- Но ведь ты как раз и шел впереди! - воскликнул Лебедев.
- А им это без разницы, кто впереди.
- Но мы ведь шли по компасу...
Игорь нервно дернулся на лавке, но промолчал.
"О чем мы спорим! - ужаснулся Николай. - И ведь всерьез, всерьез! Удивительно, до чего не приспособлен мозг к рассуждениям о диковинном. Вроде и фантастику читаем, да и известно, что немало в жизни необъяснимого, а все-таки хочется каждое событие на полочку соответствующую положить, табличку повесить: вот так может быть, а вот этак - нет. Ну-ну, попробуй, - усмехнулся Николай про себя. - Никуда ведь не денешься: вон избушка, вон Игорь... а что за порогом?"
Кости ломило с непривычки, усталость то валила Николая в крепкий сон, то навевала дремотные видения, и всю ночь чудилось шуршание нити, старушечий шепот, словно бы пересчитывающий петли... Смутная тень растрепанной головы мелькнула перед лунным окном, и явь расплести от кружева сна было уже невозможно.
Наконец он вырвался из мучительной темной дремоты. За окном уже слегка брезжило. Спросонок Лебедеву показалось, что в тайге плачет вспугнутая птица. Но через секунду его пробрала дрожь, он узнал это переливчатое пение!
Как был, Николай выскочил на крыльцо и слетел со ступенек.
Она стояла там же, где и позавчера. Увидев Лебедева, умолкла. "Звала? Меня звала?" - не поверил он смутной надежде.
Он шел к ней тихо, будто подкрадывался. Камни в речке казались раскаленными.
- Это ты? - спросил он недоверчиво. - Ты... Как тебя зовут?
- Омсон-мама. - Говор ее был как песня.
- Мама?! - радостно засмеялся Лебедев. - Ну какая же ты мама? Ты девушка. Ты как цветок. Можно, я буду звать тебя просто Омсон. Какое имя!..
- Сегодня вы пойдете к Омиа-мони, - начала было она, но вдруг насторожилась, прислушиваясь. Блеск утренней звезды отразился в ее глазах, и у Лебедева перехватило дыхание. О чем она? Разве об этом нужно вести речь сейчас?
Он схватил ее за плечи. Перламутровое одеяние прошелестело что-то, будто усмехнулось. Омсон упруго изогнулась в его руках. И тело ее словно бы вытекло из его рук, он очутился стоящим на коленях, прижимая к себе мокрый валун, а Омсон не было.
Лебедев поднялся, машинально отряхнул на коленях джинсы. Опустив взгляд, чуть не вскрикнул: он стоял босиком на заиндевелой траве!
Голова еще кружилась. Он перемахнул речушку, быстро поднялся на крыльцо, только сейчас почувствовав, что замерз. Дернул дверь - и едва не уткнулся лицом в лицо Игоря.
Стало неловко, как нашкодившему мальчишке. "Видел он? Что он видел?"
- Душно, - предупреждая вопрос, выдавил Лебедев. - Не спится.
- Да, - Игорь опустил глаза. - Смотри-ка, заиндевело. Рано в этом году. Скользко по камням идти будет.
- По камням?
- Да, пойдем по руслу. Быстрее и надежнее. Уж реку-то они в сторону не свернут!
- А что же вчера там не пошли?
- Вчера! Откуда я знаю, почему вчера поперся в сопки? Будто в спину кто толкал!
Лебедев прошел в избу. Упреки ему уже порядком надоели.
- Ладно, слушай, - примирительно сказал вдруг Игорь. - Все дело в кедре...
