ледяного покрова вода. Буксировщик приближался к странной полынье. И уже без бинокля стало видно, как над темным, терявшимся вдалеке пространством воды призрачными полосами стелется легкий парок.
Скрежет льда и содрогание корпуса постепенно прекратились. Буксировщик, быстро увлекая за собой караван, вышел на свободную воду. На палубе шумели голоса. Все свободные от вахты люди поднялись наверх.
![]()
— Митя, ты только погляди, Митя! — тормошил молодой моторист приятеля, так же, как и он, налегке, только в брюках и тельняшке выбежавшего на палубу. — Ведь не иначе, как земная ось сдвинулась!
— Земная ось… — усомнился матрос. — Ты, брат, через край хватил. Скорее наши ученые атомную энергию в реку пустили!
С верховьев внушительно и деловито донесся предупреждающий гудок. Летом никто бы не обратил на него внимания, но в зимнем воздухе он зазвучал так удивительно, непривычно, что все невольно всполошились.
— Встречный! — закричал капитан и, засуетившись, как неискушенный новичок-практикант, кинулся в штурвальную рубку. — Скорее! Отмашку дайте встречному. Слева. Только не флагом, а огнем. Ах ты, батюшки мои… Под Новый год в этих-то местах!…
Мимо, шумя высоким буруном под форштевнем, стремительно пронесся грузовой теплоход «Комсомолка». С высокого мостика, распростертого, как крылья гигантской белой птицы, раздалось громкое приветствие Ермилову:
— Федору Егорычу почтение! С зимней навигацией вас!
Ермилов схватил рупор и прерывающимся от радостного волнения голосом закричал в ответ молодому капитану «Комсомолки»:
— Спасибо, спасибо, Миша!… И вас всех с тем же!
В течение последующего часа встретили еще один грузовой теплоход и два буксировщика с большими караванами груженых барж. Ледяные оторочки с обтаявшими закраинами отступали все дальше к занесенным снегом берегам, открывая широкое зеркало реки. Слоистую пелену рождавшегося над водой тумана относило к западному берегу ровным ветром, прилетевшим из далеких степей.
7. Куда исчез Вершинин
Молодой лейтенант вошел в кабинет Перегудова и, с трудом сдерживая улыбку, доложил:
— Как по расписанию все вышло, товарищ майор. И машина та же самая, и автогенные аппараты на ней, и автогенщики. Полностью вся шайка, которую по вашему приказанию я отпустил в ночь на пятое ноября. Остановились между сорок седьмой и сорок восьмой установками за холмиком. На автомашину стали маскировочный чехол натягивать из белой парусины.
— Никто не бежал?
— Двое пытались. Отстреливались из бесшумных пистолетов. У них у всех оказались эти игрушки.
— Раненых нет?
— Нет, товарищ майор. И все бандиты тоже в полном здравии. А у шофера опять путевой лист на доставку из ремонтной мастерской десяти автогенных аппаратов с оборудованием и кислородными баллонами.
— Садыхова среди арестованных нет?
— Нет.
— Это хорошо, — с удовлетворением произнес Перегудов. — Я, по правде говоря, очень беспокоился за него. Думал, что, потерпев неудачу, он теперь полезет сам.
После ухода лейтенанта Перегудов долго сидел в раздумье, устремив невидящий взгляд в окно, на стеклах которого крепкий мороз изобразил целую пальмовую рощу. Серьезное дело приближалось к концу, хотя предстояло еще немало поработать.
Приняв решение, Перегудов поднялся и вышел из комнаты. Дежурный у кабинета полковника предупредительно распахнул перед ним тяжелую, высокую дверь.
Сообщив начальнику подробности поимки банды «автогенщиков», Перегудов попросил разрешения выехать на место. Полковник разрешил и спросил:
— Может быть, захватите с собой в качестве экспертов Рябчинского и Гвоздакова?
— Пока не собираюсь, но я говорил им, что обязательно еще прибегну к их помощи.
— Ну, поезжайте сами. Кстати, там с движением судов осложнения. Как только ударили большие морозы, от теплой реки пошел густой туман. Из пароходства сообщили, что все суда вынуждены были стать на якорь. Неприятная весть. Ведь запланировано перевезти очень много грузов. Эти грузы сняты с плана железных дорог и либо завезены на пристани, либо уже застряли на реке в тумане. Где сейчас Вершинин? Вся вина за это ложится на него.
— Мне сообщили, что Вершинин сейчас в одной из лабораторий института связи. Говорят, очень расстроен. Ведь трудно было предусмотреть, что от нагрева реки его способом туман над ней в сильные морозы будет столь густ. При восемнадцати-двадцати градусах, я сам это видел, туман стлался по реке низкой пеленой, в которой совершенно не было видно бакенов, створов, перевальных столбов… Вот незадача-то!
