Читать интересную книгу Брошенная - Шкатула Лариса Олеговна

— Хочешь сказать, что я несовременна?

— Ты несовременна, как старый большевик, ты консервативна, ты ретроград…

— Дегенерат! — рассердилась Марина. — Кончай обзываться, а?

— Сейчас доем бутерброд и уйду, — рассмеялась Вика. — А ты над моими словами подумай.

— Погоди доедать, — сказала Марина. — У меня ведь в заначке не только вино хорошее, но и банка черной икры. Я никогда не ела ее «от пуза». Все для гостей берегла, для Миши, если он болел. Иммунитет поддерживала! А сегодня я предлагаю съесть ее вдвоем.

— Разошлась! Юрке оставь, завтра ребенок приедет.

— Он икру терпеть не может. А ты чего испугалась?

— Подумала, вдруг это у тебя временное умопомрачение? Оно пройдет, ты увидишь, что натворила, расстроишься. Заставишь меня съеденное компенсировать, а у меня как раз сейчас тяжелое материальное положение…

— Может, подкинуть тебе тысчонку-другую?

— От удивления у нее на лоб полезли глаза, — сказала о себе Вика в третьем лице. — Спасибо за заботу, пока не надо, но буду иметь в виду… Интересно, произошедшие в тебе изменения необратимы или это только бзик?

— Ты подозреваешь, что я все еще сплю, но с открытыми глазами? — вздохнула Марина. — Увы, я окончательно проснулась и даже расстроилась: сколько времени прожила без любви к себе! Чуть совсем не пропала…

Глава 3

Вика ушла, и в квартире настала тишина. Такая оглушительная, что Марина вздрогнула, когда в ванной из крана сорвалась большая капля и шлепнулась на дно.

Она сходила прикрутила кран и опять села.

«Надо же, — подумала о себе Марина, — я так привыкла с утра до вечера торчать на кухне, что даже в самые ответственные моменты жизни сижу именно здесь, а не, например, в той же гостиной. Сижу и жду у моря погоды…»

И что еще странно, алкоголь ее не взял. На пару с Викой она выпила бутылку вина, по триста пятьдесят граммов на нос, и ни в одном глазу! Раньше с одной рюмки пьянела…

Она поднялась и как была, в новом махровом халате, побежала к кладовке, чтобы забрать из нее самый большой полиэтиленовый мешок. Потом открыла платяной шкаф и стала сбрасывать в него свои старые платья, свитера, халаты — все, что носила долгие годы и всегда жалела выбросить. Думала: «А вдруг пригодится?»

Для кого пригодится? Для нее, для Марины. Когда наступит черный день и она не сможет покупать себе одежду. Вот черный день и наступил. Носи, Марина, этот хлам! Правда, деньги на новые вещи у тебя пока есть, но тебе же ничего не надо! Ты никуда не ходишь. Ты никому не нужна…

От собственных мыслей в душе что-то заледенело. Неужели для нее все кончилось и действительно ни один мужчина не глянет в ее сторону, как в одну из их семейных ссор пророчествовал муж Михаил? Неужели — никто?!

Совсем недавно она о мужчинах и не думала, а теперь вдруг стало обидно. Если она никого себе не найдет, ни в кого не влюбится, то всю жизнь будет беззащитной перед бывшим мужем. Пусть она с Михаилом не развелась, но в мыслях уже так и думала: бывший! Тогда он в любое время может вернуться, а она, как Пенелопа, будет его ждать. Вернее, и он сам, и все прочие будут так думать…

Марина поймала себя на каком-то новом, глубинном чувстве ярости, с каким она пихала в мешок эти вещи, и была эта ярость сродни ярости человека накануне генерального сражения с врагом, который доселе во всех схватках его одолевал, а теперь шансы на победу были равны.

Поздновато пришло к Марине это чувство. Тогда, когда другой уже распорядился за нее, решил, не то, как ей дальше жить, а то, как она жить уже не сможет. Всего одним своим телефонным звонком: «Собери мои вещи. Я ухожу от тебя».

Она опять заплакала, но были это уже не слезы безнадежности или растерянности, а обиды и даже злости на себя, такую лапшу!

Теперь она запихивала в мешок вещи не старые, но надоевшие, долго не снашиваемые, хотя и вышедшие из моды. Целый тюк секонд-хэнда, как она сама, кстати, пошутила!

