Читать интересную книгу Вячеслав Тихонов. Князь из Павловского Посада - Наталья Тендора

– Я очень стеснялся выходить на сцену, – вспоминал артист. – И если вдруг нужно было что-нибудь прочитать или спеть – я боялся этого как огня. Но я был покорен кино. Наши фильмы тянули меня в тот сказочный мир, который был мне недоступен.

Впечатления от своего первого похода в кинотеатр Тихонов запомнил на всю жизнь: «Я был маленький, сидел на коленях у отца. Показывали тогда «Груню Корнакову» – первый советский цветной фильм. Я ни черта не понимал, что там на экране происходило. Помню только, финал был грустный-грустный. И это чувство грусти в душе сохранилось до сих пор.

В небольшом подмосковном городке Павловский Посад, где я родился и вырос, пошел в школу, испытал волнения первой любви, познал чувство преданной дружбы, киноискусство было окном в прекрасное, неизведанное. Кумирами моих сверстников – мальчишек 30-х годов – были Борис Бабочкин и Николай Черкасов, Борис Чирков и Михаил Жаров, Петр Алейников и Николай Крючков, Борис Ливанов и Борис Андреев. Мы не уставали по многу десятков раз встречаться с «Чапаевым», «Александром Невским», «Депутатом Балтики», с героями фильмов «Большая жизнь», «Трактористы», «Дети капитана Гранта», шедших тогда на экранах города ткачей. Новое и новое возвращение к замечательным фильмам того времени приоткрывало какой-то прежде не узнанный пласт жизни, позволяло находить неожиданные грани в характерах героев, воплощенных великими мастерами-актерами. Тогда же началось приобщение к нашей замечательной классической литературе – к книгам Толстого, Достоевского, Чехова, Горького. Не расстаюсь с ними никогда. Друзья моего детства и отрочества «заболевали» авиацией, спортом, многие увлекались трудом на земле, мечтали о невиданных и неслыханных урожаях, я же всерьез и надолго «заболел» кинематографом. «Виною» тому – высочайший художественный уровень золотого фонда нашего киноискусства, непревзойденное актерское мастерство, к вершинам которого я стремлюсь приблизиться и по сегодняшний день…

Одной из сильных сторон тихоновского характера всегда была смелость, воспитанная им в себе еще в детстве. «Слабо – не слабо» мальчишки времен его детства проверяли весьма своеобразным способом. Чтобы доказать, что ты не трус, надо было залезть ночью в чужой сад за яблоками. Причем у каждого был свой сад, где такими же яблоками можно наесться до отвала. Но какой же в этом интерес?» И вот, бывало, летом, – вспоминает Тихонов, – спим мы, мальчишки, вповалку во дворе, кто-то травит байки, а потом возникает идея: айда за яблоками! Естественно, выбирали самый опасный сад – где высокий забор, злая овчарка, сторож с ружьем, заряженным солью. Яблоки из этого сада – самые вкусные. Заставить себя залезть именно туда – в этом было и озорство, и смелость, и мальчишеское желание не отстать от других. Ведь и своеобразный кодекс чести существовал: за одно тебя уважали, а за другое могли нещадно покарать».

Однако, несмотря на массу положительных качеств, была по молодости у Вячеслава Васильевича и пагубная страсть – курение. Говорили, что курить актеру пришлось начать во время съемок «Дело было в Пенькове». На самом же деле кино здесь ни при чем.

