Читать интересную книгу Дневники: 1920–1924 - Вирджиния Вулф

href="ch2-67.xhtml#id1117" class="a">[67].

Вечером я пила чай с Лилиан[68]; мы молча чмокнули друг друга на прощание, ведь моя задача заключалась в том, чтобы помочь ей скоротать час времени, пока она ждет вердикта по поводу своего зрения. Она может ослепнуть, я полагаю. О боже! И ведь даже не поговоришь об этом. Какое мужество может заставить человека в 50 лет смотреть на оставшиеся годы, когда их омрачает такое несчастье!

26 января, понедельник.

Вчера был день моего рождения; мне исполнилось 38 лет. Что ж, я, несомненно, чувствую себя намного счастливее, чем в 28 лет и чем вчера, поскольку сегодня днем мне в голову пришла идея новой формы для следующего романа. Я представляю, что одно будет раскрываться через другое, как в «Ненаписанном романе[69]», только не на десяти, а на двухстах страницах или около того. Разве это не придаст тексту как раз ту свободу и легкость, которых я добиваюсь? Разве это не позволит мне приблизиться при сохранении формы и темпа к тому, чтобы вместить в книгу все-все? Сомневаюсь только, удастся ли мне передать человеческую душу; достаточно ли я владею мастерством диалога, чтобы уловить и передать ее? Ведь в этот раз подход представляется мне совершенно иным: никаких строительных лесов; почти ни одного кирпичика; все в полумраке, зато сердце, страсть и юмор будут сверкать, как огонь в тумане. Только так я найду место для всего: для радости, непоследовательности, для беспечных переходов от одного к другому по своему усмотрению. Достаточно ли я владею образами – вот в чем я сомневаюсь, но все равно представляю, как «Пятно на стене», «Королевский сад» и «Ненаписанный роман» берутся за руки и водят хоровод[70]. Что из этого выйдет – мне только предстоит узнать; темы пока нет, но я вижу огромные потенциальные возможности формы, которую более или менее случайно открыла для себя две недели назад. Полагаю, опасность заключается в проклятом эгоистическом «Я», разрушающем, на мой взгляд, Джойса[71] и Ричардсон[72]. Вопрос в том, достаточно ли автор силен и гибок, чтобы отгородить свою книгу от самого себя, но при этом не ограничивать ее и не сдерживать, как это случилось у Джойса и Ричардсон. Надеюсь, я достаточно хорошо владею своим делом, чтобы справиться с помощью разнообразных приемов. В любом случае путь мой, несомненно, лежит куда-то туда; придется идти на ощупь, экспериментировать, но сегодня меня озарило. Судя по легкости, с которой развивается мой «Ненаписанный роман», я и правда нащупала в нем свой путь.

Вчера, в день моего рождения и вдобавок ясный солнечный день, когда на деревьях вспыхивало множество зеленых и желтых пятен, я отправилась в Южный Кенсингтон, чтобы послушать Моцарта и Бетховена[73]. Думаю, большая часть музыки пролетела мимо ушей, поскольку я сидела между Кэти[74] и Еленой [Ричмонд], с головой погрузившись в возмутительную шутливую болтовню с графиней. Несмотря на подтрунивания, она была очень приветлива и весела, пригласила меня на чай и даже настояла на том, чтобы я пришла. Мы выложили свои деньги [членский взнос], когда уже стемнело. Графиня засияла от удовольствия, услышав комплимент в свой адрес: «В присутствии леди Кромер всегда чувствуешь себя…», – что-то о ее красоте и т.д. Комната была переполнена представителями Южного Кенсингтона, и все они очень шумели. Особенно это касается Эйли Дарвин[75] – толстой, благопристойной и приятной, но тоскливой женщины, которая по старинке возмущается перед тем, как выступить против критики. Она сказала мне, что я однажды поступила жестоко. Не помню уже, что я ответила – что-то дикое и случайное, полагаю, как и всегда в подобных обстоятельствах. Джордж Бут взять меня за руку и похвалил мою книгу[76].

31 января, суббота.

Вот мое расписание на этой неделе: вторник – ужин со Сквайрами[77], Уилкинсоном[78] и Эдгаром[79]; среда – чай с Еленой; четверг – обед с Нессой, чай на Гордон-сквер; пятница – визит Клайва и Мэри; суббота – сидение у камина с болезненным и, надеюсь, необоснованным страхом, что некие существа, захватившие Лотти и Нелли, вселятся и в меня. Это похоже на мглу, которая накрывала волны в заливе и заставляла мое сердце замирать, когда я сидела за столом в гостиной в Сент-Айвсе[80] и делала уроки. Дешево и убого – вот мое впечатление от посещения Патни[81]. Пригородные улицы наводят на меня еще больший ужас, чем трущобы. На каждой из них есть подстриженное дерево, растущее из квадрата земли на тротуаре. На интерьере я даже останавливаться не стану. Как сказал Леонард, это душа Сильвии [жена брата ЛВ] в виде лепнины. Они сидели в столовой за большим столом и читали романы… Отчасти я, конечно, сноб, но представители среднего класса внешне очень грубые и звучат грубо, когда смеются или высказывают свои мысли. Низшие классы и этого не делают.

Говорят, мистер Уилкинсон был пьян, но для миссис Сквайр это точно не оправдание. Она стала еще шире, еще больше превратилась в какой-то белесый осадок; мне кажется неприличным ее пассивное злорадство в кресле напротив – для нее это, похоже, естественное, автоматическое состояние; она как безвольная, но потенциально опасная медуза. Она срывается на молодых по счету раз; Сквайр, по крайней мере, прямолинеен и честен. С одной стороны, мне не нравятся его рассуждения о любви, патриотизме и отцовстве, но, с другой, я же могла высказать свое мнение. Любовь стала предметом дискуссии из-за «Athenaeum[82]». По словам Сквайра, журнал все отрицает. Это смертельный холод для любого творчества. А вот «London Mercury», наоборот, создает очень комфортные условия. Сквайр настаивал на том, чтобы я писала для них. «Athenaeum» снискал дурную славу из-за своего жесткого скепсиса. Я попыталась объяснить Сквайру, что есть такие понятия, как честность и высокие стандарты, но он ответил, что поэзия и энтузиазм важнее. В настоящее время в наших кругах идет битва между Джеймсом[83] и Дезмондом. Джеймс хочет «полностью уничтожить притворство». Мы же с Дезмондом, напротив, хотим возродить его, как феникс из пепла. Фундаментальное противоречие, но я в равной степени могу писать для Марри, Сквайра или Дезмонда – широта взглядов или безнравственность, это как вам больше нравится.

На повестке дня канализация. У нас полоса невезения, и мы вынуждены потратить £200 на трубы, которые еще полгода назад были бы проблемой миссис Брюэр[84]. Но мы боялись, что это обойдется в тысячу.

За чаем с Еленой в отсутствие Брюса [Ричмонда] мы деликатно затронули тему ЛПТ. Она сообщила, что авторы любезничали