говорил прямо, с саркастичными нотками, то теперь его голос звучал вкрадчивой, бархатисто. И снова этот изучающий, неотрывный взгляд. Никто еще так раньше не смотрел на Мари, отстраненно, и в то же время с безграничным интересом. Так критик в музее мог бы смотреть на исключительно любопытное полотно.
Никита покладисто отвечал на вопросы, но обещание свое сдержал, и ничего нового майору узнать не удалось. Все сказанное им было либо бесполезно, либо очевидно ложно. Декер отмалчивался и отшучивался. Спустя полтора часа, Мари пришлось смириться с тем, что она ничего от него не добьется. После того как декера увели, она обратилась к Роланду.
— Итак, что у нас есть? Вещественные доказательства, показание свидетелей, взятый с поличным преступник и его чистосердечное признание. Чего нет? Состава преступления, мотива и даже приблизительного понимания происходящего. Что будем делать?
— Копать? Что еще остается. Я бы начал с Акасама-Стар. Должна же быть какая-то причина, почему он атаковал именно их. Найдем причину — вот он и мотив.
— А что насчет группы декеров, которой вы принадлежали? Готова биться об заклад, что там хватает ценной информации.
— Мысль интересная, но получить доступ было бы проблематично. Для меня туда дорога закрыта после того как я стал белым, по очевидным причинам. Вход — только по приглашениям, плюс некоторые, кхм, технические сложности. Но я посмотрю, что можно будет сделать.
Мысленной командой нейроинтерфейсу, быстрой и почти не осознанной, Мари отобразила часы. Иллюзорные цифры возникли у нее перед глазами. Девятнадцать ноль семь. Рабочий день только что закончился. Роланд словно прочитал ее мысли.
— Можешь идти домой. Я тут закончу с отчетами.
Майор благодарно кивнула. Спустившись на первый этаж, она приняла короткий душ, переоделась в гражданскую одежду. Вышла из здания через подземную парковку — артефакт времен, не таких уж давних, когда в Цивитас Магна еще были разрешены личные автомобили. Теперь же она была пустынным пространством бетона, покрытого поблекшей разметкой. Только непосредственно у лифтов ряды были заполнены техникой. Два десятка патрульных машин, угловато-квадратные воронки, бронированные фургоны, почти танки, отрядов быстрого реагирования. Двери одного из фургонов были открыты. Внутри, прямо на рифленом дюралюминиевом полу, скрестив ноги сидел Эмир. Его бритая голова, с полузакрытыми глазами, казалась слишком маленькой на фоне темного, откровенно кибернетического тела, занимающего почти все пространство кузова… В одной металлической руке он держал испускающую пар пиалу чая.
— Суточное дежурство сегодня?
— Мммм, да, — протянул Эмир, не открывая глаз, — подменяю человека на больничном. Кроме меня, оказывается, некому. Придется спать на ходу и надеяться, что вызовов не будет. Слушай, ты расскажи своим знакомым, как хорошо работается в полиции. Бесплатные кибермоды, приключения, дружный коллектив, уважение и любовь публики. Ври, в общем. Нам люди нужны до зарезу.
— Обязательно, — Мари решила умолчать о том, что, кроме коллег, у нее не было знакомых.
Асфальт влажно блестел после дождя. Мари быстро открыла в нейро уведомления метеорологического центра — никаких предупреждений об опасности. Затем, на всякий случай, включила дозиметр. Девяносто микрорентген в час, в рамках нормы. Дождь был чистым, и прохладный, пахнущий свежестью воздух можно было вдыхать полной грудью. Улицы горели движущейся, переливающейся, громогласной рекламой. Дети — почему-то это всегда были дети — схематично изображенные в пастельных тонах, с тщательно подобранным, нейтральным цветом кожи и без всяких культурных маркеров. Они либо извергали радость, по поводу нового продукта, вызывающего зависть всех сверстников. Либо разыгрывали сценки, напоминая лишний раз прохожим о новых социальных нормах и напоминая о строгости, ждущей граждан непослушных. Определение непослушания было обширно, постоянно обновлялось и распространялось на всех. К примеру, с недавних пор гражданам города рекомендовалось сохранять на лице выражение спокойного, уверенного оптимизма, потому что кислые или злые мины могли причинить моральный ущерб особо эмпатичным окружающим. Возмутителей спокойствие ожидал штраф на работе, обязательные сессии с психотерапевтом или увольнение, в зависимости от серьезности и частоты проступков.
Этот новый этикет не был законом, и Мари не приходилось — во всяком случае пока — арестовывать кого-то за уныние, и кары в таких случаях назначались неофициально, на местах, — обычно непосредственным начальником виновного или вышестоящим менеджером. Новые правила в нем не были прописаны кем-то конкретным, будь то правительство или корпорации. Они словно возникали сами по себе, откуда-то из коллективного бессознательного и распространялись как моровое поветрие, по всему огромному городу, раскинувшемуся от Северного до Ионического моря. Народные массы принимали их без сопротивления, без сомнений. Нарушители новых положений этики, изобретенных на прошлой неделе, подвергались решительному остракизму.
Конечно, не все слои общества проявляли одинаковое рвение. Социальные низы, вроде ликвидаторов, строителей и полицейских, не спешили следовать предписаниям в своем кругу, и были практически невидимы для остальных. То же касалось преступников, имеющих, впрочем, свой собственный кодекс чести. Но условный средний класс, которому принадлежало большинство жителей Цивитас Магна, считал хорошим тоном проявлять почти фанатичный конформизм.
Потому сейчас, в собравшейся в метро толпе, вне униформы, Мари чувствовала себя неуютно, почти уязвимо и послушно тянула вверх уголки губ, стараясь не привлекать внимания. Не то чтобы это скопление людей могло ей как-то навредить. Даже если бы их переполняла жажда расправы, даже если бы они напали все сразу, майор, внешне безоружная, без труда смогла бы защитится, благодаря боевым имплантам третьего поколения.
В любом случае, до этого никогда бы не дошло. Праведный гнев окружающих скорее нашел бы выход в возмущенных возгласах, с надрывом и надломом в голосах. Но к чему было провоцировать сцены, когда Мари просто хотелось спокойно вернуться домой.
Полчаса в бесшумно скользящем вагоне, короткая пробежка под снова начавшимся дождем, и Мари наконец оказалась у входа в свою квартиру. Биометрический сканер узнал хозяйку и радушно распахнул дверь. Майор сбросила одежду, полотенцем высушила промокшие волосы. Рефлекторно заглянула в холодильник — тот был уже неделю как пуст, и у нее снова не было желания идти за покупками, и тем более не было желания что-то готовить. Нейро предложил несколько опций доставки еды. Не выбирая долго, Мари остановилась на лапше и курице в кисло-сладком соусе.
Через несколько минут в окно поскребся дрон. Когда майор впустила его, он уронил ей в руки небольшую картонную коробку, качнулся в воздухе, изображая поклон, и улетел, жужжа пропеллерами. Мари включила телевизор, работающий на минимальной громкости, и задумалась, подхватывая палочками кусочки мяса.
Ей не давал покоя вопрос, заданный Роландом. Действительно, зачем она пошла в полицию? Почему оставалась? Зарплаты едва хватало, чтобы снимать крошечную однокомнатную квартиру, на еду и отдельные бытовые мелочи. Свободного же времени не хватало