Читать интересную книгу Стать собой: Путь к самопознанию. Тантра, переданная шепотом. Осознанность: Ключ к жизни в равновесии. Любовь, свобода, одиночество: Новый взгляд на отношения - Раджниш (Ошо) Бхагаван Шри

Скромный человек живет так, будто он снова стал ребенком. У него нет претензий, есть только благодарность, – благодарность за все; даже за такие вещи, в которых нельзя и заподозрить возможности быть благодарным.

Джуннайд, суфийский мистик, совершал паломничество со своими учениками. В его мистической школе было почти обыкновением, чтобы ученики молились вместе с мастером. Его молитва была всегда одной и той же, и в конце ее он всегда благодарил Бога: «Как мне отплатить тебе? Ты даешь мне так много, ты изливаешь на меня столько блаженства, но никогда не думаешь о том, как я смогу тебе отплатить. У меня нет ничего, кроме благодарности. Прости мне мою бедность, но я могу только поблагодарить тебя: спасибо за все прекрасное, что ты мне дал».

Никто не возражал против этой молитвы. Мистическая школа Джуннайда процветала, люди съезжались к нему из самых дальних мест; школа стала одной из самых богатых суфийских школ. Но во время паломничества в учениках зародились сомнения по поводу последней части молитвы.

Однажды путь привел их в деревню, где жили фанатики…

Среди ортодоксальных мусульман суфиев не признают настоящими мусульманами, – тогда как во всем мире они единственные настоящие мусульмане. Мусульмане, ортодоксальные мусульмане и их священники осуждают суфизм как заблуждение, – потому что суфии покидают толпу, чтобы идти своим собственным, одиноким путем. Они не слишком церемонятся с традицией и открыто объявляют: «Если традиция в чем-то нехороша, мы ее исправим».

Например, когда мусульмане молятся Богу, их молитва оканчивается словами, что есть лишь один Бог, и нет Бога кроме Бога мусульман; что нет священной книги кроме Корана, и нет пророка кроме Хазрата Мухаммеда.

Суфии не договаривают до конца: они говорят только, что есть один лишь Бог – и ничего кроме Бога. Они пропускают последние пункты о том, что нет святой книги кроме Корана, и нет пророка кроме Хазрата Мухаммеда. Это оскорбляет ортодоксальных мусульман.

Суфии очень скромные люди, открытые и готовые воспринимать изо всех источников: им не важно, будет ли источником христианство, иудаизм или индуизм. Истина есть истина, и неважно, через какую дверь она войдет в ваше существо.

…В этой деревне фанатичных мусульман ученикам Джуннайда не дали ни приюта, ни еды и не позволили даже набрать воды из колодца. Вокруг была пустыня. Так продолжалось три дня: в других деревнях их принимали так же. Холодными ночами они спали на земле, всю ночь дрожа от холода, страдая от голода и жажды, отвергнутые, осужденные. А в последней деревне их стали бить камнями, и только чудом они спаслись от смерти.

Но мастер продолжал молиться совершенно так же, как и всегда в своей школе: «Как много ты дал нам! Твое сострадание бесконечно! Ты знаешь, как мы бедны: нам нечего тебе дать, кроме благодарности сердца».

Это было уже слишком. Три дня без еды, без крова, холодные ночи в пустыне… Ученики не могли больше этого стерпеть: Джуннайд переходит всякую меру. Они сказали:

– Хотя бы теперь, в такую трудную минуту, оставь эти последние слова молитвы.

– Вы не понимаете, – ответил Джуннайд. – Бог дал нам эти три дня для испытания. Его сострадание бесконечно; он только хотел увидеть, бесконечно ли настолько же наше доверие, или в нашем доверии есть условия и оговорки. Если бы в этих трех деревнях вас встретили радушно, накормили, дали приют, чтобы отдохнуть, – а мусульмане очень почитают паломников, – вы не возражали бы против моей молитвы. До сих пор вы всегда были согласны, и теперь в первый раз Бог дает мне возможность показать, что я благодарен не только в хорошие времена; что бы ни случилось, моя благодарность не поколеблется. Даже когда придет смерть, я умру с этими же словами на устах.

