Должно быть, предводитель отряда для того, чтобы их нигде не задерживали, пустился на маленькую хитрость и приказал везти впереди княжеское знамя, как бы намекая, что в карете может ехать сам князь или кто-нибудь из членов его семьи. На расшитом серебром знамени огромный дракон, весь покрытый металлической чешуей, развернув могучие крылья и разинув пасть, изрыгал огонь.
Филиппа осенило.
Да ведь это и есть железная птица... Она поет над головой! Ну конечно! Вот сейчас мы им покажем, и все кончится!
Егор медленно натянул тетиву, и когда карета была на расстоянии десяти шагов, всадник со знаменем громко вскрикнул и, выпустив поводья, упал с коня. Одновременно с ним, дико заржав, упала лошадь второго всадника — это был выстрел Картымазова.
Трое оставшихся охранников резко осадили своих лошадей и отстали от кареты. В тот же миг мелькнула белая рубаха, и Филипп двумя прыжками очутился на середине дороги.
— Й-йо-хо! Йе-е-е! — лихо крикнул он и схватил под уздцы первую пару лошадей.
Его мышцы напряглись так, что рубаха с треском лопнула на спине и рукавах, но он смеялся, опьяненный своей нечеловеческой силой и буйной радостью, которую всегда испытывал, имея дело с лошадьми. Ноги его скользнули по земле, и всего на один шаг отступил Филипп, сдерживая навалившуюся на него массу.
Кучер, брошенный вперед внезапным толчком остановки, упал между лошадьми второй пары, и карета застыла на месте.
Картымазов рывком распахнул дверцу.
Прижатые силой инерции, на дорогу выпали два тела, и одной доли секунды было достаточно Картымазову, чтобы убедиться: Настеньки в карете нет.
Связанный Алеша, стараясь не попасть под копыта лошади, откатился в кусты к обочине. Человек в синем кафтане, падая, каким-то чудом успел обнажить саблю и, лежа, нанес удар Картымазову.
Федор Лукич стоял на подножке и, уклоняясь от удара, проворно отступил внутрь кареты. Павел вскочил и, ногой захлопнув дверцу, так что Картымазов оказался запертым в карете, ринулся к Алеше.
— Не уйдешь, змееныш! — крикнул он и занес над связанным юношей саблю.
И тут сверху на него прыгнул Егор с ножом в руке. Павел вторично проявил свою ловкость. Выпустив саблю, он перехватил руку Егора с ножом. Егор ударил противника коленом, и оба упали на землю, покатившись в борьбе за нож.
Тем временем Филипп оказался без оружия перед тремя скакавшими прямо на него врагами. Он подпрыгнул, ухватился руками за ветку, с которой только что спрыгнул Егор, и страшным ударом ног выбил из седла обоих всадников, пропустив под собой их коней.
— Вот вам за Настеньку! — крикнул он и подобрал ноги, собираясь поступить точно так же с третьим.
Но его опередил Картымазов. Он распахнул другую дверцу кареты - со стороны дороги — и ударил саблей в бок мчавшегося мимо всадника. Тот уронил оружие и соскользнул под живот коня, не доехав до висевшего на руках Филиппа. Ноги всадника застряли в стременах, и лошадь еще некоторое время тащила его по земле, пока, наконец, тело не зацепилось за корягу и, оборвав ремни стремян, конь поскакал дальше...
Все это происходило по левую сторону кареты, а по правую в это время погиб Егор.
Павел, человек в синем кафтане, оказался сильнее и проворнее.
— Филипп! — успел только слабо позвать Егор.
В шуме схватки этот зов прозвучал совсем тихо, но Филипп услышал его. Он одним прыжком перемахнул через пару лошадей, запряженных в карету.
Человек в синем кафтане вскочил на коня одного из убитых охранников, но не к нему бросился Филипп.
Он упал на колени перед Егором и, подняв его голову, позвал дрогнувшим, неожиданно мягким голосом, так не вязавшимся с его огромным сильным телом:
— Егорушка! Егорка! Очнись!
Филипп провел рукой по груди Егора, чтобы найти рану, и вдруг его рука наткнулась на твердую рукоять ножа.
Из-за кареты вылетел запыхавшийся Картымазов и с горечью крикнул:
— Насти там нет!
Филипп медленно поднес к глазам правую руку. В слабом свете луны кровь на ладони казалась черной.
— Нет? Как нет? — тихо и удивленно переспросил он. — За что же тогда... Егор?
Филипп недоговорил, осторожно опустил голову Егора на землю и посмотрел вслед быстро удаляющемуся всаднику.
— Пресвятая Богородица! — воскликнул Картымазов. — Егор убит?!
— Я сейчас, — сказал Филипп и бросился к своему тарпану.
Картымазов услышал невнятный стон и быстро обернулся.
Алеша корчился на обочине, связанный по рукам и ногам, а рот его был заткнут «грушей» — деревянным кляпом на пружине.
Картымазов бросился к Алеше, вытащил кляп и разрезал веревки.
— Бедный мальчик, — приговаривал он. — Господи, горе за горем...
Губы и десны Алеши посинели, кровоточили, он хотел что-то сказать, но не мог и только слабым жестом одеревенелой руки указывал вслед удаляющемуся всаднику.
— Что? Что?! — допытывался Картымазов. — Что ты хочешь сказать, Алешенька?
Из леса на дорогу вылетел на своем тарпане Филипп и помчался вдогонку за человеком в синем кафтане.
Алеша сделал мучительное усилие и непослушными губами прошептал:
— Остановите!.. Тот... Павел... Только он один... знает, где Настенька...
И потерял сознание.
Картымазов вскочил на ноги.
— Филипп! — закричал он изо всех сил вдогонку белому пятну. — Не убивай его! Не убивай!!!
Но Филипп был уже далеко.
Картымазов метнулся, было, к лошади, но, увидев бледного беззащитного Алешу, лежащего среди трупов без чувств, вернулся к мальчику...
Филипп догонял Павла.
С каждым скачком хрипевших лошадей расстояние сокращалось на один шаг.
Павел оглянулся и увидел, что белый призрак уже рядом. Он изо всех сил пришпоривал своего коня, но расстояние по-прежнему неумолимо сокращалось.
Филипп догнал Павла.
Теперь их лошади скакали почти рядом.
Оба всадника были безоружны, и первый сделал последнюю, отчаянную попытку спастись, изо всех сил вонзив острые шпоры в израненные бока своего коня. Конь страшно заржал, рванулся, опередив преследователя на несколько шагов, но тут же снова стал отставать.
Филипп молча протянул свою огромную окровавленную руку.
Человек в синем кафтане пригнулся и, вынув ноги из стремян, хотел на всем ходу спрыгнуть, но опоздал — рука Филиппа дотянулась до его шеи...
Филипп сжал и разжал пальцы, а потом, замедлив бег тарпана, посмотрел на безжизненную фигуру, которая еще некоторое время безвольно держалась с повисшей головой на спине лошади, а потом, как большая тряпичная кукла, соскользнула и, покатившись по дороге, застыла у обочины...
Лошадь без всадника, хрипя и роняя пену, помчалась дальше и скрылась за поворотом.