самых глаз закрывает черный платок. Встречный ветер раздувает полы длинного платья, обтягивает, делает по-девичьи стройной фигуру… Женщина не просто ступала на камни, а отталкивалась с силой, спешила за лучом солнца, что пряталось от нее за горной вершиной.
— Это наша мать-родина! — тихо сказала Джамиля. — Босая женщина — символ нашего отечества, — продолжала девушка. — Вы видите, нелегкой дорогой она идет за лучом солнца, за лучом свободы. Но как ни трудно ей, она не останавливается, идет в гору! Надеюсь, всем понятен замысел художника?
— Что же тут не понять? — пожимает широкими плечами Султан. — Бедная, нищая женщина — вот какая она — наша многострадальная родина! Я правильно говорю, рафик Джамиля?
— Правильно, правильно! — радостно подтверждает девушка. — Именно с такими мыслями и приступал к своей работе художник.
— Я, признаться, в этих картинках ни черта не соображаю, — признался Махаммад. — Но здесь… вот эта женщина… очень похожа на мою мать… и руки натруженные, и в глазах мольба о лучшем дне…
— А кто написал эту картину? — вдруг интересуется Ахмад.
— Имя этого художника остается пока неизвестным. Он скрывается от полиции. Картина была выставлена на кабульской выставке в прошлом году, — рассказывает Джамиля. — Приехал туда Дауд, как глянул на эту картину, так злостью налился. Велел автора немедленно в тюрьму посадить. Хватились искать, кто таков, где художник, а его не оказалось. Картина на выставке была безымянного мастера.
— А что же с ней дальше произошло? — спрашиваю у своего пропагандиста.
— Дауд распорядился это полотно выкинуть на свалку!
— Его самого пора на свалку! — замечает Султан и неожиданно резко, с обидой: — И вообще, когда мы действовать будем, возьмемся за оружие, чтобы башку открутить этому дьяволу? Что там думает ваш райком? Пора приступать к революции…
— Не надо горячиться, Султан, — останавливает его девушка. — Всему свое время… Вернемся к истории нашей многострадальной родины.
И начался рассказ пропагандиста. Из глубины веков вставали перед нами образы мужественных предков, которые не раз с оружием в руках поднимались на защиту своего отечества от иноземных захватчиков. В 1838 году английские колонизаторы вторглись на территорию нашей страны. Начинается первая англо-афганская война. Плохо вооруженное народное ополчение громит первоклассные по тем временам войска англичан. Терпят захватчики поражение и во вторую англо-афганскую войну в 1878–1880 годы.
Джамиля подробно останавливается на знаменитой битве при Майванде.
— 27 июля 1880 года гордые и смелые афганцы доказали всему миру, что невозможно победить тот народ, который защищает свою честь и независимость!
Незаметно для себя девушка увлеклась, стала говорить громко, темпераментно. Уже сумерки заглянули со двора в приземистое оконце. Ахмад украдкой взглянул на свои часы. Пора было кончать занятия и расходиться по домам. А я боялся пошевельнуться. Смотрел как завороженный на Джамилю. Страстную, красивую… Черная крапинка родинки мешала мне сосредоточиться, понять то, что она говорила. Странное, незнакомое чувство овладело мной. Стыдно сознаться, но в это мгновение я был далеко от проблемы истории своего народа. Грешные мысли блуждали в моей безрассудной голове.
Расходились по одному. Если бы Ахмад мне даже не поручал, я бы все равно пошел провожать Джамилю.
— Вот я и дома, — сказала она, когда мы остановились у железного забора сложенной из красного кирпича виллы. — Спасибо, что помогли донести мою картину.
— Так это вы… и есть безымянный художник?! — осенило меня.
— Вы угадали! — смеется Джамиля. — Я автор картины. И пусть эту тайну знают двое: я и ты, Салех! — сказала она уже как старому другу и протянула на прощание руку.
ГЛАВА IV
Тяжесть в сердце моем, в нем чего только нет!
Ум скорбит об одном, в нем чего только нет!
«Что случилось с тобой?» — вопрошают меня.
«Я грущу о былом — в нем чего только нет!»
Хагани Афзаладдин Ибрахим
…В апреле зачастили дожди, и дядя Фатех окончательно убедился, что крыша его мастерской — обыкновенное решето.
— Нет, так больше продолжаться не может! — решительно заявил дядя. — У жестянщиков, и крыша дырявая! Позор моей седой бороде! Чего стоишь, неси лестницу, берись за дело! — подает команду дядя.
Город только просыпался, а мы уже стучали молотками на крыше. Дядя решил непременно управиться с работой до обеда. Конечно, если клиент появится — крыша подождет, никуда не денется. А пока стучим по жести, сшиваем швы, латаем дыры. И вдруг сигнал автомашины, протяжный, басовитый. Замолк и снова зовет.
— Доброе начало. Счастливое сегодня утро! — обрадовался дядя. — А ну, племянничек, посмотри, кого нам Аллах на радость послал!
— Эгей, Салех! Давай скорее вниз! — слышу я знакомый голос. Свесил голову с крыши, сомнений нет. Это Джамиля на своем «Ягуаре».
— Что случилось!
— Случилось! Случилось! Ахмад послал за тобой, тревога! — кричит она, высунув голову из кабины. Сама веселая, ворот темной кофточки нараспашку, шея оголенная.
— Вай, вай, что за бесстыдница такая? — спрашивает за моей спиной дядя.
Оказывается, молоток он отложил в сторону, осуждающе качает головой, а сам глаз с девушки не сводит. Ай да дядя. Кряхтит, в пояснице ломота, умирать собирается, а вот на молодую орлом посматривает, белую бороду ласково гладит.
— Добрый день, почтенный дядюшка Фатех! — озорно приветствует его Джамиля. — Как ваше дорогое здоровье!
— Смотри… она даже меня знает. Здоровьем интересуется, — удивился дядя. — Кто такая?
— Да это же та самая госпожа, что щедро заплатила нам за ремонт, — объясняю я дяде. — Вот ее машина. Крыло, как новенькое, горит.
— Эй, Салех! Ты скоро? Ждать тебя или не ждать?
— Иду!
— Постой, постой, ты куда, Салех?.. А крыша?.. Крыша как же?.. — кричит мне вдогонку дядюшка Фатех.
— Дочиним после революции! — вместо меня со смехом отвечает ему Джамиля, отпуская сцепление.
…Было обычное трудовое утро Кабула. Толкали впереди себя тяжелые, груженые тележки хазарейцы, прибивали пыль водой из чайников около своих мастерских портные и сапожники, раскладывал цирюльник свои нехитрые инструменты на циновке, замачивали ковры в мутной реке женщины, надежно укрытые от мира сего паранджой.
— Ты что, пошутила насчет революции? — спрашиваю Джамилю.
— Нет, Салех, сейчас не до шуток… Райком вышел из подполья, сегодня решающий день. Собираем все силы партийной организации по тревоге, сейчас…
Она не договорила. Неожиданно из переулка выскочил тяжелый бронетранспортер. Джамиля инстинктивно закрыла глаза, уцепилась крепко за руль и, забыв о тормозах, не сбавляя скорости, летит на армейскую машину. Спасла моя реакция шофера. Я буквально вырвал руль из рук Джамили, резко, со всей силой крутанул в сторону, ушел от удара. Разминулись. Бронетранспортер оставил после себя облако синего дыма и помчался