Скромный человек живет в благодарности – в благодарности без оговорок и условий, – и не только к существованию, но к человеческим существам, к деревьям, к звездам, ко всему сущему.

Застенчивость – это одно из проявлений эго. Застенчивость возвели в нечто, достойное чуть ли не восхищения. Застенчивый человек… – в особенности восточные женщины: они считаются грациозными и изысканными, потому что они так застенчивы, – а они застенчивы как раз потому, что застенчивость считается таким достоинством.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

На Западе застенчивость в женщинах постепенно исчезает, потому что она больше не в цене. Это просто свидетельство долгой традиции рабства. Современные западные женщины отбросили застенчивость, потому что она была одной из сковывающих их цепей; а для освобождения нужно разорвать все цепи.

В какие моменты вы бываете застенчивы, испытываете смущение? Когда кто-нибудь говорит о вас хорошо, когда кто-нибудь говорит: «Какой ты замечательный», – а вы знаете, что это неправда, что вокруг множество людей куда замечательнее. Но почти каждому из нас рано или поздно встретится тот идиот, который скажет: «Какой ты замечательный!» И тогда приходит застенчивость, смущение, потому что вы знаете, что это неправда, – но это очень приятно для эго.

Можете попробовать: скажите самому безобразному мужчине – или самой безобразной женщине: «Боже мой! В этом мире тебе нет равных. Даже Клеопатра не сравнится с тобой в красоте», – и самая безобразная из женщин не станет спорить. Напротив, она скажет: «Ты единственный, кто способен это постичь…»

Однажды меня исключили из колледжа… Меня исключали из многих колледжей и многих университетов. В этом смысле я очень богат: никто не числился в стольких колледжах и в стольких университетах. В городе, где я жил, было двадцать колледжей; пришло время, когда меня не хотели принимать ни в один из них.

Я спрашивал директоров:

– В чем же проблема?

Они отвечали:

– Проблема не в тебе. Безусловно, нельзя сказать, чтобы проблема была в тебе. Хотя тебя и исключили из всех остальных колледжей, это не потому, что проблема в тебе, а потому, что ты ставишь преподавателей в такое положение, что они увольняются один за другим. Тебя ни в чем нельзя упрекнуть, потому что ты задаешь вопросы только по существу. Но преподаватели не могут на них ответить и поэтому чувствуют себя униженными. Мы не хотим беспокоить преподавательский состав.

Остался только один колледж, и я подумал, что на этот раз лучше не идти напрямик, а поискать какие-нибудь обходные пути. И вместо того, чтобы обратиться в дирекцию колледжа, я стал наводить справки о директоре, о его характере: что он любит, чего не любит. Я выведал о нем все возможные сведения из всех возможных источников. Мне сказали:

– Он очень религиозный человек. Каждый день в четыре часа утра он будит всю округу… потому что он очень тучный, очень толстый и поклоняется Матери Кали Калькуттской; он поставил дома большую статую, сделал себе храм, и каждое утро ни свет ни заря он начинает молиться, то есть вопить во все горло. А он может выступать без микрофона перед десятитысячной толпой, единственный во всем городе. И от собственного голоса он входит в такой раж…

– Это то, что нужно, – сказал я.

Утром, ровно в четыре часа, я пришел к директору домой. Он сидел в своем храме – обернувшись небольшим куском ткани, почти голый, – и без передышки кричал: «Джай Кали, Джай Кали, Джай Кали…» Эти слова значат: «Победу Богине-Матери!»

Я сел в уголке и тоже стал кричать: «Джай Кали!» Он оглянулся: впервые он встретил сподвижника. Я так кричал, что чуть не надорвался; я-то не могу выступать без микрофона. Но нужда была крайняя…

– Ты кто? – спросил он.

– Преданный Богини-Матери Калькуттской, – ответил я. – Но моя преданность мала, ваша преданность велика. Я пришел лишь для того, чтобы сесть у ваших ног, потому что вы единственный религиозный человек во всем этом городе.

– Ты первый человек, который меня понял! Все соседи только жалуются на меня в полицию, а коллеги по работе думают, что я не в своем уме.

– Эти дураки не стоят внимания, – сказал я. – Человек любви, человек сердца объявляет вас величайшим преданным Матери Кали. Вы самый духовный человек, которого я встретил в своей жизни.