Читать интересную книгу Вильгельм Завоеватель - Джорджетт Хейер

Через месяц после своего девятнадцатилетия Рауль оседлал Версерея и поскакал в небольшой рыночный городок недалеко от Харкорта. Он собирался купить новые шпоры, а на обратном пути сократить дорогу, проехав по земле Джеффри де Бриона. Мысль о существующей вражде между домами Бриона и Харкорта пронеслась в его голове, но тогда Рауль не придал ей значения. Вновь она появилась уже днём, когда Рауль возвращался домой. Хотя он не опасался встретить в этот час вооружённых людей Джеффри, юноша всё же тешил себя мыслью о том, что новый меч и быстрый конь спасут его в случае неожиданной опасности. Рауль ехал один, и под плащом у него была лишь вязаная туника, поэтому встреться он с врагом, ему бы пришлось тяжело. Но ему суждено было встретить не врага.

Солнце уже садилось, когда Рауль свернул с дороги на узкую тропинку, протоптанную через только что вспаханное поле, принадлежавшее Джеффри. Лучи заходившего солнца окрашивали дёрн в золотистый цвет. Природа засыпала, и вдали от города было особенно тихо. Слева от тропинки неторопливо текла речка с пологими берегами, а справа на много миль тянулась и исчезала в вечернем тумане равнина, пересечённая несколькими холмами.

Рауль пустил коня рысью. Напевая что-то вполголоса, он мечтал о солнечной стране, где человек живёт и работает, не опасаясь, что его урожай отберёт голодный сосед, а дом сожгут мародёры. Вдруг внимание его привлёк красноватый отблеск между редкими деревьями, растущими на вспаханном поле. Рауль почувствовал запах костра и, приглядевшись, увидел языки пламени. Ему почудились чьи-то крики.

Юноша пришпорил коня, но не стал подъезжать близко, так как был на чужой земле и не имел отношения к тому, что здесь происходит. Но вдруг ему пришло в голову, что дом могли поджечь люди Харкорта, и не раздумывая он пустил Версерея галопом по полям, отделявшим его от деревьев.

Подъехав ближе, он снова услышал крик. Теперь у Рауля не осталось сомнений. Рядом кто-то засмеялся. Юноша гневно сжал губы и пришпорил коня. Он узнал этот грубый смех. Сотни раз он слышал его: именно так смеются люди, опьянённые кровью. Рауль гнал Версерея во весь опор, не раздумывая о том, что может оказаться среди врагов.

Наконец он увидел картину, поразившую его. Языки пламени, пожиравшие крестьянский домик, казалось, поднимались до небес. Какой-то солдат гонялся за визжащим от страха поросёнком, пытаясь воткнуть ему в спину копьё. Хозяин же дома был привязан к дереву. Одежда его была разорвана в клочья, а спина кровоточила. Голова мужчины была неестественно повёрнута в сторону, в уголках омертвевших губ застыла пена. Двое вооружённых людей хлестали беднягу кнутами, а третий сообщник удерживал за руки обезумевшую от горя и ужаса женщину. Платье её было разорвано на груди, а волосы выбивались из-под платка неровными прядями.

Рауль резко осадил коня как раз посередине поля и услышал, как женщина, крича нечеловеческим голосом, то молила Господа о пощаде, то просила не убивать мужа и обещала привести дочь, как приказывал благородный сеньор.

Её отпустили, и человек, сидевший на боевом коне и хладнокровно наблюдавший за происходящим, крикнул слугам, что, если женщина сдержит слово, жертву можно отпустить.

Рауль осадил Версерея так резко, что конь поднялся на дыбы. Юноша развернулся в седле, чтобы увидеть, кто отдаёт приказы.

   — Звери, как вы смеете так издеваться над людьми? — задыхаясь от ненависти, крикнул он. — Гилберт, собака! Так это ты?

Гилберт явно не ожидал увидеть своего брата. Он подскакал ближе к Раулю и усмехнулся:

   — Привет! Откуда ты взялся?

Рауль был вне себя от гнева. Он приблизился к Гилберту и тихо проговорил:

   — Что ты натворил, дьявол? Какое ты имел право? Уведи своих псов! Уведи их немедленно!

В ответ Гилберт лишь рассмеялся.

   — Тебе-то какое дело?— презрительно бросил он. — Бог мой, как ты разгневан! Знай своё место, глупый мечтатель! Это не наши подданные, — и он показал на бедняка, будто одного жеста было достаточно, чтобы объяснить происходящее.

   — Отпусти его! Прикажи его отпустить, Гилберт, или, видит Бог, ты ответишь за это!

   — «Отпусти его», — передразнил Гилберт. — Его и отпустят, как только эта шлюха приведёт свою дочь, но не раньше. Ты что, спятил?

Видя, что он зря тратит время, Рауль подъехал к пленнику и достал из-за пояса нож, чтобы перерезать верёвку.

