Читать интересную книгу Подводные камни - Антон Тарасов

— Заботит, отец, вот, я пришел узнать, как она, и понять, что случилось, — Андрей немного попятился назад. — Проклятый извозчик, найти бы, да наказать, как следует, на каторгу таких! И все же, где Проша? На кухне ее нет, а вы говорите, что не ходила никуда.

— А тебе все Проша, прислуга ему нужна, сделать то, другое, третье, — не унимался Павел Ильич, проглатывая от обиды и волнения слезы. — Не прислужница она тебе, не крепостная! Ты забываешься…

— Умоляю вас, Павел Ильич, не нужно этого сейчас, нижайше вас прошу о тишине, ей нужен покой, — засуетился Александр Матвеевич и привстал.

«А что, если она сейчас возьмет и скажет, в самый неподходящий для этого момент? Скажет все как на духу? Нет, я оправдаюсь, скажу, что она бредит. Точно, бредит. Душевные терзания, воспоминания о произошедшем ночью. А если все-таки укажет на меня? Конечно, укажет! Я был рядом с ней, но мне было дурно, ведь я совершенно ясно об этом сказал! Да, перебрал я вчера, не отрицаю. Впрочем, так ей и надо, подвернулась под руку в самый неподходящий момент», — Андрей про себя улыбнулся, но тотчас же спохватился и, сделав вид, что ему невыносимо больно, закрыл руками лицо.

Павел Ильич нервно мерил шагами комнату, переходя из угла в угол и поглядывая в то самое зеркало, в котором восемью часами ранее Татьяна искала глаза Андрея, но так их и не нашла.

— Может, велеть звать полицию? — предложил вдруг Андрей. — Может, удастся разыскать того извозчика?

— Исключено, совершенно исключено, — прошептал Александр Матвеевич.

— Простите, что вы сказали? — переспросил Андрей и подошел ближе.

Конечно, это была его бравада. От ощущения безнаказанности периодически накатывала радость, даже смех, хотелось рассмеяться, но Андрей сдерживался, понимая, что он может дать волю настроению где-то еще. А сейчас играть свою роль, жить ею, чтобы ни у кого не закралось даже тени сомнения в том, что он, Андрей, искренне желает разобраться в том, что случилось, желает своей любимой сестре только лучшего. Трагичное и сосредоточенное выражение лиц отца и Александра Матвеевича только подстегивало Андрея невозмутимо скрывать ненависть и изображать сострадание.

— Исключено ввиду того, что извозчика мы вряд ли отыщем, а вот огласки прибавится, — Александр Матвеевич перешел на шепот. — Я отправил Прасковью к себе за одеждой и очками и дал поручение сходить до того в аптеку за успокоительными каплями.

— Светлейший, Александр Матвеич, дорогой мой, позвольте возместить вам ваши расходы… — начал Павел Ильич, но тут же осекся.

Татьяна открыла глаза и судорожно принялась крутить головой.

— Доченька моя, — Павел Ильич бросился к ней и упал на колени. — Как ты, доченька?

Казалось, Татьяна вот-вот что-то скажет, но она лишь посмотрела на отца и расплакалась, беззвучно, едва слышно всхлипывая.

— Доченька, мы с тобой, слышишь? — Павел Ильич принялся растирать ей руки, как растирал тогда, когда она была без чувств. — Тебе надо просто лежать, беречь себя, поспать немного, и все пройдет, я обещаю тебе. Тебе хочется чего-нибудь? Только скажи, и я велю тотчас же послать.

«Видите ли, тотчас же он пошлет! Ради кого это все? Ради нее? А ради меня с чего никогда не посылал? Когда я болею, мне так хочется пирожных из кондитерской на углу, да и хорошего кавказского не помешало бы, не того дешевого, что подают в трактирах», — со злостью подумал Андрей.

Из передней послышался стук двери и шаги. Обычно Прасковья никогда не ходила через парадный вход, для этого со стороны двора была небольшая дверца, закрывавшая массивным ключом.

— Скорее, скорее, прошу вас, — Александр Матвеевич бросился к ней и буквально выхватил их рук Проши свой чемоданчик, свернутые вещи и бумажный пакетик, который она осторожно несла в руках. — Вот, голубушка, и успокаивающие капли, здоровый сон в вашем состоянии как нельзя лучше…

Татьяна закричала. Никто не ожидал от нее такого. Александр Матвеевич на ходу замолчал и замер, словно не слышал никогда, как кричат больные то ли от страха, то ли от боли, то ли от происков собственного рассудка.

Проша побледнела. Павел Ильич просто стоял в паре шагов, открыв рот и выпучив глаза. А Татьяна все кричала, лишь на мгновение, замолчав, сделав глубокий, свистящий вдох. Крик гулко отзывался где-то в потолке и в углах гостиной. Если бы Павел Ильич взглянул в окно, то разглядел бы, как редкие прохожие останавливаются, оглядываются на их окна, выходящие в переулок, и сразу же, прибавляя шаг, стремятся поскорее уйти.

