Читать интересную книгу Восемь мечей - Джон Карр

– Черт побери, сэр! – внезапно громко произнес полковник Стэндиш. – Черт побери, черт побери, черт!…

– Простите? – недоуменно спросил Донован.

Полковник слегка прочистил горло. Причем его ноздри заметно сжались, затем расширились, как будто он только что неожиданно для самого себя принял какое-то важное решение…

– Молодой человек! – отрывисто обратился он к Доновану. – Вот что я хотел бы вам сказать. Причем со всей ответственностью…

– Да, сэр? Я весь внимание, сэр.

– Речь пойдет о вашем отце. Хотел бы вас предупредить, молодой человек, что…

– О господи! – чуть слышно пробормотал Донован и буквально скрючился на своем сиденье.

– Вот как все это происходило. Понимаете, увидев, что бедняга сильно переутомился на работе, я тут же от всего сердца пригласил – его к себе, чтобы он у меня хоть немного отдохнул. В тот вечер мы – то есть мой сын, с которым вы вряд ли знакомы, моя жена и дочь, мой деловой партнер Берк, коллега Морган и пожилой джентльмен по имени Деппинг, который проживает у нас в гостевом домике, – мирно и не без удовольствия проводили время. Тут-то все это вдруг началось…

– Началось, простите, что? – с предательской дрожью в голосе спросил Хью Донован, по-прежнему сильно опасаясь чего-то очень и очень неприятного.

– Мы ожидали к ужину леди Лангвич. Вы же знаете этих отчаянных суфражисток, ну из тех, которые для достижения своих дурацких целей готовы пойти на все, что угодно, даже на битье окон на лучших улицах городов… Так вот, ей почему-то очень хотелось лично встретиться с епископом Мэплхемским, чтобы как можно подробнее поговорить с ним о «давно назревших социальных реформах». – Полковник, шумно засопев, выдержал небольшую паузу, затем сказал: – Так вот, когда она прибыла, мы все спустились вниз, стояли в большом зале, оживленно разговаривая о всякой светской всячине… Помню, даже моя жена тогда сказала: «Уверена, епископ Мэплхемский будет просто счастлив поговорить с вами, леди Лангвич». На что эта тигрица не более чем милостиво хмыкнула. Правда, с понятным только ей чувством собственного превосходства. А моя родная дочь добавила: «Черт побери», да-да, именно так: «Черт побери, леди Лангвич, как только он узнает, что вы уже здесь, он, не сомневаюсь, со всех ног побежит вам навстречу! Черт побери, иначе и быть не может»… И тут она даже не успела закончить, как вдруг – вж-ж-ж!… взволнованно воскликнул полковник, присвистнул и выбросил вперед правую руку, поведя ею, как перстом указующим. – Его преподобие, наш дорогой епископ Мэплхемский собственной персоной… съехал со второго этажа вниз по перилам! Весьма стремительно, в высшей степени неожиданно и, само собой разумеется, эффектно! В последнем ему не откажешь, это уж точно… Совсем как горная лавина в кожаных гетрах…

Донован-младший не был даже абсолютно уверен, что правильно расслышал.

– Простите, сэр, кто-кто съехал как горная лавина в гетрах? – смущенно переспросил он.

– Как это – кто?… Да кто на такое способен, кроме вашего отца? Вашего родного отца, сэр! Причем именно как горная лавина в кожаных гетрах. Для того момента и нашей естественной реакции самое подходящее сравнение, уж поверьте, черт побери! – Полковник тупо посмотрел в пространство перед собой, затем вдруг весело захихикал. – А знаете, суфражистская старушенция, надо отдать ей должное, восприняла все это буквально не моргнув глазом. Ваш отец плюхнулся прямо у ее ног – бух! И что она, по-вашему, сделала? Да ничего. Просто подняла поближе к глазам свой, скорее всего, нарочито простецкого вида лорнет и, как ни в чем не бывало, заявила: «Как это мило с его стороны – не заставлять себя ждать». Ну что вы на это, интересно, скажете? Хотя именно тогда у меня появились первые подозрения… – Почему-то осторожно оглядевшись вокруг, будто он хотел убедиться, что их никто не подслушивает, полковник недовольным тоном продолжил: – Я отвел его в сторонку и сначала просто и по-военному отчитал за «непонятный мальчишеский поступок», ну, конечно же, употребил пару-другую чисто военных выражений. Но не обидных и ни в коем случае не оскорбительных, нет, нет, упаси господь. Сильных – да, но не обидных… Затем, естественно, уже куда спокойнее поинтересовался, все ли с ним в порядке, не следует ли мне послать за доктором, ну и все такое прочее… Но он, само собой разумеется, гордо отказался, во всеуслышание заявив, что все это вышло «чисто случайно». Он, дескать, просто наклонился над перилами, чтобы посмотреть кое на кого, стараясь себя не обнаружить, но неожиданно потерял равновесие и был просто вынужден скатиться вниз по перилам, чтобы не упасть со второго этажа! Только и всего… Я, естественно, поинтересовался, на кого это он так страстно хотел посмотреть, на что он тут же с готовностью ответил, что на Хильду, одну из наших горничных…

