Читать интересную книгу Настольная книга для монашествующих и мирян - Архимандрит Иоанн

К чему эти заповеди, и требования, и советы во всем себя ограничивать, отказываться от радостей жизни?! Неужели спасает нас и Богу нужна постная еда, неужели Богу нужны наши подвиги? Все это, говорят, выдумали монахи, принявшие свое учение от Византии. Вам скажут, что христианство есть религия света, веселья и радости, а монашество все облекает в печаль и черную одежду; что христианство есть религия жизни и говорит о жизни, а монашество все твердит о смерти, об одной смерти. Вам скажут, что не нужно, да и Христос не требует никакого подвига, что аскетизм, подвижничество не указаны в Евангелии, что надо трудиться в семье и общественной жизни, а не за стенами монастыря. Вам внушат отсюда вывод, что монашество есть нечто неестественное и противоестественное, ибо Бог дал человеку мир, семью, жизнь для наслаждения, а монашество требует от всех этих благ сурового отказа. Мало того: вас будут убеждать, что подвиг монашества есть следствие себялюбия, заботы только о себе самом, о своем личном спасении, а не о ближних и не о мире, что этот подвиг вредный, во всяком случае он не приносит никому пользы и никому не нужен. Кому, спрашивают, кому польза от того, что я отказал себе в том или другом удовольствии, или что я ел капусту и картофель вместо мяса?

Увы, послушайте многих, называющих себя православными и верующими, даже усердных посетителей храма Божьего, и вы от многих из них также услышите отзывы и суждения, или совершенно тождественные с только что приведенными, или во всяком случае выражающие открытое и глубокое нерасположение к учению Православия о подвижничестве и, в частности, к монашеству и монашескому подвигу. Я убежден, что среди вас, братие, есть много таких, которые все эти рассуждения слышали, а многие из вас – и сами их повторяли.

Все это – вследствие долгого общения русских людей с иностранцами и влияние немецкой веры, в которой, разумеем протестантство, действительно, выброшено учение о постах, о подвигах, об обетах, о монашестве. Теперь эту немецкую веру так усердно навязывают нам сектанты – различные баптисты, пашковцы, штундисты, молокане. И они, подобно протестантам, совершенно отвергают всякое подвижничество, льстят чувственности людей и этим завлекают их в свои сети.

Святой Григорий Палама, до возведения своего в сан архиепископа Солунского, долгое время жил и подвизался на Афоне; опытно он познал иноческий подвиг, видел и знал очень много подвижников. Обладая к тому же обширным по своему времени образованием, особенно же основательно зная Священное Писание, обладая редким по глубине умом и огненным словом, он явился победоносным защитником монашеского звания и жития, слышным для всего тогдашнего мира. Даже взятый в плен врагами-мусульманами, он и из заточения, и в узах продолжал святое дело победоносной защиты благочестивого подвижничества.

За такие великие заслуги Церковь и почитает его похвалами, и посвятила ему особый день прославления во дни поста. Одно это уже должно нас утверждать в том глубочайшем уважении, которое заповедует нам Святая Церковь по отношению к подвижничеству и монашеству. Столь велико это уважение, что высшие священнослужители Церкви, как люди, от коих, естественно и справедливо, требуется и высший подвиг, обязательно должны иметь монашеское звание. Впрочем, и для других служителей Церкви свобода от монашеского звания дана только по снисхождению и ради нужды. Вот почему, чем сильнее нападки на Церковь, чем глубже нравственное падение общества, чем ожесточеннее ярится неверие, тем, обыкновенно, более и более злостными и прямо бешеными являются нападки на монашество. И чем сильнее врагам хочется поскорее ниспровергнуть Церковь, тем более у них желание, прежде всего, уменьшить в ней число монахов и монастырей, преградить всем путь к подвижничеству, уронить в глазах всех монашество и его подвиг. Знают дети человекоубийцы-диавола, что с падением монашества и Православия падет все православное: вера, житие, подвиг, смиренномудрие, богослужение, покорность церковной власти… Знают это – и с тем большею и лукавнейшею злобою ополчаются против монашества.

Итак, прежде всего говорят, что подвижничество вообще, монашество же, в частности и в особенности, есть требование от человека чего-то неестественного и даже противоестественного. Согласимся на время с такими суждениями; поверим на слово. Подвиг монашества, говорите вы, неестественный, но что же это значит: монастыри переполнены; желающих принять монашеские обеты – сколько угодно? Не всем, конечно, ведомо, что, например, в царствование покойного царя нашего, боголюбивого государя императора Александра III, за двенадцать лет число одних монахинь в женских монастырях увеличилось на двадцать тысяч в православной России. Что это значит: естественный это подвиг или неестественный? Стоит только где угодно открыться хоть небольшому монастырю, и тотчас же в нем появляются насельники.

Где основывались обители? Они исстари возникали в лесах, пустынях, суровой и неприглядной обстановке, с житием «жестоким» и тяжким. И, однако, они не оставались пустыми. Если вы возьмете седую древность, то увидите, что пустыни египетские были как бы царством монахов, которые там насчитывались буквально десятками тысяч. Если вы посмотрите на Афон, то поразитесь и здесь тем, что весь Афон исключительно занят десятками монастырей, в которых живут тысячи монахов.

Если возьмете историю нашего православно-русского народа, вы с изумлением увидите, что сотни монастырей возникали в древние времена на Крайнем Севере, в полном безлюдье, среди диких инородцев, что дикие и суровые края – Архангельский, Олонецкий, Вологодский, Вятский, страны – Московская, Ярославская, Пошехонская сияли монастырями, как звездами, что монахи и подвижники исходили своими стопами леса и дебри этого в то время пустынного Севера и всюду оставили скиты, монастыри, святыни и свои мощи, что Русская страна воистину освящена стопами святых и убелена костями преподобных. И ныне посмотрите, Закавказье, при всех опасностях жизни, наполняется монастырями; далекая Сибирь уповает на обители, зовет монашествующих, на самом Дальнем Востоке, на пустынных берегах Уссури, возникает и уже цветет благочестием иноков Николо-Уссурийская святая обитель, святой отпрыск здешнего Валаама.

Монашество наложило печать святости на русскую народную душу и сделало ее сродною подвигу, доступною к святым запросам и влечениям к Богу и небу. Монашество наложило печать порядка, мира, чистоты и на русскую семью, сделав ее «домашнею церковью» в нашем народе, и на весь уклад жизни русского села и русской деревни, дало русской жизни как бы порядки и настроения обители: повиновение старшим, безгневие, терпение своей доли, упование на милость и волю Божию, равнодушие к земным и материальным благам и удобствам.

Неужели «неестественный» подвиг, неестественные его требования могли дать такие плоды? Может быть, скажут, идут в монашество насилием? Но ведь первое условие и первый вопрос постригаемому –