Читать интересную книгу Журнал «Вокруг Света» №08 за 1979 год - Вокруг Света

О ней я уже был наслышан, и немало. Построенная километрах в восьмидесяти от Синегорья, где ныне сооружается плотина Колымской ГЭС, в створе будущего водохранилища, станция должна была провести доскональнейшие наблюдения окружающей среды и дать ответ на вопрос, изменится ли природный комплекс в условиях Заполярья, имея под боком столь огромное искусственное водохранилище. А знать это необходимо, так как уже есть проекты создания плотин на других реках Чукотки.

От побывавших там ученых мне приходилось слышать, что экологическая станция едва ли не самая удобная исследовательская лаборатория, где им когда-либо приходилось работать. Находилась она у пика Абориген, неподалеку от озера Джека Лондона, — в местах, которым нет равных по красоте не только на Колыме, но, пожалуй, «и в самой Швейцарии». Во всяком случае, так говорили мне колымчане. Еще задолго до поездки на Тайгонос мечтал я побывать на этой станции, и вот такая удача! К пику Абориген отправлялась Людмила Александровна Рундина, альголог, специалист по водорослям, прибывшая из Ленинграда на полевой сезон. В ее распоряжение предоставлялась машина, а до отхода китобойца оставалось не менее четырех дней. Я загорелся.

— День туда, день обратно, — в задумчивости потер лоб ученый секретарь института Шаткаускас, к которому я прибежал за советом.

— Конечно, успеете. И сомневаться нечего, — сказал уверенно Батов, заместитель директора. — Только там не застревайте. В крайнем случае часика на два китобоец задержим, вас подождем. А добраться оттуда проще пареной репы. Выйдите на трассу, руку поднимите, любой шофер до Магадана довезет...

Ободренный его советом, смутно представляя, как выбираться с экологической, я был не в силах отказаться от захватившей меня идеи поездки. И вот уже как на экране раскрывается передо мной уносящийся вдаль пейзаж Колымы. Машина оказалась маленьким, с кабиною на двоих, грузовичком. Мне пришлось устроиться в кузове, и поначалу в этом был какой-то интерес. Словно с огромной катушки пожарного шланга, разматывалась и разматывалась из-за борта светлая лента дороги, уносилась вдаль, быстро сужаясь, превращаясь в точку, совсем растворяясь в горах.

Давно остался позади многоэтажный, весь в лесах новостроек, город у Охотского моря. Не зная истории, новичку, пожалуй, трудно было бы определить его возраст, так крепко и основательно стоит он теперь на этой земле. И оттого, когда за пригородами Магадана замелькали сопки, утыканные, как спина ежа, острыми пеньками, подумалось, что в самое время взялись ученые за решение проблем по охране природы этого, казалось бы, все еще дикого края. Человек прочно и мощно обосновался на северной земле, и в некоторых местах от девственной природы остались лишь смутные воспоминания.

«Что нам леса?! — размышляли первопроходцы в 30-е годы. — Не станет их — будем ввозить для отопления уголь». Но уже через четверть века пришлось столкнуться с тем, что без лесов мелеют реки, разрушаются берега, исчезает почвенный покров на склонах гор.

Словно в такт мыслям, замельтешили наконец зеленые склоны невысоких гор, долины рек, опоясанные густым разнотравьем, побежали назад розовыми полосами куртины иван-чая.

Я не сразу заметил, как пригрело солнышко, и вскоре вслед за машиной, как прилипчивый пес, потянулось облако желтой пыли. Конечно, для шофера езда летом по колымской трассе сплошная благодать, но отнюдь не для человека, сидящего в крытом кузове. Стоило нашему водителю притормозить, как облако пыли врывалось под брезентовый полог и принималось меня душить. Еще хуже было, когда Саша Черный, шофер, устремлялся на обгон впереди идущей машины. Пыль тогда таким плотным облаком окутывала меня, что я уже ничего не мог поделать с собой и со всей силой колошматил кулаком по кабине, умоляя не спешить.

Наверное, потому, что в институте говорили об экологической станции как о самой ближайшей и доступной, я вбил себе в голову, что мы доберемся туда самое позднее к ужину. Но прошло пять, десять, пятнадцать часов, наступила ночь, стало холодно, а мы все продолжали катить среди лесов. И у меня появилась мысль, что мы заблудились. «Верно ли сделал, что поехал? — в который раз спрашивал я себя. — Сидел бы сейчас в гостинице, ждал бы отплытия китобойца, осталось-то, считай, три дня...» И когда на душе стало совсем тоскливо, машина, качнувшись, вдруг остановилась, послышались возбужденные голоса, а затем в кузов один за другим полезли бородатые мужички, похожие на лесных разбойников. Оказалось, золотоискатели...