Но Павел Ильич просто смотрел на дочь.

— Уйди, прочь, прочь отсюда! — Павел Ильич вдруг сообразил, что Татьяна кричит, устремив свой обезумевший взгляд на брата, который всем своим видом не выражал ни малейшего сочувствия сестре. — Убирайся! Ты что, не слышишь?

— Отец, вы…

— Прочь! — повторил Павел Ильич и, схватив за рукав, вытолкнул Андрея в переднюю.

Андрей повиновался, но внутри он смеялся безудержно. Нет, смех в такой ситуации был бы явно не к месту, он отлично это понимал. Едва Андрей скрылся из виду, Таня перестала кричать. Легкая дрожь в руках выдавала волнение Александра Матвеевича, отсчитывавшего капли из пузырька в миниатюрную фарфоровую чашечку.

— Андрюша, такое несчастье с твоей сестрой, Павел Ильич расстроен, ты бы погулял, — заискивающим шепотом произнесла в передней Проша.

— Сам знаю, не маленький! — огрызнулся Андрей, про себя вдруг решив: «Ну, я это, положим, так не оставлю. Сейчас отец, конечно, бросится фрукты да сладости ей покупать, а у меня же деньги на исходе, совершенно на исходе. Не знаю, как так получилось. Впрочем, немного еще есть. И вправду, поеду, проведаю Велицких, проветрюсь после всего этого балагана. Да, перебрал я вчера. Откуда Велицкие берут это вино, интересно? С ног сбивает, ей богу».

Андрей сбегал наверх, в комнату, спешно засобирался. В кармане весело, но с какими-то нотками безысходности позвякивали монеты. Андрей запустил руку в карман.

— И как я покажусь в обществе с такой суммой? — он присвистнул. — Как может отец так со мной поступать? Дал слабину я, раз уж собрался, надо было довести задуманное до конца!

В это же мгновение снизу, их кухни, донесся звук разбивающейся посуды. Застегиваясь на ходу, Андрей скользнул по лестнице и прошел на кухню. Проша, кряхтя, ползала по полу и собирала осколки какой-то тарелки.

— Вот куда идут отцовские деньги! Хоть всю посудную лавку скупить, так все равно перебито будет! — Андрей издевательски пожал плечами и улыбнулся.

Прасковья посмотрела на него и залилась слезами.

— Что, боишься, что отец накажет? — продолжал Андрей.

— Я сказал тебе убираться! — сзади стоял Павел Ильич, его лицо налилось кровью. — Проша, не обращай внимания на этого мерзавца. Есть у меня подозрение, что он забывается.

Павел Ильич нагнулся и поднял с пола осколок тарелки, отлетевший в коридор.

— Проша, успокойся сейчас же, не время по таким пустякам расстраиваться, — Павел Ильич повертел в руках осколок и поднял глаза на Андрея. — Чего ждешь? Беги в трактир, к Велицким или куда ты там собирался. Что стоишь? Денег от меня ждешь? Не будет тебе никаких денег. Твои проделки чуть не стоили жизни…

Он поперхнулся, очевидно, от волнения.

— Вы ничего не понимаете, отец! И не хотите понимать. И сегодня я обойдусь и без ваших денег! — Андрей медленно, маленькими шагами пятился в сторону и, наконец, рванул в коридор, чуть не задев локтем руки Павла Ильича, сжимавшие осколок тарелки.

— Как ты смеешь со мной так говорить? — спокойно, но строго спросил Павел Ильич.

Андрей ничего не ответил и даже не остановился. Было слышно, как он прошел в переднюю, как скрипнул паркет, как хлопнула дверь.

— Вот сорванец, черт побери, — выругался Павел Ильич. — Ничего, я его воспитаю, если его вообще можно воспитать. Драить палубы в Кронштадт отправлю. В лазарет прислуживать. Или в Либаву, грузить зерно. Вот посмотрит у меня, как оно достается!

— Андрюшу? — переспросила Проша.

— Ну, а кого еще? — удивился Павел Ильич.

Он уже почти не злился и изо всех сил старался стереть из памяти все только что имевшее место и сосредоточиться на главном — на дочери. Присутствие Александра Матвеевича его успокаивало. Успокаивало и то, что Андрей наконец-то куда-то ушел: беседы с сыном в последнее время тяготили Павла Ильича, причин этой тягости он, сколько ни силился, все равно понять не смог.

— Так, Проша, готовь обед, Александр Матвеич разделит трапезу с нами, у него с утра во рту ни крошки. Да, и сама немного приоденься, приберись, подашь прямо здесь.

Прасковья, сидя на четвереньках, закивала в ответ и заморгала своими бесхитростными подслеповатыми глазами.

Андрей с силой закрыл за собой дверь, поднял воротник пальто и зашагал по переулку. Навстречу ему двигался человек, походка и черты которого показались ему знакомыми. И действительно, подойдя чуть ближе, он увидел, что это Велицкий.