– И курево, и наколки, – объясняет Тихонов, – это все из-за безотцовщины. Отцы ушли на фронт, мы, малолетние, остались с матерями одни – тогда и начали покуривать. Отказаться нельзя было, как нельзя было не сделать наколку: не хочешь – значит, чужак. В то время взрослые часто ездили на юг за хлебом. Набирали каких-нибудь вещичек, которые можно было обменять на пшеницу, и отправлялись на поезде из нашей средней полосы в южные края. И мальчишки тоже забирались на крышу вагона. Привозили так называемый турецкий табак – очень крепкий. Помню, попробовал в первый раз – не очень мне понравилось. Но все ребята вокруг с цигарками ходят – и я должен. Только где брать табак? Тогда мы изобрели такой способ: делили улицу на двоих. Каждый шел по своей стороне и собирал чинарики. Набрав гору заплеванных, раскисших под снегом чинариков, шли в наш штаб. Штабом мы называли дом, где жили два брата-сироты. Затапливали русскую печь, расшелушивали все наше богатство на сковородку, сушили табак, а потом крутили цигарки. Когда отец вернулся с войны, он сразу почувствовал, что от меня пахнет табачком. «Покуриваешь, сынок?» – спросил он. Ну а что я мог ему ответить? Молчал. Время такое: мальчишескому уставу нужно было соответствовать. Отец на работе целый день, мать тоже. Нет, бывали, конечно, серьезные разговоры с отцом, но всегда в мягких тонах. И не более, чем разговоры.

Я воспитывался в рабочей обстановке, меня окружали дети рабочих. В маленьком ткацком городке Павловском Посаде, где я рос, отношения между людьми были очень простые. Нас не столько школа воспитывала, сколько улица. Мальчишеское братство. Видите, у меня наколка на руке?

Это как раз начало войны. Тогда все ходили с наколками – так модно было. Хорошо еще, мне хватило ума наколоть только свое имя «Слава». Все украшали себя именами первых девочек, а у меня тогда девочки не было – ну и вот. А потом никак не мог это дело вытравить. Пришлось двух князей с наколкой играть.

Артистом Тихонов стал вопреки воле родителей. «Когда я объявил им, что хочу стать актером, – рассказывал он, – и что буду поступать в Институт кинематографии, дома поднялся переполох: «Даже думать забудь об этом, какой из тебя актер? Посмотри, чем занимаются твои отец и мать!» Отец Василий Романович у меня был механиком по ткацким станкам, а мама Валентина Вячеславовна – воспитательницей в детском саду. Споры бушевали громкие, даже до слез доходило – не помню, моих или маминых. И вот в один из вечеров разгорелся очередной спор о том, куда мне идти. Отец гнул свое: «Никакого кино – ты должен заниматься техникой, как я». А мама говорила: «Ты должен получить профессию, с которой легче будет жить, – да те же продукты доставать, поэтому поступай в Тимирязевскую сельхозакадемию». На шум вышла моя бабушка – глава нашего дома, очень мудрая женщина и доброты невероятной. Если есть во мне доброта, то она от нее. А если есть строгость – это от деда. Он был машинистом, водил длиннющие поезда по Нижегородской ветке, не пил и не курил, был до чрезвычайности строг, но все его любили. Так вот, вышла моя бабушка, сама доброта, и, обращаясь к маме, сказала: «Валя, не запрещайте Славику идти туда, куда он хочет. Он еще молодой и сам не раз сможет свое решение изменить. Но если вы ему сегодня запретите, он всю жизнь будет считать, что вы ему помешали…» Сказала эти мудрые слова и тихо ушла обратно в свою комнату. После этого я с молчаливого родительского согласия стал сдавать экзамены во ВГИК».

Однажды в одной из бесед писатель Юлиан Семенов, хорошо знавший артиста по фильмам, сценарии которых написал, спросил приятеля: «Как же парнишка из простой рабочей семьи, выучившийся на токаря и уже приносящий определенную пользу обществу, научившийся самостоятельно зарабатывать свой хлеб, что немаловажно для сознания подростка, для его самоутверждения, вдруг решил пойти в кино?» Писатель не считал это праздным вопросом, ведь условия общественной жизни предполагали известную определенность в выборе профессии и жизненного пути. И для подобного радикального поступка нужны были не только смелость и решительность, чтобы отказаться от достигнутого, но и достаточные основания.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});