Они указали нам дорогу — мы и в самом деле едва не заблудились — и рассказали, что сегодня на экологическую нам уже не попасть. Разлилась от дождей Колыма, затопила соседние речки, их участок тоже; вода вырывает деревья, уносит их — паром в такую погоду обычно не работает.

Пройдя без малого километров двадцать через лес, золотоискатели блаженно развалились в кузове, закурили и разговорились.

Конечно, современные старатели мало походили на тех безумцев, что отправлялись ловить фарт в старые «бывалошные» времена. В одиночку или маленькими бригадами, не имея возможности ни запастись продуктами, ни одеждой, не зная законов залегания золотоносных пластов, наугад переворачивая груды мерзлой земли, они нередко оказывались на грани гибели. Сейчас эти люди, имеющие вкус к большому заработку, не начинают дела, не приобретя у государства бульдозеров и промывочной техники. Теперь их скорее можно было бы назвать кооператорами, которые помогают государству обрабатывать участки, где невыгодно применять современную дорогостоящую технику горных выработок,

— С дисциплиной у нас строго, — не без гордости рассказывал мне бригадир, невысокий, щупленький мужичок с курчавой бородкой. — Живем в тайге, как и геологи, в балках. Спим на чистом белье. Повару триста платим, только чтобы отменно кормил. Но за прогул нещадно штрафуем, снимаем трудодни. За появление в нетрезвом виде увольняем! На весь промывочный сезон объявляем у себя сухой закон. И тех, кто по окончании гульнуть любит, все деньги спустить в ресторанах, тоже больше не приглашаем. Люди у нас в основном работают серьезные, деловые. Многие семейные. А иначе работа эта не имеет смысла.

Но все-таки, признался бригадир, как и у прежних старателей, золото никогда не идет ровно.

— Оно знает, к кому идти, — сказал мне на это Саша Черный, когда мы около полуночи въехали наконец-то в поселок Ветренный, что стоял на берегу Колымы, и, устроив на ночлег гостью из Ленинграда, сами расположились в кабине.

— Вот вам такой хотя бы пример, — продолжал он. — В 1928 году прибыли на Колыму первые геологи, молодые тогда парни Билибин да Цареградский, со своим отрядом. Золото-то им нужно было постольку-поскольку, чтобы догадку свою подтвердить, доказать, что Колыма им богата. Не было, одним словом, у них цели такой, чтобы побольше металла этого намыть, а исследования свои они проводили в общем-то неподалеку от тех мест, где вовсю трудились старатели. А что получилось — знаете? Геологам не только удалось свои предположения о золотоносности Колымы подтвердить, раскрыть загадку залегания пластов, но и столкнуться с таким, на языке старателей, фартом, о котором не каждый золотоискатель и во сне мечтал... Самородки голыми руками из реки выбирали! И лотком незачем было мыть, на виду лежали. Жестяную банку, полную золота, нашли — чей-то давно утерянный клад. С кем из старателей бывало такое? Так что выходит, — закончил Саша, сам когда-то работавший старателем, — знает фарт, к кому идти...

За разговорами мы не заметили, как уснули. Разбудил нас ласковый голос Людмилы Александровны. Уже развиднелось. Открылась мутная от дождей Колыма — стремительная, вся в водоворотах. Ярко зеленел свежевымытый лес на другом берегу, угрюмо синели горы. Небо все еще хмурилось. На нашем берегу уже собрались машины, пришел паром. Бульдозеры сгребали гальку, готовя подъезды, начиналась переправа.

Хорошо выспавшаяся, Людмила Александровна настойчиво пыталась выяснить, что за милые зверушки носятся вокруг нашей машины. Я снисходительно усмехнулся: какие тут, на краю поселка, могут быть «зверушки»? Но оказалось, что ошибся. Потянувшийся сладко шофер заметил мимоходом, что это, должно быть, евражки — суслики. Так оно и оказалось. По-научному их длиннохвостыми называют, а евражками, надо думать, прозвали русские казаки, что первыми вышли к Тихому океану. Не могли они, конечно, не обратить внимания на безбоязненных зверьков, что жили по берегам овражков целыми поселениями, умели стоять на задних лапках и, сложив передние на груди, подсвистывать прохожему, как бы уговаривая задержаться для беседы.

Часа полтора я вместе с Людмилой Александровной ползал по земле, пытаясь их сфотографировать. Рыженькие, с серебристыми, в крапинку спинками, поблескивая черными бусинами глаз, они легко становились на задние лапки, в удивлении приподнимались и... быстро ныряли в норку. Но в тот же миг высовывали нос совсем из другого места и подавали сигнал, словно приглашая поиграть в прятки. Поймать их было бы трудно, но стоило присесть и протянуть руку с угощением, евражки сами шли к человеку.