Читать интересную книгу Сирота (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич

– А какая она была?

– Прасковья то? Уродилась дочерью Семена Крапивы[15] что из Коломны, – уважительно произнес Устинка и подняв глаза к небу, перекрестился, а потом добавил: – Добрая баба была. Царствие ей небесное.

– А что? Дед то мой жив еще?

– А кто же про то ведает? – пожал плечами Устинка. – Я его уже много лет не видал.

– Коли весточка до него дойдет сам объявится.

– Да, – кивнул Устинка, согласный с Егоркой.

– Может к нему и податься? – подумал вслух наш герой.

– Денег он тебе не даст. – твердо произнес Егорка. – И мерена не даст. Даже меренца.

– А почто так? Не люб я ему?

– Люб… не люб… Не имеет он лишних коней и денег. У самого трое сыновей да семеро внуков, окромя тебя и бати твоего покойного. И ты один – тута, как отломанный ломоть, а они все под боком.

Андрейка немного помолчал, размышляя о том, как дела его складываются. И о своих «родственниках Шредингера», которые вроде бы и есть, а вроде бы и нет.

Точнее не так.

Они есть. Точно есть. Пусть не дед, так дяди или братья двоюродные. И если совсем припечет – к ним имеет смысл обратиться. Потому что пойти под руку того же деда не в пример лучше, чем оказаться под началом чужого человека. Дед ведь не заинтересован в том, чтобы Андрейка сидел в послужильцах пожизненно.

Но все одно – клеймо послужильца – серьезное дело. От него не так просто отмыться. Даже если ты под рукой родича ходил – все равно плохо. Не потому что под рукой, а потому что послужильцем, а не полноправным поместным дворянином. Для карьеры в здешних веках – огромное дело! Как Андрейка читал в свое время, и как краем уха уже услышал – местничество здесь цвело и пахло до такой степени, что могло войско парализовать. Иоанн IV свет Васильевич царь и Государь Всея Руси, конечно, мог много кому хвосты накрутить. Но даже он пока не в силах был противодействовать местничеству. А в нем что главное? Не допускать родового позора и не ходить «на понижение». То есть, держаться дел, в которых чести больше. И копить статус, копить потихоньку, передавая положение от отца к сыну. Этакий вариант родового рейтинга.

Впрочем – поход к родичам дело далекое. А пока Андрейка еще надеялся на самостоятельный успех. Поэтому, немного потратив время на рефлексию, он занялся делом. Сначала начал выгружаться с Устинкой и Егоркой. А потом и лодку на берег выволокли, чтобы водой не унесло ненароком. Когда же это нехитрое дело завершили, он отправился с Егоркой по округе ходить, да смотреть что к чему. Дом отцовский, понятное дело, сгорел. А все остальное?

Увы, посевы оказались частью вытоптаны, частью лошадьми потравлены. Эти «мохнатые мопеды» охотно полакомились злаковыми, пусть и недозрелыми. Так что урожая в этом году не будет. Ибо урождаться нечему. Только фрагменты соломы да «яблоки конские».

Прогулялись дальше.

Нашли возле пепелища два трупа уже пованивающих. Это были крестьяне – Емелька да Акишка, что стояли под рукой бати. У одного глубокая рубленная рана на левом плече. У второго – отметина от стрелы под правой лопаткой, которую грубо выдернули с клоком мяса. Чуть в стороне лежал еще один мужик. А побродив по окрестностям с час удалось найти дополнительно за две дюжины трупов, включая детей и женщин.

Таким образом «картина маслом», нарисованная знающими людьми ему еще в Туле, полностью подтвердилась. Как и его крайне печальное положение. В глазах всех вокруг у парня не было шансов самостоятельно всплыть.

Но время-деньги. Оценка ситуации проведена. И теперь требовалось переходить к действиям. И желательно не в одиночку. Поэтому, подойдя к своим холопам, он произнес:

– Ну что, братцы-кролики. Посевы погублены. Изба сгорела. С монетами тоже туго.

– А… – хотел было что-то сказать Устинка, но наш герой поднял руку, перебивая его.

– Даже если бы я все свои монеты до последней полушки потратил на еду, все одно не хватило бы нам перезимовать. Даже до зимы дотянуть.

– Так делать-то что?