Гилберт понял, что брат и впрямь намерен спасти крестьянина. Перестав смеяться, он выкрикнул:

   — Не смей, идиот! Убери руки от моего мяса! Эй, вы, сбросьте его с коня!

Один из солдат приблизился к Раулю, чтобы выполнить приказ, но тот ударил его ногой в лицо, да так, что нападавший упал от удара. Больше никто не осмеливался подойти к Раулю, так как хотя они и были верными псами Гилберта, но знали, с каким уважением надо относиться к сыновьям Хьюберта де Харкорта.

Видя, что никто не решается приблизиться к нему, Рауль нагнулся и одним движением перерезал верёвку, которой крестьянин был привязан к дереву. Но бедняга был уже или мёртв, или в глубоком обмороке: глаза его были закрыты, а лицо, несмотря на сплошные кровоподтёки, посерело. Как только верёвки перестали его удерживать, он рухнул на землю и остался лежать без движения.

Гилберт было пришпорил коня, чтобы унять Рауля, но удар, которым тот сбил с ног его прислужника, охладил пыл. Вместо того чтобы разразиться проклятиями, как он это обычно делал, Гилберт похлопал Рауля по плечу и пропел:

   — Черт возьми, отлично сработано, драчун! Клянусь, я и не подозревал в тебе таких способностей. Но ты не прав. Паршивый крестьянин целую неделю прятал от меня свою дочь, и я поклялся, что забью его до смерти, если он не признается, где эта девка.

   — Держи подальше свои грязные руки! — с презрением проговорил Рауль. — Если бы в Нормандии вершился справедливый суд, ты бы давно болтался на виселице, собака!

Рауль спешился и нагнулся над крестьянином.

   — Ты убил его.

   — Одним негодяем меньше, — усмехнулся Гилберт. — Поосторожней с высказываниями, мой милый проповедник, а не то мне придётся научить тебя правилам хорошего тона, и, боюсь, тебе это не понравится.

Гилберт снова нахмурился, но в этот момент он увидел, что женщина ведёт к нему свою дочь, и забыл о дерзости Рауля.

   — Ага! — вскричал он. — Так она была совсем рядом!

Гилберт спрыгнул с коня и пошёл навстречу своей жертве. На его разгорячённом лице выступили капельки пота, глаза жадно пожирали девушку. Мать тащила девушку за руку, но та, крича и упираясь, пыталась остановить её.

Словно боясь смотреть в эти жадные глаза, девушка отворачивала своё прекрасное личико. Она была ещё совсем молода; напуганная до смерти, она всё время звала на помощь отца. Но вдруг её взгляд упал на неподвижное тело, и девушка завизжала от ужаса. Гилберт схватил её и притянул к себе. Раздевая взглядом свою жертву, он гладил её шею и плечи. Девушка попыталась вырваться, но Гилберт сжал её ещё крепче и разорвал на груди платье.

   — Ну, моя скромная пташка! — бормотал он. — Наконец-то ты пришла! Догадываешься, чем мы займёмся?

Услышав за спиной шорох, Гилберт резко обернулся, но Рауль успел нанести удар. Потеряв равновесие, Гилберт упал, потянув за собой и девушку. Тут же поднявшись, она побежала к отцу, а Гилберт, опершись на руку, взглянул на Рауля.

Меч Рауля был наготове.

   — Не удивляйся, — выдохнул он. — Прежде чем ты встанешь, я должен кое-что тебе сказать.

   — Ты! — взорвался Гилберт. — Да кто ты такой! Жалкое отродье! Видит Бог, я размозжу тебе череп!

   — Очень может быть, — отпарировал Рауль, — но сейчас стоит тебе пошевельнуть пальцем, и ты пожалеешь об этом. Скажи мерзавцу, который считает себя твоим телохранителем, чтобы он не двигался, пока я не договорю.

Не обращая внимания на ругательства Гилберта, Рауль продолжал как ни в чём не бывало:

   — Тебе лучше последовать моему совету, иначе я без сожалений прикончу тебя, как поросёнка!

   — Прикончишь меня? Дева Мария! — мерзавец заговорил, как ангел. — Дай мне подняться, дурачок! Господи, тебе это даром не пройдёт!

   — Сначала ты поклянёшься, что отпустишь девушку, — проговорил Рауль. — А потом я отдам тебя на растерзание твоей совести.

   — Отпустить эту девку? Ты считаешь, что я не в своём уме? — кричал Гилберт. — Какие у тебя дела с этой девкой, господин святоша?

   — Никаких, но я сдержу своё слово, если ты не поклянёшься. Считаю до двадцати, Гилберт, время истекает.

При счёте восемнадцать Гилберт перестал изрыгать проклятия и нехотя проговорил слова клятвы. Услышав это, Рауль спрятал меч.

   — Поедем домой вместе, — сказал он, не сводя взгляда с рукоятки меча брата. — Поднимайся, больше тебе здесь нечего делать.