– Господи милосердный! – воскликнул Донован, прижимая руки к голове, которая непонятно почему вдруг снова начала невыносимо болеть. – Мой отец сказал…

– Увы, ему, бедняге, везде, буквально повсюду чудятся мошенники, – с нескрываемым, если не сказать искренним сожалением сообщил полковник. – Представляете, ему почему-то казалось, что наша Хильда известная воровка по имени Пикадилли Джейн и носит черный парик. Кроме того, он увидел на лужайке еще одного жулика, в результате чего запустил викарию чернильницей прямо в глаз… Бедолага. А знаете, я бы совсем не удивился, если бы он вдруг решил принять викария за ловко переодетого Джека-потрошителя. Совсем бы не удивился, черт его побери!

– Ну уж извольте, для меня все это слишком неожиданно и слишком много, – заявил Донован, вдруг снова почувствовав себя плохо. – Послушайте, сэр, вы что, на самом деле хотите сказать, что мой отец, прошу прощения, сдвинулся? Это на самом деле именно так? Или я ошибаюсь?

Полковник Стэндиш глубоко вздохнул. Затем шумно выдохнул.

– Вообще-то мне, конечно, совсем не хотелось бы это определенно утверждать, но иного объяснения я, честно говоря, не вижу. Кроме того, во всей этой истории хуже всего то, что сейчас не кто иной, а именно я являюсь старшим констеблем нашего графства! Когда я в силу сказанного выше решительно отказался выполнить настойчивую просьбу епископа, он буквально вынудил меня клятвенно обещать устроить ему встречу с каким-нибудь высокопоставленным инспектором из Скотленд-Ярда. Ну и… – Он вдруг умолк и чуть ли не испуганно оглянулся через плечо.

Проследив за его взглядом, Хью Донован с ужасом увидел то, что давно так боялся увидеть, – высокого, внушительной внешности человека, мрачно, сосредоточенно печатающего шаг по мостовой с таким обреченным видом, будто ему предстояло спасти… или погубить весь наш бренный мир. При этом даже его высокий черный цилиндр выглядел почти как знамя в руках солдата, бесстрашно идущего в атаку за святое дело Христа! А на редкость пронзительные, хотя вроде бы даже несколько бесцветные глаза его преподобия епископа Мэплхемского, глубоко спрятанные в самой глубине массивного морщинистого лица, внимательнейшим образом «стреляли» то налево, то направо… Донован даже заметил, что он все время что-то бормочет, будто никак не мог решить, что же делать дальше. Кроме того, лицо епископа почему-то выглядело бледнее, гораздо бледнее, чем обычно… И странно, при этом Донована-младшего охватила вполне объяснимая и, тем не менее, не совсем понятная жалость. Ведь его «старик» был, мягко говоря, довольно тучным человеком, и врачи много раз настоятельнейшим образом советовали ему «не злоупотреблять работой и всячески избегать любых перегрузок». Разве нет? Рано или поздно человек с его энергией и жизненным азартом неизбежно окажется не в состоянии сдержать свои благородные порывы, надорвется и станет печальной жертвой очередного нервного срыва.

– Вот видите? – хриплым шепотом спросил полковник. – Он говорит сам с собой! Врачи утверждают, что это один из самых верных признаков. Да, жаль, жаль, черт побери! Бедняга точно тронулся, это же видно даже невооруженным взглядом. Жаль, жаль, но тут, боюсь, уж ничего не поделаешь…

Впрочем, полковнику Стэндишу, похоже, только казалось, что он говорит шепотом. Вообще-то он громко кричал, нет, просто орал на всю улицу! Хотя епископ, похоже, ничего не слышал или, по крайней мере, сделал вид, что ничего не слышит. Зато, увидев своего сына, тут же остановился. Его мрачное лицо вдруг осветила знаменитая таинственная улыбка, которая иногда делала его на редкость привлекательным. Епископ поспешил подойти к машине, чтобы пожать руку Доновану-младшему – своему сыну.

– Сынок! Мой дорогой сынок! – чуть ли не торжественно произнес он великолепным, поистине гипнотическим голосом, который в его более молодые годы заставлял людей поверить буквально во все, что ему требовалось, а сейчас не менее мощно вливался в естественный гомон Дерби-стрит. Даже Стэндиш был по-своему поражен. – Рад, искренне рад приветствовать тебя с благополучным возвращением. Мне бы, конечно, следовало встретить тебя там, на пристани, но, к сожалению, важные и срочные дела не дали мне возможности сделать это… А выглядишь ты, Хью, хорошо. Очень даже хорошо.