– Меня слушать. Есть у меня мыслишки о том, как заработать еды на зиму. Но от вас надобно рвение и послушание. А потом еще и молчание.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

И эта парочка промолчала, словно бы в знак своего согласия. На самом деле им это рвение было до малины. Потому что если Андрейка не справится, то продаст их. И вся недолга. Выручит с того денег и выкрутится. А они? Они будут и дальше в холопах ходить до самой смерти…

– Если будете стараться, то на будущее лето вольную вам дам. – произнес Андрейка, отвечая на невысказанный ими вопрос. Слишком уж он был очевиден. – И по пять рублей сверху положу. А дальше – сами судите. Или мне служить, но уже вольно, или идти, куда душа пожелает.

– По пять рублей? – переспросил Егорка.

– Каждому дам пять рублей.

– Откуда же ты их возьмешь?

– Доверьтесь мне…

Устинка и Егорка переглянулись, но промолчали. Да и что им сказать? Паренек по блаженному состоянию болтает глупости. Свобода приятна, но у них денег на нее не имелось. А умереть от голода на свободе – дюже дурная перспектива. Поэтому они не сильно к ней рвались, мягко говоря. А вот если им на руки по пять рублей дадут – то дело. Одна беда – они не понимали, откуда этот паренек такие деньжищи найдет. Ведь ему самому больше двадцати рублей требовалось до будущего лета.

Наш же герой это воспринял как согласие и начал распоряжаться.

Для начала он хотел порыться в пепелище отцовой избы. Поэтому и Устинка, и Егорка принялись растаскивать обгорелые поленья. А Андрейка же, вооружившись топором, отправился в ближайшие кусты за прутьями. Потому что золу и пепел руками просеивать не хотелось. А вот прометать веником – уже дело. Мести и поглядывать на крупные фракции. А с соломы этого «добра» насыпалось толстенный слой…

Так до вечера и провозились, извлекая из дома горшочки всякие, черепки и прочее. Домик был изначально небольшой, однако, они лишь под вечер, в корень утомившись, начали варить кашу, завершив разбор завала…

Андрей же сидел уже в сумерках и задумчиво глядел на огонь. Там – в XXI веке у него было все, что он хотел. До трагедии. И деньги, и здоровье, и любящая семья, и прекрасные перспективы. А здесь? Все с точностью до наоборот. Ну, почти. Потому что какие-то перспективы, конечно, у него были и тут. И они были всяко лучше, чем у крестьянина или у холопа. Но главное – здесь у него была жизнь. Вполне возможно, что и долгая. Если сам не ошибется нигде и глупостей не наделает. А это немало. Отчего он всем своим видом излучал уверенность и какую-то радость что ли. Из-за чего и Устинка, и Егорка, внимательно наблюдавшие за ним, диву давались. Парень потерял практически все. И его путь шел по сколькой тропинке услужения. А он – светится почитай.

Парень прекрасно это понял. Слишком уж неприкрытыми были эмоции этих мужиков. Бесхитростных в общем-то и простых. Да и откуда им лукавства набраться?

– Париж еще узнает д’Артаньяна! – хохотнув выдал он, не выдержав.

– Чаво? – ошалело переспросили они оба.

– Ну у вас и морды!

– Так… – попытался что-то выдать Егорка неловко заломив руку и начав чесать затылок.

– Еще раз говорю – доверьтесь мне. Если хотите свободы и сытости.

– Дивное ты говоришь, – покачал головой Устин.

– Я не прошу слепо верить. Дайте мне седмицу, в которую станете стараться и со рвением да прилежанием делать все, что я говорю. Если я вас не удивлю и не покажу, как добуду денег, то отпущу на волю просто так. Денег бы дал, да их нет. Вот сами и пойдете куда глаза глядят. Хотите – бобылями[16]. Хотите еще куда. А если сдержу слово, то вы более такие кислые морды корчить не станете. И пойдете делать даже то, что покажется вам дивным или дурным. И делать с огоньком.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Слово даешь?

– Слово. – произнес Андрейка и, достав тельный крест, поцеловал его. Что было очень веским поступком. За нарушение клятвы, после целования в том креста, могло последовать очень серьезное наказание. Понятно, что свидетельства двух холопов особой силы не имели. Но наш герой и сам был в подвешенном состоянии. Так что, в сложившейся ситуации сломать ему будущее и их показаний хватило бы. – Вернемся в Тулу, и я на торгу оглашу, что волю вам даю. Дабы никто не сомневался. А сам к деду подамся. Ну, что? Сговорились? По рукам?