В прошлом году мы делали передачу в одном старом нанайском селении. Чистое стойбище! Там жила старая сказительница, вроде... ну, вроде какой-нибудь нанайской Арины Родионовны. Интересная бабуля. Старая, как мир. Но больная. Снимали мы каждый день понемногу, потому что она быстро уставала, начинала задыхаться... И вот однажды пришли мы к ней, а ее нет. Ночью ушла в тайгу. Зачем, когда вернется? Домашние молчат, кто-то обмолвился: "Лечиться ушла..." Траву, что ли, целебную искать? Не отвечают. День, другой мы ее прождали. Режиссер норовистый, обиделся: уезжаем, все! Звукооператор ему поддакивает. А мне что? Ехать так ехать. Теплоход наутро, решил я пока побродить по окрестностям, пощелкать на слайды. Тайга осенью... Ладно, пошел. И, понимаешь ты, заблудился! Вовек со мной такого не бывало! Дело к вечеру, а я все блукаю. Будто водит кто-то, шутит. Набреду на знакомое место - ноги сами в другую сторону идут. Леший, думаю, нанайский играет со мной, что ли? Но, знаешь, не испугался, а разозлился. Да что, думаю, мне то село? Пойду куда глаза глядят, авось к реке выйду, и пусть хоть вся сила нечистая кругом бродит!
Так-то. И едва подумал это, как... вспомнил дорогу назад. Вот знаю почему-то, что сопочку обогнуть надо, а там налево, через кедрач - и стойбище наше. Вот те на! Будто бы тайга испугалась моей решимости, усмехнулся Игорь. - Насторожилась вся. Ветер стих. Тропка сама под ноги стелется. Но ломанул я назло в чащу. Бурелом - через бурелом. Овраг через овраг. Еле оттуда вылез, надо сказать, и мелькнула-таки мысль вернуться, да вдруг слышу - тихий стон. Вгляделся - уже смеркалось кто-то лежит. Уж я струхнул... Однако подошел осторожно. Смотрю - да ведь это наша бабуля-сказочница! Чуть живая. Волосы в какой-то белой паутине, вся горит и бормочет: "Омиа-мони... Омиа-мони..."
Сердце Лебедева дрогнуло.
- Бабуля, говорю, зачем же ты сюда потащилась? - продолжал Игорь. - А она опять: "Омиа-мони..." Я посмотрел - что такое? Солнце уже село, луна еще не взошла, а за деревьями голубое сияние разгорается. Я пошел туда и увидел...
Голос Игоря пресекся. Николай с изумлением смотрел на его побледневшее лицо, нервничающие руки.
- Его вершины не разглядишь. Высота - обалдение! А цвет... Он и правда голубой. И в то же время он - всякий, - сбивчиво говорил Игорь. Птицы какие-то по нему порхают. Множество их. А зверья! Словно со всей тайги. Тигры - и рядом кабаны, как дрессированные. На меня ноль внимания. Я подошел ближе - и увидел еще одно дерево. Сначала показалось, что это цветущая яблоня, таким оно было белым. Но потом разглядел, что оно сплошь покрыто паутиной. Я смотрел, смотрел... И вдруг за моей спиной вскрикнула старуха. Ужасно вскрикнула! Я повернулся. Она стояла на коленях и грозила мне. Потом упала - и вытянулась.
Игорь опять замолчал.
- Ну! - нетерпеливо подтолкнул его Лебедев.
- Ну... я вынес ее из тайги. Мертвую. Почему-то мне кажется, что если бы я шел один, то уже не нашел бы пути назад. Не знаю, почему. Однако стойбище оказалось совсем рядом. Будто бы его кто-то на время переместил поближе к той поляне... Когда я передавал тело старухи, выбежавшей навстречу родне, что-то зацепилось за пуговицу моей куртки. В темноте не заметил, а потом увидел вот что. - Игорь вынул из кармана квадрат серого шелка и расстелил на столе, придвинув свечу.
Сначала Николаю показалось, что перед ним - причудливый узор. Но, присмотревшись, он понял, что это карта, искусно нарисованная не то тушью, не то черной краской. Он узнал извивы Амура, его притоки. Тонкими штрихами обозначались леса, легкими волнистыми линиями - сопки. На некотором расстоянии друг от друга - два треугольника. Между ними голубая линия.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});