Если их переделать… Мысль мелькнула, но не нашла отклика в ее душе. Для таких дел нужен подъем, желание выглядеть, нравиться, в наличии же присутствовал явный упадок.

Мешок заполнился под завязку, и Марина пошла за следующим. Трехстворчатый шифоньер был битком забит, как упомянутый магазин «вторые руки». А еще на антресолях пылились два огромных чемодана, в которых лежали вещи, пересыпанные антимолью.

Но до антресолей очередь дойдет позже. Марина даже толком не помнила, что там, и подозревала, какие «сюрпризы» ждут хозяйку!

Пришлось тащить эти мешки вниз — в мусоропровод они бы не влезли, — и только на первом этаже она сообразила, что идет в белом купальном халате, но возвращаться ей было лень.

Марина прислонила мешки к огромной емкости за деревянными дверями, в которую с верхних этажей ссыпался мусор. Две старушки, сидевшие на лавочке как раз напротив дверей, едва дождавшись, когда она отойдет, рысью кинулись к ее мешкам. А она еще думала, поставить их рядом или забросить наверх!

Десять дней назад она мало чем отличалась от этих самых старушек.

Марина вошла в подъезд и стала подниматься по ступенькам, и тут только алкоголь ее достал. Можно сказать, со всех сторон. Ее желудок, десять дней обходившийся одной водой, содрогнулся, приняв в себя одним махом хлеб с икрой и красное десертное вино «Черный лекарь». Новая жизнь начиналась тяжело. Со спазм, головокружения и тошноты…

Неужели у нее из жизни выпало целых десять дней? И тут же внутренний голос подсуетился: «Одиннадцать лет семейной жизни выпало… из жизни! Об этом бы подумала».

Марина закрыла входную дверь на два замка, накинула дверную цепочку — ее отчего-то лихорадило. То ли от выпитого, то ли начинался новый виток ухода от действительности.

Телефонный звонок зазвенел среди тишины точно набат. Марина как раз подошла к кровати, поймала себя на этом привычном маршруте, ноги несли ее сами, и от неожиданности покачнулась, но трубку взяла.

Звонила школьная подруга, которая до того не звонила лет пять. Наверное, биополе урожденной Меньшовой излучает такой громкий сигнал SOS, что отзываются на него даже вот такие давно не звонящие друзья, как Катя.

— Слушай, Мариша, сегодня видела на улице Лизку Лях. Вообще-то она теперь не Лях, а, кажется, Демченко… или Дименко… не важно! Она мне такое порассказывала! Веришь, меня просто распирает от желания поделиться с кем-нибудь, кто Лизку прежде знал.

Лиза была самой красивой девочкой в классе и первой из всех вышла замуж за какого-то крутого мужика. У него была и машина, и дача. Квартиры не было, он оставил ее бывшей жене, а новую квартиру Лиза с мужем купили уже спустя год. Все знакомые девчонки ей завидовали.

И вот теперь…

— Представь себе, — взахлеб говорила Катя. — От нее ушел муж. От Лизки! Я думала, в крайнем случае это сделает она… Уйти от такой женщины!.. И что ты думаешь? Она не растерялась. Шутила: улетаешь, лети, пожалуйста! Занялась собой. Массаж, бассейн, маски, то да се. Помолодела лет на десять. Пять лет назад она выглядела старше, чем сейчас. И думать забыла про своего козла. А он, между прочим, уже обратно скребся.

— Зачем?

— Как зачем? Та-то вроде и помоложе Лизки, и ногами подлинней, зато в голове одна извилина. Представь, после Лизаветы, которая и Баха знает, и Гете… Короче, он поскучал с этой молодой и длинноногой, да и передумал с ней оставаться, решил к Лизке вернуться.

— А она?

— Не пустила. Зачем он теперь ей? У нее мэны покруче, а уж внешностью — не чета плюгавому Эдику. Слушай, я видела одного из них — вылитый Сильвестр Сталлоне!

Марина положила трубку и задумалась. Безусловно, пример Лизки куда лучше Нинкиного. Так что до той поры, пока информация о неурядицах в Марининой жизни достигнет широких слоев населения, ей нужно успеть кое-что сделать. Она представила, как ее вот так же обсуждают между собой подруги, и поежилась. Катьке не сказала ни о чем. Хотя она поинтересовалась:

— Как там твой Ковалев?